Я с криком проснулась.

— Элиза, все хорошо, — сказала Полли, прикладывая к моему лбу влажную ткань.

Немного сфокусировав взгляд, я увидела комнату и снова откинулась на подушку. Стук сердца отдавался в ушах.

— Что сказал врач? — спросила я.

Когда она не ответила, я поняла, что антибиотики найти не удалось.

— Мы делаем все, что в наших силах. Я ходила с утра на рынок.

По голосу Полли я поняла, что она вот-вот заплачет.

— Мистер Сибрук, старый аптекарь, сказал, что знает, где их можно достать. Завтра утром схожу. Мама в деревне ходит по домам и узнает, не осталось ли у кого-нибудь что-то в аптечке.

Я кивнула, малейшее движение отдавалось болью в голове. Лекарств ни у кого не было.

— Холлистер захватил больницы?

— Да, — мрачно кивнула Полли. — Сегодня на площади были его солдаты, один из них следил за мной.

— Мы не сможем сражаться с ними, — с трудом выговорила я. — У них пистолеты и севили…

Меня снова затрясло, и я легла, не в состоянии выдавить ни слова сквозь стучавшие зубы.

Полли посмотрела на меня, стараясь скрыть беспокойство, ее нос сморщился — стало понятно, что она сейчас заплачет. Натянув на меня одеяло до самого подбородка, Полли легла рядом, обнимая меня, чтобы согреть.

Дверь отворилась, и появился доктор.

— Ей нужно отдохнуть, Полли, — мягко упрекнул он, и она встала и ушла.

Врач подошел ко мне с бутылочкой лекарства янтарного цвета, оно снимало озноб и давало возможность поспать. Я почувствовала, как он открывает мне рот и вливает вяжущий сироп. Тяжесть навалилась, словно плотное одеяло. Я отчаянно пыталась позвать Полли, но меня накрыла темнота.

Когда я проснулась, рядом с кроватью сидели доктор и родители Полли. Клара держала мою руку в своих, нежно сжимая, как когда-то делала мама. Она печально улыбалась мне, глаза покраснели от слез.

— Как ты себя чувствуешь, Элиза? — спросил доктор.

Я хотела ответить, но едва смогла открыть рот. Запаниковав, посмотрела на доктора, потом на Клару, на Джорджа, который сидел со сложенными на коленях руками, уставившись в пол.

— У тебя перемкнуло челюсти от столбняка, — объяснил доктор, когда я снова попыталась заговорить.

— Мне так жаль, Элиза, — сказала Клара, наклоняясь ближе. — Мы не можем найти лекарство. Мы везде искали и у всех спрашивали. Джордж целыми днями ездил по ближайшим городкам и деревням, но ни у кого ничего не осталось.

Глаза ее наполнились слезами. Я и без дальнейших слов поняла: они все пришли сказать мне, что я умираю.

— Инфекция распространилась, — подтвердил доктор.

Если бы я могла двигать челюстью, то рассмеялась бы. Я спрыгнула с крыши Стальной башни, отбилась от болотных змей, проползла по тоннелю, подгоняемая огнем, проскакала без седла больше трехсот миль. И вот какой-то ржавый люк убивает меня.

«Похороните меня рядом с мамой», — хотела сказать я.

Если бы меня завернули в муслин и положили в землю рядом с матерью! Я представила, как наши кости соприкоснутся, и это будет почти то же самое, как снова держаться за руки.

Я закрыла глаза, приготовившись к мучительным судорогам. Снотворный сироп, который дал мне доктор, облегчил боль, но лишил возможности есть, и я чувствовала, будто мой скелет касается матраца. Луч солнца пробился сквозь крапчатые занавески, которые висели в спальне со времен моего детства.

— Может, она хочет пить, — сказала Клара, присаживаясь рядом со мной на кровать и кладя мою голову себе на колени.

Она поила меня с ложки то водой, то ромашковым чаем. Я чувствовала, как он стекает по горлу в пустой желудок.

— Чудесный день, — сказала я как можно более внятно, но слова слились в неразборчивое бормотание.

Однако Клара меня поняла.

— Чудесный день, — согласилась она.

Когда все вышли из комнаты, Клара оставила окно открытым, чтобы проветрить. Воздух словно пах океаном, влажный от росы и одновременно пропитанный солнцем. Я медленно вдохнула. Всю жизнь я дышала воздухом, но лишь теперь оценила, какое это чудо. Может, это был просто бред, но я ощущала даже слабый аромат цветов. Мне вспомнился цветочный рисунок на диване в доме Уэсли, где мы сидели и целовались в отсветах пламени. Этот образ возник совершенно неожиданно, и я попыталась отогнать его: не хватало еще провести последние часы жизни, думая об Уэсли.

Я погрузилась в полудрему, молясь за Мэри и Джейми. Пусть их смерть от руки Холлистера будет быстрой и безболезненной. Я молилась, чтобы Полли и ее семья не пострадали из-за того, что помогли мне. И чтобы кто-нибудь убил Холлистера, или огромный огненный шар упал на него и его армию и сжег дотла. Я не могла спокойно умереть, зная, что он еще жив.

Некоторое время спустя я почувствовала на лбу холодную руку Полли.

— Все хорошо, Элиза, — пробормотала она.

— Полли, ты была лучшей подругой на свете, — проговорила я кое-как. — Я так тебя люблю.

И я закрыла глаза, довольная тем, как простилась.

Я не могла спать. Меня трясло в лихорадке, я то мерзла, то горела, глаза были открыты, но я ничего не видела. Серый свет по нижнему краю окна означал, что я дожила до следующего дня.

Громкий стук разнесся по дому.

Полли лежала рядом со мной, обхватив меня рукой за талию. Она вскочила и огляделась. Ее мать, дремавшая в кресле в углу, проснулась.

— Кто может стучать в дверь в такое время? — в ужасе сказала она, отодвигая занавеску и выглядывая в окно.

— Эй, кто там? — крикнула она в ночь. — Эй!

Ответа не было, лишь топот конских копыт пронесся по мощеной дорожке, стихая вдали.

— Лучше пойду вниз и посмотрю, — сказал Джордж устало и безнадежно.

— Пойду с тобой, — предложила Полли, но я сжала ее руку, желая, чтобы она осталась.

Я боялась жить в одиночестве, умереть в одиночестве. Полли все поняла и снова легла рядом.

Несколько минут спустя Джордж ворвался в комнату.

— Кто-то оставил вещи у входа, — сказал он отдуваясь и держа перед собой пакет.

— Что это?

Клара взяла с прикроватного столика свечу, чтобы рассмотреть посылку. Это был небольшой сверток в коричневой бумаге, перевязанный бечевкой. Зашуршала обертка, и в комнате наступила тишина. Клара поднесла то, что было в пакете, поближе к пламени свечи. Я открыла глаза, вглядываясь в полумрак. Она держала в руках стеклянный пузырек.

— Что там написано, мама? — взволнованно спросила Полли.

— Пенициллин… принимать три раза в день в течение четырех недель.

— Лекарство? Это же лекарство! Должно быть, кто-то из горожан раздобыл!

— Записки нет? — спросила Клара.

Полли заглянула в пустую упаковку.

— Нет.

Клара выглядела озадаченной.

— Может, это мистер Сибрук? Утром он как раз пытался найти лекарство.

— Давайте сейчас не будем разбираться, откуда это, — поторопил Джордж. — Надо быстро растолочь таблетки и смешать с молоком, а то она не сможет их проглотить.

Полли присела рядом со мной и придерживала мою голову, пока ее отец ложка за ложкой вливал мне в рот молоко, которое сильно горчило. Я не ела несколько дней, и теперь даже молоко было тяжело глотать.

— Антибиотики долго хранить нельзя, — заметил Джордж. — Будем молиться, чтобы лекарство подействовало.

Сначала доктор навещал меня три раза в день и давал лекарство утром, в обед и вечером. Каждый раз, когда он мерил мне температуру, на его суровом лице появлялась улыбка. Судороги ослабли, я стала меньше потеть, и наконец мускулы на лице расслабились достаточно, чтобы я смогла заговорить. Болезнь медленно отступала, остались лишь бледные шрамы на руках и спине.

Когда лихорадка утихла (для этого потребовалась целая неделя), врач стал приходить через день, чтобы убедиться, что у меня есть аппетит. Он сказал, что я потеряла почти четверть массы тела. Мышцы ослабли настолько, что мне не разрешали ходить без поддержки, чтобы я не упала.