В какой уж раз Флетч покачал головой.
– Это не гангстерское убийство, Бифф. Вы взяли не тот след.
– А ты разбираешься в этом лучше меня, так? Газета поручила тебе это расследование?
– Только ту его часть, что касается музея.
– Ага, музея. Ты что-нибудь понимаешь, Гомес?
– По-моему, он несет чушь.
– Я думаю, его стоит потерять. – Бифф повернулся к Гомесу.
– Мы его потеряем, – заверил его лейтенант.
– Такое случается, парень. – Теперь Бифф смотрел на Флетча. – Дежурный, бывает, ошибается, заполняя ворох необходимых бумаг.
– Конечно, – улыбнулся Гомес. – Сегодня же отправим его в дурдом. А дней через десять все и прояснится, если о нем кто-то да вспомнит.
– А что вы выгадаете? – удивился Флетч. – Несколько дней. Или вы думаете, что я буду молчать?
– Да кто будет винить нас за бюрократическую ошибку? – удивился Бифф. – Я вообще не появлялся в это утро в участке. Да и ты еще не приходил, не так ли, Гомес?
– Я никогда не прихожу так рано.
– А шустрик-то наш хорош. Его не испугало наше предложение отдохнуть несколько дней в дурдоме. А может, подвесим ему что-нибудь посерьезнее? Чтобы отделаться от него навсегда. Так что у вас делают с шустриками? Я забыл.
– Обычно, Бифф, если уж бьешь человека, надо ударить его так, чтобы он не смог дать сдачи.
– Ясно, – Уилсон не повышал голоса, но Флетч видел, как на его висках пульсируют вены. Да и глаза недобро блестели. – Где-то я уже это слышал. Давай порадуем его таким обвинением, чтобы он не смог дать сдачи. Значит, так. Его арестовали, как Александера Лиддикоута. При обыске в дежурной части у него в кармане нашли кокаин. Ты поделишься своим, Гомес?
– Ради такого дела, конечно, – кивнул лейтенант.
Флетча прошиб пот.
– И все потому, что я покусился на ваше расследование, Бифф?
– Потому что ты шустрик. В журналистике шустрикам не место. Так, Гомес?
– Ты вот всегда был паинькой, – ответил лейтенант.
– Мы играем по правилам, парень, – продолжил Бифф Уилсон. – Ты получишь срок за владение, а может, и за распространение наркотиков, Флетчер, и я сомневаюсь, что Джон Уинтерс или Френк Джефф поручат тебе подметать пол в редакции «Ньюс трибюн». Да и едва ли тебя возьмут в какую-то другую газету.
– Что я должен сказать? – спросил Флетч. – Извиниться и пообещать, что теперь буду хорошим мальчиком?
– Слишком поздно, – отрезал Бифф. – Я решил, что ты шустрик. От тебя надо отделаться.
– А если я пообещаю уйти добровольно?
– Ты и так уйдешь. За казенный счет. Мы об этом позаботимся.
Флетч рассмеялся.
– Неужели вы думаете, что я не вернусь, Бифф?
Бифф посмотрел на Гомеса.
– Может вернешься. Может – нет. Кого это волнует?
– Вас-то должно волновать.
– С чего ты так решил? В тюрьме ты проведешь несколько лет, и я не уверен, что тебе удастся выйти из нее на своих двоих. Это не пустая угроза. Обыденный факт, – Бифф повернулся к Гомесу. – Выясни, о каком он говорил пистолете. Где у тебя кокаин?
– В шкафчике раздевалки спортзала.
– Принеси. Потом поднимемся в твой кабинет и перепишем протокол задержания этого парня.
– У меня есть хороший кофе. Выпьем по чашечке.
– Не откажусь.
– О Боже! – воскликнул Флетч. – Бифф, вы это серьезно?
– А ты решил, что я шучу?
– Энн Макгаррахэн предупреждала, что вы – дерьмо.
– Уж она-то знает. Она допустила большую ошибку, выйдя за меня замуж. Все так говорят.
Гомес рассмеялся.
– Благодаря тебе у нее так и не было детей, Бифф?
– Пришлось приложить руку. Дамочка не любила, когда ее трахали, пропустив перед этим рюмку виски. Запах ей, видите ли, не нравился.
– Господи! – простонал Флетч.
– Полагаю, парень, больше я тебя не увижу. – Бифф направился к двери. – И сожалеть об этом, пожалуй, не буду.
– Бифф...
– В камеру тебя отведут, – добавил Гомес, следуя за криминальным репортером. – Понаслаждайся одиночеством. Когда еще тебе доведется побыть одному.
– Мы напишем такой протокол, что комар носа не подточит. – Бифф держал дверь открытой, пропуская лейтенанта. – Мы с Гомесом в этом деле доки.
Флетч остался один в залитой светом комнате. Хлопнула закрывшаяся дверь. Шаги Биффа и Гомеса затихли в коридоре. Из камер доносились крики.
Ему вспомнилась Луиза Хайбек.
Флетч посмотрел на грязное, забранное решеткой окно. Несмотря на прутья, к стеклу крепился датчик охранной сигнализации.
Голые стены покрывала светлая краска.
Зеленые теннисные туфли, седые волосы и цветастое платье...
Безумный мир. Флетч подошел к двери и повернул ручку. Толкнул дверь.
Она открылась.
Флетч выглянул в коридор. Пусто.
С гулко бьющимся сердцем он миновал коридор, поднялся по лестнице.
У перегородки, разделяющей дежурную часть надвое, никого не было.
Негритянка, плакавшая прошлым вечером, теперь спокойно сидела на скамье. Сержант за столиком читал спортивный раздел «Ньюс трибюн».
В конце концов он оторвался от газеты и посмотрел на Флетча.
– Лейтенант Гомес и Бифф Уилсон пьют кофе в кабинете лейтенанта, – отчеканил Флетч. – Они хотят, чтобы вы послали кого-нибудь за пончиками с сахарной пудрой.
– Понятно, – сержант снял трубку и трижды повернул диск. – Лейтенант хочет пончиков, – сказал он в трубку. – Нет, кофе у него есть. Ты же знаешь Гомеса. Если в чашке жидкость, это не кофе.
– Пончики в сахарной пудре, – напомнил Флетч.
– Посыпь пончики сахарной пудрой, – добавил сержант.
ГЛАВА 35
– Информационная служба «Ньюс трибюн». Назовите, пожалуйста, ваш регистрационный номер и фамилию.
– Привет, Пилар. Как поживаешь?
– Доброе утро. Это Мэри.
– Доброе утро, Мэри.
– Регистрационный номер и фамилию, пожалуйста.
С урчащим от голода желудком, прижав к уху трубку радиотелефона, Флетч мчался в своей машине к своему дому.
– Семнадцать девяносто дробь девять. Флетчер. Держа путь к автобусной остановке, Флетч оглядывался по сторонам в надежде найти открытый кафетерий или закусочную, где бы он мог позавтракать. И тут он вспомнил, что у него нет ни цента. Полиция облегчила его карманы, забрав бумажник и ключи. Тут же в голову пришла забавная мысль: ограбь он закусочную, содеянное приписали бы Лиддикоуту.
Его машина осталась на стоянке у пиццерии. Пришлось добираться туда на попутках. Сначала его подвез мужчина средних лет, продающий музыкальные инструменты. Он пытался уговорить Флетча приобрести саксофон. Потом он оказался в микроавтобусе, набитом подростками. Несмотря на ранний час, они передавали друг другу самокрутку с марихуаной и почти докончили бутылку белого вина. Направлялись они на пляж. До своей машины Флетч добрался в начале десятого. Завел мотор, напрямую соединив проводки, ведущие к аккумулятору и стартеру, и поехал домой.
– Вам несколько посланий, – сообщила ему Мэри. – Звонила некая Барбара. Очень взволнованная. Похоже, по личному делу.
– Правда?
– Нас это, кстати, не удивляет.
– Говорите, Мэри, я слушаю. – От голода у него болела голова, от яркого солнечного света – глаза.
– Она просила передать следующее: «Ты съел всю пиццу сам? Считай, ты прощен. Позвони».
При упоминании пиццы его желудок завязался узлом.
– Ну? – спросила Мэри.
– Что, ну?
– Вы съели всю пиццу?
– Мэри, это глубоко личный вопрос. Пожалуйста, не задавайте таких вопросов.
– Значит, съели. Я думаю, вы расправились с пиццей в одиночку. Как это ужасно, кто-то ждет, что ему принесут пиццу, а ее лопают совсем в другом месте.
– Мэри, вы сегодня завтракали?
– Да.
– А я нет.
– Зачем вам завтрак, если вы ночью съели целую пиццу?
– Есть еще что-нибудь для меня?
– Я бы вас не простила. Да. Энн Макгаррахэн хочет, чтобы вы с ней связались. Вам ведено передать следующее: «Флетч, я понимаю, что вы очень заняты, но, пожалуйста, позвоните мне. Остерегайтесь Би-у и других социальных болезней».