— И преисподнюю не посещали?..
— Нет, не посещал…
— А я посещал…
— И что вы там видели?..
— Все, что говорят о преисподней — это лишь домыслы, очень красочные и почти правдивые… пламя там не жжет, расплавленный свинец напоминает прохладную воду и пытки, на самом деле, лишь имитация…
— Расскажите…
— Сначала я попал в рай, а потом в ад, блуждал и кружил там… и вернулся, ни в чем не став лучше… — старик в очках принужденно рассмеялся. Смех сделал его лицо жалким и глупым. — Это мне дар от бога, которого я не могу ни обнять, ни отстраниться от его объятий…
— Бог все делает так, чтобы его боялись…
— Он видит мои слезы, и где он?.. и кто приведет меня к нему?..
— Бог на небесах, а ты на земле…
— Рассказывай, что было дальше?.. эй, ты где?..
— Исчез поэт… да и был ли он?..
— Я здесь…
— Ага, вернулся, чтобы закончить свою историю…
— Я не он… я другой…
— Ты поэт?..
— Не знаю, можно ли называть меня поэтом… я писал анонимные эпиграммы на мэра, пока кто-то не донес на меня… мне пришлось бежать… какое-то время я жил в пещере на Лысой горе, потом нашел себе женщину… двоим легче, чем одному… одному как согреться?.. жизнь — это сон, в котором сновидения лишены смысла… и рождаемся мы, чтобы умереть… жизнь тягостна, а смерть освобождает нас… всего навидался я в этой жизни и к пятидесяти годам мечтал лишь об одном: увидеть того, в существовании которого я никогда не сомневался… и я отправился в странствие… где я только не был…
— Живем мы в одном месте, а защитника ищем где-то еще, который, к тому же, не желает ни слышать нас, ни видеть…
— Ну вот, наконец, и вы высказались… а вы, почему молчите?..
— Не знаю, что сказать…
— И в судный день вы предстанете перед богом в его чертогах, не имея, что сказать?..
— Не знаю, доживу ли я до судного дня… я уже несколько раз умирал и воскресал, ускользал от смерти и от гроба, в который вместо меня клали икону… и с тех пор даже в сон не впадаю, боюсь заснуть, хотя и знаю, что во сне все ложь, а опасности сомнительны…
— А где поэт?.. и он исчез…
— Какой он поэт… он писал пасквили… он выдавал себя за того, кем никогда не был…
— Вы знали его?..
— Вместе с ним я побывал и в преисподней, и в чертогах бога, как говорят поэты… кстати, я составил небольшое сочинение на этот счет… я сирота, воспитывало меня государство… а всему остальному научила жизнь… не было во мне ни величия бога, ни блеска, ничего примечательного… люди смотрели на меня и не удивлялись, но стихи мои были достойны удивления… в поэзии я был богом… от меня люди узнавали и о себе, и о своем спасении… я представлялся им богом, хотя самого себя я называл червем… люди говорили, что это я проклял город в своих речениях… правда, день гнева и отмщения, когда начнутся сбываться предсказания, я не назвал… никому, кроме бога этот день неизвестен… он будет отмечен знамениями и чудесами… ослабев от страха и ожидания, люди почувствуют, как земля затрепещет под ними, и распутный город исчезнет на дне ямы погибели, а люди будут подняты на небо, но не все, а только те, кому это было обещано… одни сделаются мучениками, разрешившись от тела, а другие станут ангелами и будут пребывать с богом…
— Как я понимаю, это всего лишь риторическое преувеличение…
— А что будет с теми, кто по своему неверию сомневался и соблазнялся?..
— Об этом я умолчу… по крайней мере, не на них бог направит свое внимание, а на обстоятельства бедствия… я видел величественную и страшную картину смерти… дома беспорядочно двигались с места на место… ни за что бы я этому не поверил, если бы сам этого не наблюдал… люди, что остались в живых, не все погибли, пребывали в унынии и отчаянии… они ходили с цветами в руках и часто их нюхали, так как воздух был заражен запахами, исходившими от разлагающихся трупов… мертвых было столько, что страшно было даже слышать об этом… многие умирали без свидетелей, без свечей и молитв… не проливались слезы, не исполнялись скорбные плачи… живые бежали и прятались в горах, надеялись, что смерть не найдет их… но отвлекусь от зрелища бедствий, способных смутить вас…
— Мир дал столько трещин, готов расколоться, а вы занимаетесь разговорами, от которых нет никакой пользы…
— Польза есть всегда… даже от молчания…
— Что вы все пишите?..
— Пишу… записываю ваши истории…
— Прошлой ночью я жил на птичьем острове… лежал и вбираю в себя шум моря и разговоры птиц… и сам я был птицей… в детстве я летал в этой безбрежности… и боялся упасть, запутавшись в проводах…
— К чему вы это говорите?..
— Сам не знаю…
Из складок темноты, как из кулис, вышел поэт.
— Боже, что с вами случилось?.. одежда на вас растерзана, тело все в шрамах…
— На меня напали бродячие собаки… но бог меня спас… послал женщину… она нашла меня в миртовых зарослях в предсмертных муках и не бросила, а улеглась рядом… ночью разразилась гроза и мы перебрались в дупло вяза… поток грязи устремился с горы вниз, волоча камни, пошатнул он и дерево… вяз склонился над потоком, корни его обнажились… вяз лишился опоры и вода увлекла его за собой… — Поэт рассказывал свою историю, закрыв глаза. О женщине он говорил путанно. В детстве у него была с ней любовная связь, длившаяся несколько дней, из которой он извлек, что в своей сущности женщины не такие, какими они представляются. С этой женщиной поэт спустился в ад, который он описал, не жалея красок. Все возможные пытки и казни были нагромождены там друг на друга. Непостижимым образом поэту удалось покинуть ад, чтобы снова стать смертным, исправить свою жизнь и очутиться в раю, но, увидев далеко не привлекательную картину давки у входа в рай, он остановился в оцепенении…
— Вы так и не сказали, что с вами случилось?..
— Наверное, на него напали собаки судьи… — сказал писатель.
Воображение нарисовало писателю вызывающую содрогание картину смерти судьи, когда сбесившиеся собаки оказались на воле и творили свое жуткое дело. Он как бы наблюдал со стороны, испытывая не страх, а какой-то благоговейный ужас, когда изодранные в клочья части тела судьи снова и снова собирались в нечто бесформенное, и это существо, не обладающее обликом, пыталось одолеть собачье бешенство.
— Что-то я слышал об этой историю… может быть, и не без основания собаки сожрали судью… столько он всего натворил…
— И бог все это увидел и вмешался…
— Иногда мне кажется, что бог нарочно где-то прячется… — сказал артист и, схватив поэта за плечи, стал его трясти.
— Что ты делаешь?..
— Он попросил меня не дать ему заснуть… мне кажется, он умирает… надо отогнать от него сон, оцепенение…
— Но я не вижу на его лице теней смерти… вижу только удивление…
— Ну, хорошо, пусть умирает… ты меня уговорил… — Артист встал и выглянул из пещеры. — Какое спокойствие вокруг… не слышно ни звука, даже цикады умолкли… и на море штиль…
— Артист, ты прав… поэт умирает… он говорит, что погружается в темноту, как в воду… и уже не ощущает себя в этом погружении…
— Не понимаю, о чем он говорит?..
— О смерти… — сказал кто-то.
Писатель и артист обернулись. Голос исходил из темноты.
Артист осторожно выразил удивление, спросил:
— Мы встречались?..
— И я даже заплатил за эту встречу собственной жизнью… можно сказать, принес себя в жертву…
Незнакомец вышел из темноты и подошел к артисту. Казалось, они готовы были наброситься друг на друга. Однако этого не произошло…
День погас, и все сущее погрузилось во мрак.
Воцарилась ночь со всем, что ей принадлежит…
И снова вернулся день.
Все уходит и возвращается. Так же и мы воскреснем для последнего суда, какими мы жили, такими и предстанем…
* * *
Писатель выполз из расселины, в которой укрывался, и увидел за оградой сад цветущих деревьев, разливающих сладостный запах, который можно было пить, как вино.
