— Мы начнем все сначала, — сказала Анжелика решительно; на мгновение эта мысль показалась ей выходом. — С нуля. Попробуем еще раз.

Рома посмотрел на нее с сомнением.

— Разве это возможно? Разве мы сможем забыть обо всем, что уже было с нами?

— В том-то и дело, что не надо забывать, — живо согласилась Анжелика. — Мы можем увидеть, где мы сделали ошибку. Мы теперь сможем все прожить по-другому.

— По-другому — как?

Анжелика вся была во власти компьютерных мыслей. Если наша жизнь — всего лишь игра компьютерная, типа «дюк нюкемов», что ж, попробуем снова пройти все лабиринтики. Вновь сразимся со всеми монстрами. Тем более что теперь мы уже знаем, где какое оружие лежит.

— Пока не знаю, — ответила она. — Так, как правильно. Чтобы никому не делать больно.

— Моя жена… — начал Рома.

— И я не хочу больше, чтобы ты говорил о своей жене. И о моем муже. Мы ошиблись в этом. У каждого из нас своя жизнь, и мы не должны лезть в жизнь друг друга.

Рома был не согласен:

— Ты думаешь, это возможно теперь?

Где-то уже щелкали единички и нолики, и новая программа была запущена. Анжелика решила обозначить контуры первого (и главного, как ей казалось) монстра. Она уже видела его лицо в предыдущей игре.

— Я не знаю. Но я знаю, что я больше ничего не хочу слышать про твою жену. Ты очень часто говоришь, что ты ужасный, но это все в тебе появляется только тогда, когда ты общаешься со своей женой. Я сегодня увидела ее… и я поняла, что она и есть то черное, мерзкое… Все это такая грязь… Я не хочу.

— Не хочешь чего?

— Я не хочу больше знать об этом, — Анжелика по-киношному взмахнула руками. — И я не хочу, чтобы это хоть как-то касалось меня.

Она ждала, что Рома будет защищать свою Катю, она уже готовила оружие. Но Рома сказал:

— Я очень боюсь, что ты права. В последнее время, когда я думаю о своей жене, мне тоже кажется, что она…

По его лицу пробежало нечто вроде судороги, губы дрогнули.

— В последнее время? — жестко переспросила Анжелика. — А куда ты смотрел раньше?

— Раньше — когда?

— Ты рассказывал миллион вещей, которые были с вами давно и от которых у меня просто мороз по коже!

— Ну, например?

— Да миллион! — Анжелика попыталась припомнить: что он там такое особо ужасное рассказывал? — Ну, например, когда от тебя была беременна девушка. То, что твоя жена чуть ли не пистолет у тебя просила, чтобы ее застрелить!

Наверно, это был действительно удачный пример. Рома даже задрожал, Анжелика увидела, как трясутся его руки на руле.

— Она не смогла бы! Это было сказано от избытка чувств!

— Да? А о чем она собиралась поговорить с твоей любовницей, когда хотела ей звонить?

— Не знаю, — растерялся Рома. — Наверно, хотела просить ее сделать аборт.

У Анжелики вдруг возникло ощущение дежавю — может быть, от одного взгляда на тошно-серую, немаркую, практичную обивку салона. Нечто вроде предчувствия… а когда забеременею я? — к чему эти мысли?..

— Да? Да, конечно, — оборвала она свои идиотские мысли. — А ты знаешь о таком элементарном понятии, как женская солидарность? Твоя жена сама рожала! Она же знает, как тяжело носить ребенка! Сколько нервов это стоит! И о чем она еще собиралась говорить? Может быть, угрожать? Может быть, добиться, чтобы у девушки случился выкидыш?

— В моей жене действительно много такого… — сказал Рома грустно, — и самое главное — это я, наверно, воспитал в ней. Я хотел, чтобы она была жестче. Чтобы не была размазней.

Анжелика вспомнила плотно сжатый рот Кати Потехиной, ее острый подбородок, геометрические скулы… Подросшее дитя-дебил. «Тебе бы следовало воспитывать в ней мягкость, — подумала Анжелика. — Хоть какую-то женственность». Она вспомнила себя — себя, может быть, глупую, со своим всепрощением — такое недалекое время назад…

— Рома, когда любовница моего мужа была беременна, был момент, что я заставила его общаться с ней! Когда он уже хотел бросить ее! — Анжелика перешла почти на крик, так ей было легче бороться с неприятными воспоминаниями. — Может быть, я дура, но я говорила ему: «Саша, она же беременная, подожди, пока она родит, съезди к ней, ты ведь не представляешь, как это тяжело!»

— Моей жене тоже сейчас тяжело, — вступился Рома.

— Ей — тяжело? — Анжелика широко раскрыла глаза, изумляясь. — Чему там может быть тяжело? Там ничего нет внутри! Пустота! Черная, звенящая пустота! Ничто!

Она опять взмахивала руками, едва не ударилась о ручку двери, замолчала в негодовании.

— Ты знаешь, моя жена говорит про тебя практически то же самое, — тихо сказал Рома.

— Что? — опешила Анжелика.

— Ну, что ты чувствовать не можешь… Переживать и вообще… Что ты пустая внутри… как все красивые люди.

— Ну, естественно! — воскликнула Анжелика. — Что ей еще остается говорить?

— Но я почему-то верю тебе, а не ей, — так же тихо продолжал Рома. — Что бы про тебя ни говорили, я чувствую, что ты… светлая.

Он перегнулся и поцеловал ее в губы, ожидая, наверно, примирения. Но Анжелике было сложно сразу расстаться с компьютерными демонами. Она сидела, тяжело дыша, и руки ее сжимались в кулаки.

— Ты светлая, — повторил Рома, и морщинки на лице Анжелики потихоньку стали разглаживаться, — светлое облачко в моей жизни. Яркий свет… в моей темной жизни.

Если он действительно чувствовал это, то Анжелика могла считать себя победительницей. Победительницей карманных монстров…

На долю Кати оставались теперь только разговоры. Выяснение обстоятельств, не имеющих значения, обстоятельств, которые она знала и без выяснений. И в три часа утра, когда Ромка наконец соизволил появиться дома, она начала еще один долгий, путаный и бессмысленный разговор.

— Ты же обещал приехать вечером, — сказала Катя.

Ромка молча раздевался — похоже, у него не было ни малейшего желания общаться на подобные темы.

— Там, в машине, была Аня? — спросила Катя напрямик.

— Да, — ответил Ромка, не глядя ей в глаза.

— И куда вы поехали?

— Оставь меня, пожалуйста.

— Она сидела на моем месте! — вскрикнула Катя, и от сознания собственного унижения у нее потемнело в глазах.

— Твое место — водительское, — ответил муж холодно. — Эта машина, между прочим, на тебя записана. Я пару раз учил Аню водить… и, ты знаешь, у нее это получается лучше, чем у тебя с твоими водительскими правами.

С минуту Катя не могла сообразить, что ему ответить. Ее водительские права достались ей с трудом, с боем, а практика вдвоем с Ромкой была поистине ужасна. Когда она делала что-то не так, муж психовал, кричал, мог даже ударить ее… И по сей день Катя боялась сесть за руль. Она зажималась, ожидая критики и окриков Ромки, и от этого ничего не получалось вообще. У Снежной Королевы, значит, получалось… И это могло означать две вещи. Либо девушка-психолог уже умела водить машину и пользовалась любовью Ромки ко всякого рода поучениям, либо просто процесс обучения с участием надменной Анжелики проходил как-то иначе, чем с ней, Катей. Скорее всего.

— Как ты не понимаешь, что она тебя использует! — Катя знала, что этот аргумент должен подействовать безотказно.

— Использует в чем? — заинтересовался Ромка.

— Ей не нужен ты! Ей что-то нужно от тебя!

— Что именно? Что с меня можно взять?

— Я не знаю! Все твои женщины используют тебя! Никому из них не нужен ты сам!

— У Ани все есть, — сказал Ромка. — Работа, деньги, одежда…

— Значит, она хочет выйти за тебя замуж! — ляпнула Катя. И сама испугалась своих слов.

Ромка улыбнулся как-то странно.

— Если бы ей было нужно это… я был бы счастлив. Ведь это бы и означало, что ей нужен я.

Катя почувствовала, что срывается, летит в пропасть. Нужно было зацепиться за что-то, задержаться, удержать мужа…

— Ты нужен только мне! — сказала Катя.

— Ты противоречишь сама себе, — его голос был скучным. — Я устал.

— Рома, ты мне нужен! — получилось немного театрально.