Главный лесничий вскочил со стула.

— Так точно, господин министр. Все в порядке. Миксит нашел на островке посреди болота такое место, что никому не найти. На лошадях туда не подъедешь, часть пути грузы придется переносить на руках.

— Очень хорошо, господин Радзинь. Послезавтра ждите первую машину с оружием. Договоритесь с командиром роты айзсаргов, чтобы заранее отрядил самых надежных людей. А как у вас, господин Ницман? «Зеленая гостиница» готова?

Радзинь снова сел, а Ницман поднялся и доложил:

— Ваше превосходительство, если понадобится, мы уже через неделю сможем принять гостей. Особенных удобств, конечно, не обещаем, но человек тридцать разместить можно. Хорошо бы доставить продовольствие, пока есть время.

— Продовольствие и постельное белье привезут на следующей неделе, — ответил Никур. — Но об этом местечке никому не говорите. Оно у нас приготовлено на крайний случай. Может быть, мне когда-нибудь придется быть в ваших краях, может быть… вождю.

— Понятно, ваше превосходительство. Строили самые проверенные айзсарги, из самых зажиточных крестьян.

— Садитесь, господин Ницман, — сделал ему знак рукой Никур. — Пожалуйста, держитесь свободнее, господа. — Он обернулся к Микситу: — На вас, господин Миксит, мы возлагаем большие надежды. Садитесь, садитесь… Ваш участок — самый отдаленный, и, насколько мне известно, с крестьянами у вас не было никаких неприятностей.

— Да ведь, господин министр, — стал оправдываться Миксит, — им на мой участок незачем заходить, раз он на самом отшибе.

— Правильно, Миксит. Так вот. К вам начнут приходить разные люди. Станут говорить о том, о сем. Но вам придется иметь дело только с теми, кто попросит вас показать дорогу к «зеленой гостинице» или дать ему несколько поленьев дров. Первых вы будете отводить к господину Ницману, вторых — к господину Радзиню, а они сами будут знать, что дальше делать. Если иначе нельзя, тех, кто будет спрашивать про «зеленую гостиницу», можете принять на ночь у себя. Но если кто забредет случайно, того не принимайте, постарайтесь от него отделаться. Когда-нибудь вас щедро наградят за эти услуги…

— Все будет исполнено по вашему приказанию, — Миксит взял под козырек, хотя и был с непокрытой головой.

Никур достал пилочку и стал оттачивать ногти. На мизинце правой руки ноготь так отрос, что стал похож на маленькую лопатку. Он отточил его с особенной тщательностью, потом начал шлифовать о рукав — долго, терпеливо, с выражением глубокой задумчивости. Никто не осмелился прервать течение его мыслей.

Вечером, поговорив по телефону с соседним лесничеством и отпустив Радзиня и Ницмана, Никур остался втроем с Вилде и Понте.

— Вам, Понте, надо немедленно переменить фамилию. В Риге для вас уже заготовлен паспорт на имя Вевера. Министр внутренних дел пошлет вас на какую-нибудь скромную должность в здешнее уездное управление. Держитесь как можно дольше на этом месте. Какая бы власть ни была в Латвии, продолжайте спокойно работать, приспособляйтесь к новым порядкам, старайтесь заслужить доверие начальства. Если вас захотят повысить — не отказывайтесь. Выполняйте все, что вам прикажут. Но главное — вредите, вредите изо всех сил. Готовьте диверсии, распространяйте злостные слухи, старайтесь мешать каждому начинанию новой власти. Радзинь и Ницман будут держать с вами связь. Они каждый раз будут сообщать, что вам надо делать… Только упаси вас бог показываться в Риге. Ясно?

— Ясно, ваше превосходительство.

Никур посмотрел на Вилде и еле заметно улыбнулся. У Вилде уже с неделю лежал в кармане паспорт на имя Эрнеста Салминя, а в районе Гризынькална для него была приготовлена небольшая конспиративная квартира. Было условлено, что как только обстановка изменится к худшему, он немедленно перейдет в подполье и оттуда будет руководить большой группой диверсантов.

— Как видите, у нас останется довольно солидная база, даже когда нас самих здесь не будет, — сказал Никур, инструктируя несколько дней тому назад Вилде. — По пустякам мы вас тревожить не станем, — только когда понадобится провести какую-нибудь из ряда вон выходящую операцию. В случае необходимости я сам буду связываться с вами и давать указания, но, если в силу каких-либо обстоятельств это не всегда окажется возможным, вы у нас достаточно опытный работник и сможете действовать самостоятельно.

Они переночевали у Миксита и рано утром двинулись дальше. Следующее совещание состоялось в таком же уединенном домике. После обеда они заседали в другом месте, а в воскресенье заехали к одному пастору, и Никур успел проинструктировать его до начала богослужения. На этом закончилась последняя инспекционная поездка Альфреда Никура по провинции. Он остался ею доволен.

Президент был похож на затравленного разъяренного кабана. Он то молча усмехался, не разжимая губ, то, не в силах сдержать себя, вскакивал и бегал по кабинету, выпаливая, как пулемет, целую очередь ругательств. Он был озлоблен на весь свет: и за то, что взлелеянный им режим готов был рухнуть, и за то, что Гитлер, увлекшись планами вторжения во Францию, отложил оккупацию Прибалтики на середину лета, хотя все уже было приготовлено к встрече немецкой армии и включению Латвии в состав «Великогермании»; а больше всего потому, что народ, разгадав планы «высокопревосходительства», открыто выражал свое недовольство и ждал спасения с востока. Вся эта политическая игра привела к тому, что карты Ульманиса были раскрыты перед всем миром. И вот — естественный результат: советские танки стоят на восточной границе Латвии. Ясно, что они не будут стоять там месяцами и ждать, когда Гитлер захочет отведать за десертом созревшие в фашистской теплице балтийские фрукты. Игра проиграна. Пришло время сойти с исторической сцены, сойти с позором, окруженному ненавистью и презрением народа.

Уйти президент думал с треском. Устроить варфоломеевскую ночь…[41] Выпустить бунтарскую кровь, оставить одно голое место, чтобы некому было управлять государством… Штаб айзсаргов ждал только приказа. Полиция и часть армии готовы были приняться за дело по знаку, данному свыше. Но это было обоюдоострое оружие. Сегодня развяжешь страсти, а завтра придется расплачиваться, и расплачиваться будут свои же люди, фавориты пятнадцатого мая, надежный оплот режима, золотой фонд контрреволюции. Пришлось президенту, скрежеща зубами, отказаться от этого заманчивого проекта, образумиться.

Лусис и Никур весь день провели в замке. Другие чины приходили и снова уходили, а они пробыли там до поздней ночи, пока не были улажены все дела.

Заслуживало интереса сообщение Лусиса о переводе капиталов за границу и о тайных приобретениях, сделанных некоторыми высокопоставленными лицами в Германии, Швеции и Швейцарии. Благодаря неосмотрительности одного шведского журналиста кое-какие сведения проскользнули в прессу, и теперь об этом говорила вся Рига. Именьице на берегу красивого озера, небольшой замок и гектаров полтораста земли по ту сторону моря, акции иностранных предприятий и пароходных компаний — что можно придумать лучше этого?. «Высокопревосходительство» и не думал ругаться, а, узнав о заграничных приобретениях Никура, Лусиса и Пауги, изрек один из своих глубокомысленных афоризмов:

— Умный человек заботится о своем будущем.

Само собой разумеется, что «высокопревосходительство» тоже позаботился о своем будущем. Было кое-что и у него, но об этом знали лишь несколько человек. Неусыпными трудами на благо латышских кулаков он заслужил и несколько именьиц в тех благодатных краях, где зреет виноград, и уютный замок в Альпах, и несколько миллионов в стабильной иностранной валюте. Что же, если его примеру следовали другие? Это только служило доказательством того, что одними иллюзиями не проживешь. Словом, президент с удовольствием выслушал эти приятные сообщения.

В этот день под строжайшим секретом был принят закон о дальнейшем порядке расходования золотого запаса и валютных фондов Латвии. Золото и валютные фонды уже заранее были переведены за границу. Ценою трудов и жертв всего народа почти за два десятка лет было накоплено больше ста миллионов латов. Ульманис считал, что эти деньги принадлежат ему и его клике, а народу до них нет никакого дела. Если они в течение двадцати лет сосали и выжимали из народа кровь и пот, то сейчас, накануне ухода, выкинули номер, достойный любого бандита с большой дороги. Они просто-напросто обчистили его, украли его сбережения.