Однако снаружи продолжали гундеть, настырно, тошно и жутко. Потом послышались глухие удары, хрип, и что-то загремело на лестнице. Сема насторожился. После паузы дверь ожесточенно поцарапали и грудной женский голос простонал: «Папа, я твоя дочь, впусти меня, пожалуйста!» «Мистика какая-то!» — подумал Сема, поеживаясь, и отвечать не стал.
Он плотнее кутался в плед, зажимал уши ладонями и считал до ста. В полусне-полубреду по комнатам бегали маленькие белые носорожки с красными глазами и мышиными хвостиками, а за окном колыхался в воздухе раздутый Елпидифор Задубей и, хищно улыбаясь синюшными губами, шипел: «Сема, я твоя маленькая доча, впусти меня, впусти-и-и!»
Наутро громко и требовательно забарабанили в дверь. Морщась от боли в затекшей шее, Сема выбрался из ванны, глянул в глазок:
— Кого надо?
— Компания «Окна счастья»! Остекление балконов, лоджий и командных пунктов. Вызывали?
Сема открыл дверь, и в квартиру ввалилась галдящая не по-русски толпа рабочих в синих спецовках. Последними вошли два крепыша в касках и бронежилетах.
— Сержант Иванов, — представился один.
— Сержант Петров, — добавил другой. — Спецбригада «Коньки-Горбунки», группа тактической поддержки. Прибыли по просьбе Моцека Карловича.
— Очень приятно, — сказал Сема с облегчением. — Знаете, тут стреляют почему-то!
— Разберемся, — невозмутимо ответили сержанты.
В квартире дым стоял коромыслом. Стучали отбойные молотки, визжали шлифмашины, в клубах пыли бегали рабочие, перетаскивая какие-то ящики и могучие стальные конструкции. Иванов с Петровым отдавали указания, делали пометки в блокнотах, рисовали краской из баллончиков загадочные линии на полу. Наконец работы были закончены и бригада рабочих удалилась.
Сержант Иванов (а может, Петров), послюнявив палец, пролистал свой блокнот и деловито сообщил:
— Значит, так. Озвучиваю данные рекогносцировки. На текущий момент имеем следующее. Четыре окна заложены мешками с песком, остальные сектора стрельбы распределим позже, по мере надобности. Мертвые зоны и маршруты перемещения обозначены краской на полу, — он многозначительно глянул на Сему. — Желательно учитывать. Во избежание.
— Учту, — кивнул тот.
— Далее, вопросы организации взаимодействия с соседями…
— Извините, — перебил его Сема, — а при чем тут соседи?
Сержант посмотрел с укоризной:
— При том, что противник может организовать фланговый удар через соседние квартиры, подорвав стену кумулятивным зарядом и зайдя в тыл наших позиций.
— Вот оно что! — удивился Сема.
— Итак, по соседям. Квартиру снизу не учитываем: противник там не пойдет — у нас господствующая высота. Соседи слева — в длительной командировке; квартира пустует, но заминирована и стоит на сигнализации ВОХР. Соваться туда — самоубийство. Так что слева у нас чисто.
— Приятно слышать! — сказал Сема. — Хотя лично мне не очень верится, что кому-то придет в голову взрывать…
— Соседка справа, — не обращая внимания, продолжил сержант, — пенсионерка Жесть Сильфида Прокрустовна. И этим все сказано — противнику там делать нечего. За правый фланг тоже можно не беспокоиться.
— Извините, что-то я не улавливаю… — неуверенно произнес Сема, но сержант продолжил:
— И по соседям сверху. Квартира пустая, нежилая. Хозяева недавно вступали в наследство, и после обстрела жилья боеприпасами из обедненного урана там сейчас слегка радиоактивненько. Противник вряд ли сунется.
— Это до какого же варварства нужно дойти, — потрясенно воскликнул Сема, — чтобы вот так, ураном — да по жильцам… Ужас! И как там жить теперь?
Сержант пожал плечами:
— Лет через тридцать-сорок заселяйся и живи. Нет проблем.
Он убрал блокнот в карман и подытожил:
— Стало быть, так: наиболее вероятным направлением главного удара противника предлагаю считать входную дверь.
— Вот именно, — согласился Сема. — Противники, заразы, в нее так и прут!
— Значит, будем усиливать, — просто сказал сержант.
Вдвоем с напарником они втащили в гостиную здоровенный ящик и принялись собирать монструозных размеров пулемет на разлапистой треноге. Сема ходил вокруг, и лицо его приобретало все более похоронное выражение.
— Мужики, это что, война? — спросил он растерянно.
— Да ну, какая война! — успокоил его Петров (или Иванов). — Так, мелкие трения гражданско-правового характера.
— С пулеметами?
— Это чисто для острастки, только попугать. Игрушка — пули-то резиновые.
В дверь постучали.
— Кто-то пришел, — жалобно сказал Сема.
— Открывайте, если хотите. Не бойтесь, мы прикроем. Только с линии огня сразу отскакивайте, если вдруг что.
Сема долго возился с замком. Почему-то тряслись руки. Наконец дверь открылась и с порога на него фурией накинулась незнакомая пожилая дама:
— Это безобразие! Всю ночь ни сна, ни покоя, а теперь еще и днем долбют и долбют! Обнаглели!
— Сильфида Прокрустовна! — догадался Сема.
— Я вам устрою райскую жизнь! — клокотала соседка. — Я вас выселю в пять минут за сто первый километр! Учтите, участковому я уже позвонила!
Она потрясла у Семы перед носом сухонькими кулачками, плюнула ему под ноги и гордо удалилась к себе в квартиру.
— И никаких противников с пулеметами! — улыбнулся Сема. — Это всего лишь соседка — мирная, добрая женщина! И чего мы себя так накручиваем?
— Ну дык, а мы про что? — согласился Иванов (Петров). — Бояться нечего. Живы будем — не помрем!
Сержанты резались в карты, Сема сидел у окна. На улице тарахтела мотором автовышка. В корзине подъемника, прямо перед окном, незнакомая женщина исполняла стриптиз. Дойдя до купальника, она покрутила сначала верхом, потом низом и развернула плакат с надписью: «Симон, я тебя люблю!» Сема ждал продолжения, но тут на улице грохнуло, пуля срикошетировала от оконного стекла, и он предпочел удалиться в гостиную смотреть телевизор.
Спустя какое-то время к ним вновь постучались. «Наверное, соседка опять поговорить пришла, — подумал Сема. — Надо бы ее чаем угостить, что ли…»
Однако с лестничной клетки ему знакомо улыбнулся вчерашний дядечка в потертом костюме:
— Елпидифор Задубей, единокровный муж Софьи Аресовны, — напомнил он, дохнув густым перегаром. — Ну что, сынок, делиться будем?
— Не будем, — отрезал Сема. — Идите, не маячьте здесь!
Мужик погрустнел:
— Как же теперь быть? Я долю обещал товарищам…
— Какую долю? Каким товарищам?
— Пятьдесят процентов товарищам из Бюро добрых услуг.
— Вот что: гуляйте, пожалуйста, лесом вместе с вашим бюро! У нас тут не подают.
Внезапно откуда-то сбоку вывернулся павианистый сотрудник БДУНДа и аккуратно взял Сему за воротник:
— Ну что, чувачок? Предлагали тебе услугу по-доброму, ты отказался. Теперь зови адвоката. А лучше сразу «скорую».
— «Скорая» уже здесь! — раздался голос Иванова (Петрова).
Сему толкнули, затрещал воротник рубашки, и все завертелось перед глазами. С криком «Эх, мать!» единокровный Елпидифор вынужденно шустро сбежал вниз по лестнице, придерживая лопнувшие по шву брюки. Следом за ним съехал гузном по ступенькам эмиссар БДУНДа, угрюмо бормоча:
— Вот так, значит? Ну-ну…
В пять секунд конфликт был улажен.
— Я вообще больше дверь не открою! — возмущался Сема, устраиваясь перед телевизором и поправляя полуоторванный воротник рубашки. — Народ охамел совсем!
— Ну и правильно! — поддержал Петров (Иванов). — Гости нам ни к чему. Посторонним на объекте делать нечего.
«Бум-м, бум-м!» — послышались мерные удары в окно.
— Что там еще? — с досадой спросил Сема.
На улице висел на тросе незнакомый субъект в альпинистском снаряжении и с размаху колотил кувалдой в стекло.
— Очередной посетитель, — сказал Иванов (Петров).
Он открыл окно, со словами «Дай сюда!» отнял кувалду у незнакомца и захлопнул створку. Альпинист еще некоторое время болтался снаружи, беззвучно матерясь и корча рожи, потом погрозил кулаком и уполз по тросу наверх.