— Вы в своем уме?..
— Успокойтесь… — заговорил немой.
— Чудо, немой заговорил…
Странники слушали немого молча. Немой был философом и обладал знанием, а не только мнением о боге и смерти…
— У меня вопрос…
— Вот ты где… а я тебя ищу… все вопросы задаешь… я знаю, кто тебя подослал… но ничего ты не добьешься и никого не заморочишь…
— Вы, я вижу, совсем рехнулись… откуда вы можете меня знать?.. у меня от прежнего не осталось ни имени, ни лица, ни вещей… и я здесь не из опасения, что город сползет в яму… бояться мне нечего, я свое уже отжил… что?.. не слышу, что вы говорите?.. не понимаю… откуда в вас столько злости?.. должен вам сказать, что злость расцветает безумием… помню, еще мальчишкой я достался монаху, да и всем прочим… я успел понаделать кой-каких глупостей, но мне удалось получить образование… днем я преподавал историю, а ночью сочинял одноактные пьески, трагически окрашенные, и стал известным… мои пьески исполнялись и не только на сцене… меня стали называть гением… впрочем, одни говорили обо мне так, другие иначе… после публикации книги, я заметил за собой слежку и ушел из города… я поселился в пещере и стал писать свое евангелие… я писал, пока мне не помешали… — Прохожий умолк. Он сидел, опьяняясь закатом, который превращал воду в вино.
— И что же с вами случилось?..
— Однажды пещеру окружили солдаты… я вышел к ним, заговорил… держался я вкрадчиво и обольстительно, но это меня не спасло… меня арестовали и заперли в желтом доме, там я и отошел к богу, но вернулся, чтобы дописать свое евангелие…
— И вы дописали свое евангелие?..
— Нет еще… однако, мне пора…
— Куда же вы?.. ушел…
— Хотите услышать о моих бедствиях?.. правда, мне придется в своем рассказе заимствовать кое-что из книг, чтобы моя история звучала возвышено и правдоподобно…
— Не тяни, рассказывай… только не повторяйся… нет нужды тебе повторяться, а нам слушать то, что уже известно…
— Итак, я обычный служащий, хотя мог бы быть кем угодно, даже богом… дожив до возраста философа, я умер и направился в ад… по дороге туда все шло благополучно, что же касается возвращения, то оно напоминало кошмар… нет, ничего страшного со мной не случилось… я наткнулся на пастуха… я увидел его в окружении коз… козы с любопытством вытягивали шеи, блеяли, собака лаяла… стоял жуткий гвалт… и над всем этим возвышался пастух… зрелище доставило мне немалое удивление… пастух был молод, строен, его рыжие кудри свивались на затылке как у цветка гиацинта… все в нем казалось каким-то изменчивым и неуловимым… речь его вместе с полезным содержала и горечь, но я был счастлив, слушая его… иногда он пел песни сирен, изукрашенные ложью поэзии… его песни совращали женщин и предавали их во власть заблуждения… однажды, слушая пастуха, я заснул и очнулся в незнакомом месте… вспоминая все пережитое там, я и теперь содрогаюсь от страха и ужаса… не знаю, кто послал мне этот сон, и за что?.. и был ли это сон или явь, соединившая меня с мертвецами против моей воли… очнулся я в пещере обросший рыжей щетиной и страшно худой… рядом со мной лежал незнакомец… на вид он показался мне приветливым и беззлобным… «Что, очнулся, и чувствуешь себя так, как будто вернулся из долгого путешествия?..» — заговорил незнакомец и уставился на меня, а я на него… я узнал в незнакомце себя… я не мог понять, как такое возможно… заметив мое замешательство, незнакомец поспешил прийти мне на помощь… он рассказал, что уже несколько лет как ведет здесь философский образ жизни, питаясь манной небесной и мальвой, которые произрастают на подземных полях и служат пищей умершим… в беседе мы провели ночь, из которой я узнал свою загробную судьбы… увы, к сожалению, мне пришлось вернуться в город, где меня уже успели оплакать и забыть… я нашел свое тело и, приникнув к нему, соединился с ним… услышав слова, шедшие из глубины души, и поняв, что меня отпевают, я пролил слезы, чем вернул себе духовные и телесные силы, и привстал, озираясь и задавая вопрос за вопросом присутствующим… так закончилась моя одиссея по тому свету… я очнулся целый и невредимый, но окоченевший от холода и оцепенения… я снова стал жить в этих мрачных каменных урочищах… таким мне виделся город, но сам я оставался невидимым, пока не случилось то, что случилось… мое тело оказалось нежизнеспособным и бессильным жить, однако после отделения души от тела и совершения заупокойных служб на третий, девятый и сороковой день, я продолжал жить и наблюдать за тем, что происходило вокруг… как-то ночью я встал и пошел, сам не зная, куда иду… свернув за угол, я наткнулся на соседку… выглядела она прекрасно… никакие литературные ухищрения не покажутся излишними или чрезмерными в описании ее красоты… женщина замерла, увидев меня в узоре теней и пятен… и я замер, почувствовав благоухание ее живой плоти… потом несмело обнял ее… я не склонен был к наслаждениям и никогда не умел использовать время и обстоятельства… в каком-то любовном безумии мы провели ночь… не знаю, может быть, это был не я, а мой двойник, который говорил моим голосом, заметно волнуясь и заикаясь?.. речь женщины была непринужденной и плавной… женщина так подбирала слова, что они приличествовали какому угодно содержанию, но, ни чересчур вольному, ни слишком связному… — прохожий умолк.
— Люди верят всему, что им говорят, но не слово было в начале, а событие, а затем уже словесный рассказ о событии, удивляющий историков, заставляющий их сомневаться…
— Ну, не знаю… если бы даже ничего не произошло, об этом все равно говорили бы так, как будто это произошло…
— Если вы позволите, я продолжу… утром я встал на ноги и вместо радости поверг всех в ужас, вместо спокойствия посеял смятение… увидев меня, народ разбежался кто куда… я стоял и размышлял: «Мне нет никакой нужды оставаться здесь и терзать себе сердце воспоминаниями… столько страшного я здесь пережил… и нет у меня здесь никого, на кого бы я мог обратить свой взгляд, кому бы я мог раскрыть печаль моего сердца и получить утешение… никого, кроме родственников жены, которых нужно скорее опасаться… впрочем, все мы люди… и подвержены злу… так что лучше мне стать изгнанником…» — Накинув на плечи плащ, я вышел из дома и пошел… я шел и размышлял о своем, поверяя мысли и чувства ветру… несколько лет я скрывался в пещерах, расселинах и подземных лабиринтах, имеющих вид норы… как-то меня выследили собаки судьи… они были похожи на волков… ночь я провел в дупле вяза и мне было видение: явился отец, угрюмый и печальный… сказав несколько слов, он ушел своим путем… не раз он уже являлся и предупреждал меня о несчастьях… что заслуживаем мы, то и получаем от того, кто справедливо взвешивает наши дела… утром погода испортилась, то там, то здесь возникали смерчи, поднимая до неба столбы пыли, вырывая с корнем деревья… смерч унес меня от собак… очнулся я от криков и нестройного плача провожающих меня в том же гробу…
— Не доверяю я поэтам, все, что они говорят — все это обычная ложь… — сказал пожилой прохожий, и сказал он это со стоном из глубины сердца, после чего последовал рассказ о его собственных бедствиях. Люди слушали его и плакали, горевали вместе с ним…
Закончив историю своих бедствий, пожилой прохожий встал.
— Куда ты собираешься идти?.. — спросил артист.
— Туда… — сказал пожилой прохожий и рукой указал куда-то в темноту.
— Этой дорогой люди не ходят… это место спуска мертвых в преисподнюю…
— Я тебе не верю… — сказал пожилой прохожий с дрожью в голосе, озираясь.
Пещера производила впечатление благодаря сложным сплетениям стен и сводов, недоступных для зрения, в которых угадывались разные фигуры и образы.
— Старик, почему ты озираешься?.. боишься смерти?..
— Люди боятся не смерти, а неизвестности…
— Вот вы философ, скажите, зачем богу нужны люди?..
— Люди появились не случайно и не наудачу, как и весь космос… он является осуществлением замысла бога… я думаю, что вы поступаете весьма необдуманно, видя во всем, что описал немой в своем евангелие, лишь измышления, хотя, вполне возможно, что кое-что он присочинил от себя… подумайте об этом…
