– Они, – подтвердил Егор. – Глеб был единственным человеком, к которому ты мог обратиться в трудную минуту. Они хотели тебя полностью изолировать.

– Они не знали, что есть еще ты.

Егор скупо улыбнулся.

– Да уж, – подтвердил он. – Не думали, не гадали… Я получился незапланированным препятствием.

Я поставил локти на колени и подпер щеки обеими руками.

– Даже не знаю, как бы со мной было, если бы ты побежал тогда в другую сторону, – сказал я тихо.

– Но я побежал туда, куда надо, – мягко ответил Егор.

– Думаешь, это случайность? – спросил я.

Егор с легкой улыбкой посмотрел на меня.

– По-моему, ты начинаешь верить в бога, – сказал он.

– Не знаю, – ответил я. – Правда, не знаю.

Мы снова замолчали.

– Сюда несколько раз приходил местный священник, – проинформировал Егор после небольшой паузы. – Отец Михаил, кажется… Ты его знаешь?

– Видел один раз, – ответил я равнодушно. – Что ему было нужно?

– Он за тебя беспокоился, – ответил Егор. – Говорил, что ты очень плохо выглядел, он боялся, как бы чего не случилось. Говорил, что как-то приходил, стучал в ворота, но ему никто не открыл.

– Я не дополз, – объяснил я. – Свалился без сознания.

– Он на этом не успокоился. Узнал твой домашний телефон, дозвонился твоей жене. Она сказала, что все в порядке…

Егор споткнулся и замолчал. Молчал и я, потому что сказать больше было нечего.

Впрочем, был один вопрос, который меня волновал. Волновал гораздо больше, чем все остальное. Может быть, это было единственное, что еще могло меня волновать.

– Зачем они это сделали? – спросил я очень тихо.

Егор долго молчал. Потом закинул ногу на ногу, обхватил ладонями колено и неохотно сказал:

– Бог их знает… Наверное, имели к тебе претензии морального порядка… Или материального. А может, и те, и другие вместе взятые.

Он пожал плечами и резюмировал:

– Дети лета! Я же тебе говорил: у водных знаком со Львами полная несовместимость!

Я встал со скамейки и пошел к машине.

– Ты куда? – окликнул меня Егор.

– Куда угодно, – ответил я, не оборачиваясь. – Оставаться здесь я не могу.

Я перебрался в гостиницу.

День мой проходил размеренно: от одного приема лекарств до другого.

Спал я исключительно со снотворным, перед любым приемом пищи забрасывал в рот горсть таблеток, а в промежутках поедал оставшиеся препараты.

Работать я перестал давно, и даже не потрудился перетащить с дачи в гостиничный номер свой верный «Пентюх».

Чего зря таскать?

Мозг одеревенел, покрылся густой пыльной плесенью и перестал требовать подпитки. Я больше не покупал книг и давно перестал интересоваться тем, что происходит вокруг меня.

Я даже на улицу выходил редко, как пугливый домашний кот.

После двадцати пройденных шагов у меня обычно начиналась одышка, сердце выбивало дикие неровные ритмы, и я тут же начинал озираться в поисках ближайшей лавочки.

Сидеть на лавочке было скучно, потому что общаться с самим собой, как раньше, я не мог, а знакомиться с новыми людьми для меня было еще мучительней прежнего.

Я медленно, но неуклонно деградировал.

Впрочем, догадался я об этом только тогда, когда меня неожиданно навестил мой издатель.

Я забыл о нем так же прочно, как обо всей моей прошлой жизни. Все осталось за далеким нереальным горизонтом: ежедневная работа, приличные гонорары, литературные премии, благодарные поклонники и насупленные критики…

Когда кто-то постучал в мою дверь, я решил, что пришла горничная с ежедневной уборкой.

Открыл дверь и застыл, увидев вместо нее человека, с которым был когда-то связан приятельскими и деловыми отношениями.

Человек смотрел на меня широко раскрытыми глазами, и в его зрачках отражался обрюзгший неопрятный мужчина, одетый в неотглаженные джинсы и помятую майку.

– Антон? – неуверенно сказала Марк. Я стыдливо поежился и отступил назад, приглашая гостя войти.

Общались мы недолго, примерно полчаса. В присутствии другого человека я чувствовал себя так дискомфортно, что воздух моего номера сгустился от напряжения.

Я признался, что не могу дописать роман, и выразил готовность выплатить неустойку. Издатель торопливо замахал руками.

– Что ты, что ты! Конечно, я все понимаю! Тебе надо отдохнуть!

– Марк, я выпал из обоймы, – сказал я с кривой усмешкой. – Вряд ли у меня выйдет еще хоть одна книга.

– Не говори так, – возразил издатель, но как-то не очень уверенно. – Отдохнешь, поправишься…

Он поперхнулся, смущенно оглядев мое расплывшееся тело.

– Ничего, не комплексуй, – спокойно сказал я. – Я все правильно понял.

Мы немного помолчали. Меня не покидало ощущение, что главное все еще не сказано.

– Говори, – сказал я, не выдержав молчания. – Я же вижу, ты что-то хочешь сказать…

Издатель немного помялся.

– Антош, – сказал он, наконец. – Ты человек разумный, здравомыслящий…

Тут он снова поперхнулся. Я беззвучно хмыкнул.

– В общем…

Марк набрал в грудь побольше воздуха и выпалил единым духом:

– Ты не обидишься, если я издам роман твоей бывшей… протеже?

Я удивился так, что даже икнул.

– Сашкин роман? – переспросил я.

Марк молча кивнул, не спуская с меня глаз.

– Ты же говорил, что книга очень слабая!

– Помню, помню, – перебил меня издатель сокрушенным тоном. – Но ты понимаешь, та история…

Он нерешительно посмотрел на меня.

– Говори, не стесняйся, – поощрил я. – Ты имеешь в виду мое несостоявшееся самоубийство?

– Слава богу, что несостоявшееся, – с облегчением подхватил издатель. – В общем, та история наделала такого шума! У нее сейчас такой пиар!

– Что-о-о? – протянул я, поднимаясь с кровати. – Какой пиар?

– А ты не знаешь? – удивился Марк. Он тоже встал с кресла, словно опасался, что я на него наброшусь. – Во всех газетах первые полосы! Даже в «Комсомолке» было интервью с этой… с Сашей, – поправился он. – На целый разворот!

– Ты с ума сошел! – проговорил я слабым голосом. – Какой разворот?..

– Так ведь суд скоро! – удивился Марк.

Я взялся за голову.

– Над кем?!

Издатель несколько минут смотрел на меня, широко раскрыв глаза. Потом сел назад в кресло и призвал:

– Сядь. Поговорим спокойно.

Я уселся на кровать. Меня снова начинало лихорадить. Я открыл ящик тумбочки, достал стопку лекарственных упаковок и зашелестел ими. Выдавил несколько таблеток и бросил в рот. Марк следил за мной, не отрываясь.

– Вот, значит, как дела обстоят, – пробормотал он себе под нос.

– Да, – ответил я с усмешкой. – Я больше не призовая лошадь. Так что ты говорил про суд?

– Саша неделю назад пошла в милицию и написала признание, – растолковал мне Марк.

Я схватился за голову и закричал:

– Зачем?! Вот дура!

– Ничего не дура, – осадил меня Марк строгим тоном. – Очень даже разумный ход. Она вообще девочка не глупая.

Я шумно выдохнул воздух, сморщился и помассировал ноющий висок.

– А Ольга? – спросил я.

– Какая Ольга? – удивился Марк. – Разве была еще какая-то Ольга?

Я промолчал.

Ясно. Сашка все взяла на себя. Зачем она это сделала? Из благородства? Чушь!

– Она все правильно рассчитала, – продолжал издатель. – Интерес к ней сейчас огромный, у девочки есть мозги, есть симпатичная фотогеничная мордочка, язык хорошо подвешен… Романчик у нее, конечно, слабый, но…

Он помедлил.

– Можно хорошо заработать, – договорил он почти виноватым тоном.

Я удивился. Чтобы Марк говорил виноватым тоном тогда, когда можно хорошо заработать!..

Нет, он определенно очень хорошо ко мне относился.

– Понимаешь, никто ведь не умер, – продолжал издатель свою сбивчивую речь. – Конечно, если бы с тобой что-то случилось… Да я бы никогда!.. Но ведь все живы-здоровы…

Он посмотрел на меня и снова поперхнулся. Я выдавил еще одну таблетку и бросил ее на язык.