– Вот он, это дерьмо!..
Ньют! Ньют!.. Тал мысленно вопит, отбиваясь кулаками и острыми каблуками от их просунутых в щель пальцев. Они отдергивают руки. Дверь захлопывается. Начинается подъем. Тал останавливает лифт двумя этажами ниже своего, чтобы отвлечь преследователей, ждет, пока двери откроются и закроются снова, а затем едет на один этаж выше своего.
Ньют осторожно спускается по лестнице, до блеска отполированной тысячью человеческих ног и воняющей мочой даже в пору засухи. А нарастающий гул голосов все слышнее и слышнее. Тал осторожно сворачивает за угол. Соседи ньюта столпились у открытой двери Мамы Бхарат. Тал спускается вниз. Все говорят одновременно, жестикулируют, некоторые женщины с ужасом прижимают края дупатт ко рту. Другие кланяются и раскачиваются, изображая глубокое горе. Сквозь женское бормотание и причитания слышны мужские голоса. Отдельные фразы и слова… Да, члены семьи уже собираются, сейчас кто-то из них приедет… Как они могли оставить старую женщину здесь одну?.. Какой позор! Позор! Полиция их найдет!..
Еще один шаг.
Разбитая дверь в квартиру Мамы Бхарат валяется на полу. Поверх голов возмущенных мужчин Тал видит разгромленную комнату. Стены, окна, изображения богов и аватар – все изуродовано огромными дырами. Ньют с ужасом смотрит на странные отверстия, не желая ничего понимать. Следы от пуль… Но он слишком долго смотрит. Раздается вопль:
– Вот он!..
Голос соседа, Пасвана. Толпа расступается, позволяя обвиняющему пальцу Пасвана упереться прямо в цель. Все головы поворачиваются в сторону Тала. Ноги людей в крови. В яркой, свежей, красной, еще полной жизни и кислорода, но уже притягивающей мух. Мухи мельтешат в комнате. Мухи мельтешат и в голове Тала.
Тал вспоминает слова Транх: теперь от тебя можно отделаться.
Ноги в свежей густой крови.
Они все еще в здании. Ньют поворачивается и бежит.
– Вот он, чудовище!.. – ревет Пасван.
Соседи Тала подхватывают крик. Всеобщий вопль страшным эхом разносится по лестничным пролетам. Тал хватается за перила, бежит, перескакивая через несколько ступенек. У ньюта стонет все тело. Оно ноет и шепчет Талу, что силы на исходе и что нового их притока уже не будет. Но Мама Бхарат мертва. Мама Бхарат убита, и этим июльским утром, когда первые лучи солнца пробираются по стенам подъезда вниз от грязного купола, вся ненависть, все презрение, весь страх, весь гнев Бхарата направлены на одного ньюта, мчащегося по бетонной лестнице. Соседи, люди, рядом с которыми ньют так спокойно прожил несколько последних месяцев, хотят разорвать Тала собственными руками.
Тал пробегает мимо двух мужчин на площадке восьмого этажа. Какое-то воспоминание… Ньют оборачивается. Они молоды и стройны, одеты в широкие штаны и белые рубахи – форму «Молодежи Бхарата», но в их внешности Тал успевает заметить что-то явно неуместное. Нечто, что делает их чужими в Белом форте. Их взгляды встречаются. И Тал вспоминает, где видел этих людей раньше. Тогда на них были пиджаки, великолепные пиджаки темного цвета. Они прошли мимо него на площадке, когда Мама Бхарат выносила мусор, а ньют танцующей походкой проносился мимо, послав им воздушный поцелуй. Он так радовался – и надеялся, что все унижения и одиночество скоро закончатся. Тогда они оглянулись, так же, как оглядывается сейчас Тал.
Хороший разработчик никогда не забывает подробностей.
Теперь от тебя можно отделаться.
Всего одно мгновение потребовалось незнакомцам на то, чтобы понять свою ошибку. За это время Тал успевает пробежать полтора лестничных пролета. Но в отличие от ньюта они – настоящие мужчины, молоды, прекрасно тренированы, не носят неуклюжей супермодной обуви и совсем еще не устали от бега.
– С дороги!.. – кричит Тал, врезаясь в процессию девушек, которые спускаются с верхних этажей с пластиковыми бутылями для воды на головах.
Ньюту надо куда-нибудь выбраться. Белый форт – ловушка, огромная бетонная машина смерти. Ньюту необходимо выбежать отсюда… Смешаться с толпой, смешаться с людьми. Они защитят тебя своими телами.
Тал поворачивает на следующей площадке, распахивает дверь и выбегает на террасу, расположенную под открытым небом.
Архитекторы Дилджит Раны в основном принадлежали к числу неолекорбюзианцев.[31] Они задумывали Белый форт как «деревню в небе» и потому включили в план широкие, залитые солнцем террасы, предназначенные для городского садоводства. Однако за время засухи и водопроводного кризиса большинство грядок на упомянутых террасах либо превратились в застойные скопления грязи и пыли, либо стали местом заботливого выращивания «травки», на что часто тратились последние капли драгоценной влаги. Одичавшие козы, которых отделяют пять поколений от их одомашненных и прирученных к городским условиям предков, пощипывают что-то на свалках мусора и на иссушенных солнцем огородиках. Они прекрасно удерживаются на бетонных карнизах и металлических ограждениях Белого форта, как их предки – на отвесных склонах гор. Роботы-охранники пытаются избавляться от них с помощью высоковольтных пушек. Но у коз развилось особое пристрастие к изоляции, которую они часто объедают.
Тал бежит. Козы смотрят на ньюта, задумчиво пожевывая. Матери хватают своих детей, убирая их с дороги обезумевшего извращенца. Старики, которые курят дешевые сигареты и разгадывают кроссворды под первыми лучами утреннего солнца, провожают Тала кивком головы. Им нравится движение, любое движение. Молодые люди, праздно прохаживающиеся по террасам, что-то кричат вслед и улюлюкают.
Химический выброс энергии в теле ньюта понижает свой уровень. Да и конституция Тала совсем не приспособлена для бега. Тал бросает взгляд через плечо, замечает в руках преследователей оружие. Черные пистолеты. И это сразу же все меняет на садовых террасах Белого форта. Женщины поспешно уводят детей. Старики прячутся. Молодые люди тоже куда-то мгновенно испаряются.
– Помогите!.. – кричит Тал.
Ньют хватает ведра, корзины, кучи бумаг – все, что способно хотя бы на секунду задержать преследователей, – и бросает назад. Сари, дхоти, лунги – дневная стирка многих семейств развешена на бесчисленных бельевых веревках вдоль террас. Тал ныряет под дхоби, с которых еще капает вода, и ударом руки выбивает стойки, удерживающие белье. Ньют слышит смачные ругательства, оглядывается и видит преследователей, запутавшихся в мокром зеленом сари. Убежище уже близко – служебный лифт в самом конце террасы. Туда заходит группа школьников. Тал успевает проскользнуть в закрывающиеся дверцы, пробежав мимо дрожащей учительницы. Лифт дергается и начинает опускаться. Ньют слышит голоса, поднимает голову и видит обоих подонков. Они перевешиваются через перила, прячут пистолеты. Стоя в толпе маленьких черноглазых школьниц в красивой чистенькой форме, Тал машет им рукой.
Час пик… Солнце заливает узкие ущелья улиц Варанаси обжигающим и слепящим светом. Тал лавирует между школьниками и служащими, едущими на велосипедах в идеально чистых белых рубашках, между уличными торговцами и носильщиками, между швейцарами и студентами со значками и в японской обуви, между телегами, груженными картонными коробками с нижним бельем фирмы «Люкс макроман» и изящными дамами под зонтиками велорикш. В любой момент кто-нибудь из этой толпы может узнать ньюта по фотографиям на первой странице сегодняшних газет, по бюллетеню «Новости за завтраком» на экране палма, по электронным табло, развешенным на каждом перекрестке. И достаточно одного крика, одной руки, хватающей за край куртки, одного восклицания «Эй, ты! Стой!» – и все хаотические мельтешение индивидуумов вокруг Тала мгновенно кристаллизуется в страшную агрессивную толпу, наделенную единым разумом, единой волей, единым устремлением.
Тал спускается по заваленным мусором ступенькам в СПРВ. Даже если убийцы и следовали за ньютом по запруженным на родом утренним улицам Варанаси, здесь, в лабиринтах метро громадного города, у них нет никакой возможности найти его. Тал ловко обходит очередь, выстроившуюся к аппарату, считывающему информацию с радужной оболочки, и подстраивается к женщинам, не позволяющим «Скоростным перевозкам района Варанаси» подобных вольностей со своими глазами. Ньют бросает пять рупий в щель и протискивается мимо барьера еще до того, как дамы из Нью-Варанаси успевают высказать вслух свое недовольство.
