— Он писатель… мифическая личность…
— Когда-то и я играл словами, витийствовал и собирал вокруг себя зрителей, даже заслужил изваяние из железа… я думал, что подражаю богу… и что?.. наплодил столько видимостей, что в них утонула действительность…
— И кто вы теперь?..
— Я странствующий лицедей, показываю свои фокусы там, где их способны оценить и за них заплатить… я как иллюстрация двойственности природы человека… сотворены мы богом, но манипулирует нами дьявол…
— Мне кажется, этот жонглер зримое воплощение беса… в своих одноактных пьесках он все смешивает: добро и зло, слова и жесты… он рыдает и смеется над несчастьями людей, приносит им облегчение… и даже позволяет себе показывать призраков каким-либо способом…
— У всех свои слабости… у этого человека дар кривляться, ходить на руках, витийствовать, вызывать возбуждение и веселить как обычных зрителей, так и глядящих с неба…
— А у вас какой дар?..
— Бог обделил меня дарами…
— Странно, писатель плачет, наверное, эти бездомные разбередили его старые раны… а теперь он целуется со скрипачом…
— Поцелуй на языке жестов — это символ равенства людей определенного круга…
Писатель записывал историю человека со скрипкой, когда из-за поворота дороги вышли бледные люди.
— Эй, господа несчастные… — заговорил артист. — Оставь печаль и слезы, вы теперь наши гости… правда, в обмен на историю… расскажите, в чем ваша беда?..
— Мы евреи…
— Это о вас сказано: они не узнали бога…
— Потому бог посмеялся над нами…
— Ну, посмеялся… и что?.. куда вы идете?..
— Мы идем в город… идем и сомневаемся… говорят, исполнилось проклятие и город погиб, а у меня там семья, дети…
— Все это слухи, которые, возможно, власти сами распускают, чтобы избавиться от лишних людей…
— Вы, думаете, у города есть надежда на спасение?..
— Надежда осталась на дне ящика Пандоры… — сказал философ.
— Однако голос у тебя как у сирены и даже слаще… спой что-нибудь… — попросил артист.
Еврей принял позу и запел. Он пел, помогая себе жестами и мимикой. Словами песни еврей рассказал историю о любовных страстях женщины и мужчины, как, сбросив одежду, нагими телами любовники прильнули животом к животу, бедрами к бедрам. Они словно срослись. Любовь лишила их стыда.
Не все еврей рассказал, что-то скрыл, не выговорил до конца, лишь рассыпал намеки, где-то позволил себе заменить ответ вопросом. Он пел о прелестях женщины, об ее нраве. Он пел и менялся. Он то приобретал черты изящного грека, то сдержанного немца, то величавого жителя востока.
Женщина из истории еврея жила шумной и праздной жизнью, жадно пила из чаши наслаждений, правда, надо сказать, наслаждения были не самого высокого качества. Измена мужа принудила ее стать преступницей. Она убила мужа и бежала в пустыню, чтобы жить в полном уединении, но ее выследили и арестовали. Из пустыни она попала в тюрьму, а из тюрьмы в сумасшедший дом, но пробыла она там не долго, переселилась на небо.
— В любовных делах слаще бывает мечта, чем воплощение мечты… — сказал философ.
— Унылую ночь ты от нас отогнал своим пением… как звали эту женщину?.. — спросил писатель.
— Имя ее?.. зачем вам его знать?..
— Смутная история и сочинена смутным автором, но, надо признать, что пел ты вдохновенно и откровенно… — заговорил артист. — Таких историй тысячи… когда-то я тоже был пленником страсти и много чего претерпел, пока не прозрел… я очистился от всех желаний и стал нищим…
— Что тут скажешь?.. — еврей снял шляпу. — Может быть, вы меня чем-нибудь одарите?..
— Постыдитесь, вы же интеллигентный человек, артист… впрочем, у вас есть возможность получить роль в моем театре…
— Вы, по всей видимости, гений… не смею утверждать, но я вам не подхожу… я человек маленький… — Еврей потер шишку на лбу.
— Что вы все трете лоб?..
— Мне кажется, что у меня рог растет прямо из середины лба… назовите его рогом изобилия, или избавления, мне все равно…
— Странный вы человек… на людях я самого себя изображаю обычно лишенным изъянов и пользующимся известностью, признанием… по правде сказать, славу я получил через брачные узы… жены меня ославили… а вы женаты?..
— Я был женат…
— И что случилось с вашей женой?..
— Она ушла и не вернулась… тело ее искали, но не нашли… она исчезла, растворилась в воздухе, но иногда она приходит ко мне невидимой, чтобы взглянуть на меня спящего и получить наслаждение… — Еврей утер слезы.
— Он, мне кажется, не столько евреем и преступником, сколько бедным и несчастным человеком…
— Однако голос у него восхитительный…
— У моей жены был такой же голос… прошлой ночью она мне снилась… я увидел ее и пошел к ней, но не дошел, ноги задрожали, ум помутился… я испугался, что не смогу вернуться…
— И в аду есть жизнь, но холодная и призрачная…
— Вы так говорите, как будто были там…
— Где я только не был… был и в горах, и в пустыне, песок меня там душил, а солнце превращало тело в дрова… был я и в тюрьме, откуда переселился в сумасшедший дом, а потом на западные острова… о них писал поэт, называя их островами блаженных… побывал я и в монастыре и вышел оттуда под другим именем… — артист взглянул на еврея, который выглядел растерянным и смущенным, потом перевел взгляд на спящего философа. — Странно, философ заснул… ему наши истории и смущения не интересны… а ты что насупился?.. наверное, замышляешь что-то?.. — спросил артист еврея.
— Я думаю о жене и детях… — на глазах еврея опять блеснули слезы.
— Женщины коварны, злорадны и мстят изобретательно… философ, ты спишь?.. проснись…
— Я не сплю… я пытаюсь понять весь этот ваш словесный вздор… впрочем, лучше выкинуть все это из головы…
— Скажи, что тут вздорного?..
— Боже мой, так вы философ?..
— Да, а что?..
— Как вы думаете, зачем бог шатром простер небо со светилами, воздвигнул на водах твердь и призвал человека из небытия?..
Философ говорил уместно и возвышенно о жизни и смерти, описывал себя как соучастника устроения мира, сотрудника бога, и чертил на песке линии, круги и извивы.
— Не понимаю, о чем он говорит?.. он играет словами, как будто совершает некий словесный обряд…
— Он философ, но и ему не чужда стихия героического и трагического…
— Я тоже могу так говорить…
— Вы философ?..
— Я?.. нет… а он на самом деле философ?..
— Во всяком случае, выглядит он как философ…
— Да, видно, что он уважает себя… такой человек не потеряет лицо даже в лохмотьях…
— Вы его знаете?..
— Отчасти… когда-то он был моим учителем…
— Вы тоже философ?..
— Нет, я писатель…
— Я тоже пишу, теперь все пишут, даже женщины…
— Расскажите, о чем вы пишете?..
— Что-то я знаю, отчасти пророчествую, открываю истины, если люди еще способны что-то понимать и принимать мои слова всерьез…
— Говорят, в своих скитаниях вы заглянули во все темные углы… и даже в мрачные бездны преисподней, уподобившись богу, победителю ада, насколько это возможно…
— А что такое ад?..
— Это некое мрачное место…
— Так мы уже в аду?.. — сонно потягиваясь, спросил старик, худой, похожий на призрака.
— А где же еще?.. вы, я смотрю, тоже жертва любви… пострадали от женщины?..
— Она пыталась отравить меня со зла, а может быть из ревности или из зависти… впрочем, даже если бы я сидел, запершись в своих четырех стенах и ничего не делал, рано или поздно, я все равно очутился бы в аду… я уступил ее полным обмана советам, на словах таким выгодным, а на деле оказавшимися преступными… не знаю, чем я вызывал ее ненависть… по ее милости я превратился в угрюмого, рехнувшегося старика, у которого ум за разум зашел… женщин я избегал… я знал только муз… и жил, радуясь и вместе с тем страдая… человек рожден для страданий… мне было уже за пятьдесят, когда я познакомился с женщиной и благодаря ее скандальной славе стал известным толпе, как безбожный и проклятый поэт, привыкший за деньги служить всем наподобие шлюхи… она сошлась с моим хромым секретарем… общаясь с ним, она и сама стала припадать на одну ногу… я не желал себе лишнего счастья… хорошее портится ненужным… я не тратил свое время на оказание благодеяний неблагодарным, на сочувствие и выражение дружеских чувств по отношению к близким и прочим, полным коварства и подлости (все это случайно и, кстати, вдруг открылось мне), которых я раздражал одним своим видом… я был одинок, жил как бог, далеко от всех… и все же я познал власть обстоятельств над собой и получил как подарок смерть, которая заткнула мне рот, заставила замолчать, и не дышать… — Слезы выступили на глазах старика.
