— А я и есть с пожара, — согласился Вязгин. — Вон, полюбуйтесь.

Он показал рукой, и Ника обернулась. Над ломаной линией горизонта поднимался столб черного дыма.

— Ого, — сказала Ника. — Что горит?

— Заправка. На Крошне. Полагаю, ее подожгли в процессе Игры.

— Почему?

— Вот, — Вязгин протянул ей листок из блокнота с нарисованным от руки глифом.

— Асфальт, бензин, спички, — тоном искусствоведа пояснил он. — Но что-то они не рассчитали. Загорелась колонка, потом — подземные цистерны. Два трупа. Один сгоревший мотоцикл.

— Мотоцикл, говорите… — задумчиво повторила Ника, разглядывая глиф. А он неплохо рисует, подумала она, и сказала: — Есть у меня одна зацепка насчет мотоциклов. Точнее даже, не у меня, а у Ромчика.

— Потом, — отмахнулся Вязгин. — Я не это хотел вам показать. Пойдемте, здесь недалеко.

Ника свистнула Пирату, который все-таки решился отойти на пару шагов по своим делам, и последовала за Владом. Они прошли сквозь сквер, пересекли пустую улицу, свернули за угол.

— Вот. Полюбуйтесь. Все оказалось куда серьезней, чем мы предполагали.

Она сначала не поняла, чем именно ей предлагают полюбоваться — а потом подняла взгляд. Вот так вот, да? Лихо…

Над их головами висел билборд. Совершенно обычный, заурядный билборд. Только вместо рекламы на нем был глиф и надпись.

Этот же самый глиф (точнее, его упрощенная копия) был начертан мелом на мокром асфальте прямо под билбордом.

 Пока Ника и Вязгин созерцали билборд, к меловому рисунку подбежали две девочки лет двенадцати и молча, без приличествующих споров и визгов, начали играть в «классики». У Вязгина вытянулось лицо. Ника обалдело переводила взгляд с билборда на детей и обратно.

— Чертовщина какая-то, — только и смогла сказать она.

1

Место было странное. Это Марина почувствовала сразу, даже не прикасаясь к кварцу. Когда-то давно, вскоре после знакомства с Анжелой, все еще продолжавшая встречаться с бывалым туристом Чекмаревым Марина объездила пол-области, разыскивая необычные места — источники Силы, как их называла Анжела. Это могло быть слияние двух рек или поляна с одиноким булыжником в центре, или старый, в три обхвата, дуб, или заброшенное кладбище… Кристалл кварца, подаренный Анжелой, в таких местах становился теплым, как будто оживал.

Здесь, в лагере байкеров, он засветился.

Конечно, это мог быть просто отблеск от костра, как подумал бы любой скептик-маловер. Но Марине не надо было думать: она чувствовала, что с этим местом неладно. С самого начала чувствовала. С первой минуты.

И ведь она понятия не имела, куда ее привезли.

После кошмара на заправке — ей пришлось в буквальном смысле слова ползать на коленях, рисуя мелом на асфальте малую печать Соломона под надзором двух байкеров, а потом один из них взял канистру и повторил ее рисунок тонкой струйкой бензина — Марину чуть не стошнило от вони — а второй, главный, достал зажигалку, настоящую «Зиппо», и картинно, как в американских фильмах, щелкнул крышечкой, но тут выскочил охранник в сизом камуфляже, с рацией в одной руке и дубинкой в другой, и первый байкер ударил его канистрой, но не вырубил, и они принялись драться, а второй смотрел на это, не вмешиваясь, а затем крутанул колесико зажигалки и бросил ее в бензиновую лужу. Полыхнуло страшно, до самого неба, охранник заверещал, как баба, и бросился наутек, а байкер, оказавшийся в центре огненного круга, дико ухмыльнулся, вскинул канистру над головой и вылил остатки бензина себе на голову… Тут у Марины помутилось в глазах, и пришла в себя она уже на заднем сиденье мотоцикла, мотор ревел, в лицо дул ледяной ветер, сзади что-то взрывалось, и в зеркалах плясали огненные сполохи, а она обхватывала руками мощный торс байкера, вжимаясь в обтянутую кожанкой спину. Пахло от него потом, гарью и бензином. Пахло мужиком.

Главного байкера звали Шаманом.

Он увез Марину на ревущем монстре подальше от взорванной заправки, через холод и тьму, по мокрым и темным улицам, вон из города, по проселочным дорогам, мимо заборов и гаражей, складов и цехов, сквозь промзону и частный сектор — в лагерь, где был костер, было тепло, и было много очень тихих, молчаливых людей.

Там он и представился. Шаман. Кличка это или должность — в любом случае, имя ему подходило идеально. Разглядеть его ночью Марина толком не смогла, но в повадках байкера было что-то именно от шамана. Железобетонная уверенность в своих поступках — и легкий налет безумия. Не от мира сего…

Он заставил ее выпить водки из алюминиевой кружки и выдал спальный мешок. Последнее, что Марина запомнила — как с отвращением выбрасывала из спальника использованный презерватив. Потом ее не стало. Тело, наверное, еще совершало какие-то движения на автопилоте (например, сходило в кустики перед сном, и расшнуровало обувь), но истерзанная душа Марины покинула бренную оболочку, пообещав вернуться утром.

И вернулась. Пробуждение получилось болезненным. И скорее даже в моральном плане, чем в физическом. То, что должно было поблекнуть дурным сном — по сути, весь вчерашний день, и особенно ночь — осталось в памяти таким четким, будто произошло только что. Она даже не знала, как звали сгоревшего байкера. Но его ухмылка… и брызги льющегося на голову бензина… От всего этого Марину пробирала дрожь.

Впрочем, не только от этого.

Она полностью потерялась в пространстве и времени. Не знала, где она, и сколько времени проспала. Выбравшись из вонючего спальника, Марина очутилась в пустой палатке, чуть покосившейся и заваленной картонными коробками. В одной из них, открытой, лежали консервы. На четвереньках Марина добралась до клапана и расстегнула молнию.

Снаружи стоял туман. Он сразу прилип к коже холодной испариной, и тут Марина поняла: с этим местом что-то не так.

Звуки. Вот оно. Звуки тут… странные. Слишком тихо. Слишком мало. И — не в такт. Полный рассинхрон звуков и событий, их причиняющих. Говорят, такое бывает в горах, где эхо шутит, но здесь-то никаких гор отродясь не водилось…

Само по себе место лагеря было вполне прозаическим. То ли свалка, то ли сильно захламленный пустырь возле железнодорожного переезда. Ржавые рельсы, шпалы в мазуте. Осклизлая от тумана вышка линии электропередач, на фарфоровых предохранителях провисли толстые провода в мельчайших капельках росы. Бетонные кольца, метра полтора в диаметре. Полусгнившая деревянная катушка для кабеля, без кабеля, разумеется, спасибо охотникам за цветным металлом. Наглухо заколоченная будка с черепом, костями и молниями, «Не влезай — убьет!». Марсианских размеров и вида бурьян, превратившийся за зиму в сухостой выше человеческого роста. Старые автомобильные покрышки, сложенные в пирамиду. Несколько кострищ. И среди всего этого — палатки, хибары, хижины, навесы и просто брошенные на мокрую землю спальники и карематы. И люди. Много людей.

Люди тоже были странные. Слишком тихие для такого места. Прошлым летом Белкин вытащил Марину на слет байкеров, и самыми яркими впечатлениями для нее стали шум моторов, смрад паленой резины, зубодробительный грохот музыки и писк полуголых девиц, участвовавших в невыносимо пошлом конкурсе — ну этом, с сосисками и горчицей.