Господин Нандха знаком дает понять своей группе, что работу можно заканчивать.

– Что-то не так? – спрашивает Вик.

Волосы у него прилипли к голове, с носа стекает дождевая вода, а мешковатая одежда обвисает бурдюком. Он поднимает глаза к Индре, который возвышается над хаотическими разноуровневыми крышами Каши.

– Всего лишь приманка. – Господин Нандха поддает ногой крошечный «трупик» робота-уборщика. – В данном случае мы имеем дело не с третьим поколением, прорывающимся на уровень субсарисинов. Все, что здесь произошло, было заранее задумано. Они хотели, чтобы мы все здесь уничтожили. – Он открывает палм. – Всем прекратить огонь…

Но два взвода, действующие с северной и с западной сторон, слишком увлечены охотой за роботами-обезьянами, прыгающими по тюкам с шелком для сари и по рядам школьной формы для девочек. Хозяева лавок и магазинчиков с громкими воплями воздевают руки, так как электромагнитные импульсы стирают информацию из памяти их кассовых аппаратов. Военная форма джаванов приобретает цвет сари, но они бегут по складам с воинственными возгласами за прыгающими и скачущими механизмами, мимо чаукидаров, прячущихся за дверьми с поднятыми от страха руками. Отважные джаваны мчатся вверх по бетонным ступенькам до тех пор, пока последний из роботов не будет уничтожен. Это чем-то напоминает старинную охоту на уток какого-нибудь раджи. В течение нескольких мгновений вспышки лазерного оружия сверкают ярче молний.

Господин Нандха входит в разрушенный офис. Он смотрит на потоки воды, струящиеся на дешевый ковер. Разглядывает дымящихся роботов, разбитые экраны и развороченные столы. Сыщик Кришны с досадой сжимает губы.

– Кто здесь командир?

Шлем субадар-майора открывается и уходит в капюшон ее боевого обмундирования.

– Субадар-майор Каур, сэр.

– Хочу напомнить вам, субадар-майор, что мы находимся на месте преступления.

Звук голосов, топот ног за дверью. Совары задержали маленького, но очень энергичного бенгальца в необъяснимо сухом черном костюме.

– Я требую, чтобы мне разрешили пройти…

– Пропустите его, – приказывает господин Нандха.

Полосы света от прожекторов, проникающие сквозь отверстия в крыше, освещают офис. Бенгалец с ужасом оглядывается по сторонам.

– Что все это значит? – возмущенно восклицает он.

– Позвольте узнать, кто вы такой, сэр? – спрашивает господин Нандха, чувствуя особую неловкость из-за своего насквозь пропитавшегося водой костюма.

– Меня зовут Чакраборти, я адвокат этой компании. Господин Нандха поднимает левую руку. У него на ладони знак министерства. Изображение ладони на ладони.

– Я провожу расследование по поводу противозаконного сокрытия искусственного интеллекта третьего поколения, каковое деяние нарушает положение Раздела 27 Международного соглашения в Лиме, – отвечает господин Нандха.

Бенгалец пристально смотрит на него.

– Ну и шут, – бросает он.

– Сэр, мы находимся на территории «Одеко инкорпорейтед»?

– Находитесь.

– Пожалуйста, прочтите ордер.

Совары возобновляют подачу электроэнергии в здание и подключают временные лампы.

Чакраборти подносит руку господина Нандхи к свету ближайшей лампы.

– Это то, что неофициально именуется приказом об экскоммуникации?

– Он исходит непосредственно от министра юстиции.

– Я буду вынужден подать официальную жалобу и начать судебный процесс по поводу нанесения ущерба.

– Конечно, сэр. Ваш профессиональный долг требует именно такой реакции. Теперь же я прошу вас быть предельно осторожным. Моим агентам еще предстоит проделать определенную работу, а здесь присутствует живое оружие.

Совар устанавливает водонепроницаемое покрытие поверх отверстий в крыше. Джаваны подводят кабели к процессорам. Вик уже находится у терминалов. Его собственная версия «коробки» с аватарами введена в конфигурацию.

– Здесь ничего нет.

– Покажите.

Господин Нандха чувствует у своего плеча Чакраборти. Он глупо ухмыляется, склонившись над Виком, сидящим на корточках у экрана. Вик прокручивает стеки регистров.

– Если здесь когда-либо и было третье поколение, то его уже давно нет, – говорит он. – Но… Эй, посмотрите-ка сюда! Наш друг Вишрам Рэй.

– Сэр, – подает голос Мадхви Прасад, сидящая у другого экрана.

Она пододвигает пару секретарских стульев со сломанными спинками. Господин Нандха усаживается рядом с ней. Носки скрипят у него в туфлях, и он морщится от унижения. Нехорошо проводить главное расследование всей своей жизни в хлопковых, насквозь промокших носках, которые еще и скрипят в придачу. А еще хуже слышать, как прилизанный бенгальский адвокатишко обзывает тебя шутом. Но самое скверное – это на твоей собственной кухне, под твоей собственной крышей, твоей же собственной тещей, давно увядшей сельской вдовой, быть обвиненным в немужественности, в том, что ты жалкий кастрат-хиджра. Но господин Нандха упорно пытается отогнать от себя все унизительные мысли. Обнаженные садху, танцующие сейчас под дождем, переносят значительно большее за во много раз меньшее вознаграждение.

– И на что же такое я гляжу? – спрашивает господин Нандха.

Прасад поворачивает экран так, чтобы ему было удобнее рассматривать изображение.

На снимке солнечное утро на новых гхатах в Патне. Паромы и речные суда сгрудились с краю, на заднем плане группы бизнесменов и рабочих. За ними в лучах яркого солнца сверкают небоскребы нового коммерческого центра. На переднем плане трое улыбающихся людей. Один из них – Жан-Ив Трюдо, вторая – его жена Анджали. Они обнимают девочку-подростка с волосами пшеничного цвета, стоящую между ними. Фотография выглядит как великолепный рекламный снимок. Девочка на голову ниже европейцев, но у нее широкая и радостная улыбка, несмотря на обритый череп, на котором господин Нандха различает тонкие шрамы, свидетельствующие о недавно проведенной операции.

Господин Нандха наклоняется поближе. Изо рта у него идет пар, голубоватый на фоне компьютерного монитора.

– Вот оно. Они хотели, чтобы мы уничтожили это. – Он касается пальцем лица девочки. – Оно еще живо.

На протяжении десяти дней самоходные мины замедленного действия пересекали плоские иссушенные бездождьем земли западного Бхарата. Несмотря на то, что гарнизон авадхов, расквартированный в Кунда Кхадар, бежал под натиском отважных джаванов Бхарата, артиллерийские батареи, расположившиеся вдоль восьмидесятикилометровой линии фронта, выпустили из своих установок около трехсот таких автономных зарядов. Каждый из них несет десятикилограммовый заряд мощной взрывчатки, а по размеру и форме напоминает маленького мускулистого кота. Днем они «спят» в небольших углублениях в земле или даже в засохшем помете, в коровьих «лепешках». Когда же наступает ночь, мины раскрывают антенны, расправляют сложенные металлические «ножки» и начинают скакать по полям вдоль канав – по-кошачьи ловко, по-кошачьи осторожно, находя направление по свету звезд и только им слышному «посвистыванию» глобальной системы навигации. Их пугает свет автомобильных фар. Заметив его, они застывают, рассчитывая на свою рудиментарную хамелеоноподобную мимикрию. Никто их не видит, никто не слышит, хотя «умные» мины и проскальзывают всего в нескольких сантиметрах от тракториста, спящего на своем чарпое. К тому времени когда первый брахман выйдет приветствовать солнце на берегах священного Ганга, они уже преспокойно зароются в песок или повиснут, зацепившись за балки в сумраке храмового потолка, а может, нырнут на самое дно сельского резервуара с водой. Это сарисины уровня 1,4, но их энергетические элементы работают на реакции метана с участием вольфрама. И потому они мчатся по Бхарату от одной кучи коровьего дерьма к другой.

И когда июльским вечером солнце клонится к закату, самоходные мины достигают своей цели. В течение двух ночей они передвигались по городским улицам, пугали кошек, вышедших на охоту, перепрыгивали с крыши на крышу через узкие городские переулки, спускались по стенам. Заряды соединялись по двое, по трое, десятками, дюжинами, превращаясь в рои из пластиковых «лапок» и гибких усиков-антенн, вызывая истошный лай бродячих собак. Но кто же обращает внимание на лай бродячих собак?