Вонзила ногти в ладонь, просто чтобы вспомнить, что все еще способна чувствовать. Я причинила боль добрейшим женщинам в мире, которые заменили мне и моим брату и сестре умершую мать…

Грузовик ехал по грязи и каменным дорогам. В небе мутно светила луна, звезды погасли. Миля за милей, словно море, простирались поля. Так пусто внутри… Я не могла даже плакать.

Какой-то шум сверху вернул меня в реальность. Я подняла глаза: на соседнее место скользнул Уэсли.

— Полли, — окликнул он меня довольно резко.

— Чего надо? — сердито отозвалась я, отворачиваясь, чтобы спрятать слезы, готовые политься из глаз.

— Мне пришлось сегодня остановить тебя. Ты что, не знаешь, что будет, если не подчинишься приказу?

Я услышала собственное дыхание и почувствовала, как в легкие входит прохладный и влажный ночной воздух. Почему я плачу? Столько всего случилось — почему только сейчас? Я сжала кулаки и затаила дыхание, напомнив себе, как сильно ненавижу всех, кто связан с Новой стражей.

— Не могу поверить, что они сделали с… — Я удержалась и не назвала имена. — Почему сержант Факс считает, что вправе так обращаться с людьми, убить их кошку, забрать вещи?

Меня трясло от отвращения.

Уэсли удостоверился, что нас не подслушивают, и ободряюще положил руки мне на плечи.

— Полли, один шаг из строя — и он бы выстрелил тебе в голову, разве не понимаешь? Я пытаюсь помочь тебе, — прошептал он.

Грузовики резко остановились.

Мы выгрузились перед воротами дворца. Порция, Таб и несколько старших офицеров собрались, чтобы принять самое ценное из нашей добычи. Уэсли кивнул им и направился к своему отряду, чтобы увести его на ночь в казарму. Порция же осталась на месте. Она словно хотела пронзить меня взглядом. Так сова неподвижно сидит на ветке, высматривая добычу.

Войдя в спальню, я сразу поняла: что-то не так. Все девушки, кроме Вашти, собрались в круг в центре комнаты, но карт не было видно. В воздухе витало тревожное предчувствие.

— Ты меня беспокоишь, — медленно выговорила Порция, смакуя каждое слово, будто конфету. — Еще не начала лисью накидку — я даже не уверена, что ты шьешь. Ты не умеешь убираться. И акцент то шотландский, то как у лондонской элиты.

Последнее она сказала, подражая моему голосу, но на высокой ноте и в нос. Все засмеялись. Сержант заговорила на октаву ниже:

— Честно говоря, не знаю, что в тебе нашел Уэсли. Он и прежде якшался с рекрутами, но не так же.

Я замерла, не рискуя даже переступить с ноги на ногу или на мгновение отвести взгляд. Сердце колотилось в груди.

Таб подошла к Порции.

— Может, ты шпион Сопротивления?

Порция закатила глаза, приблизилась, взяла меня за подбородок и повернула к себе, чтобы заставить смотреть ей в глаза.

— Не думаю, что у нее хватило бы ума для шпионажа. Эта глупая девица даже не может выполнять простые приказы.

Все снова захохотали. Она наклонилась ближе, вцепляясь в мой подбородок, и зашептала на ухо, чтобы ее слышала только я:

— Зачем ты здесь?

— Чтобы служить в Новой страже, — громко сказала я.

— Серьезно? Тогда почему ты колебалась, когда дралась с бойцом Сопротивления в Ночь смерти? Ты их сторонница или просто трусиха?

— Я здесь, чтобы служить в Новой страже, — повторила я с каменным лицом.

Порция отпустила мой подбородок.

— Тогда докажи.

Я отшатнулась.

— Что?

— Докажи!

Порция закатала правый рукав. На бледной коже предплечья синела татуировка: скрещенные севиль и меч. Прежде чем я поняла, что происходит, Таб и Джун схватили меня, Джун пнула в спину. Порция встала рядом и крепко связала веревкой мои запястья.

Они втащили меня в туалет. Кафельный пол поплыл под ногами, когда Порция достала с полки длинные ножницы.

Сержант схватила меня сзади за шею. Я не издала ни звука — не хотела их радовать. Холодные лезвия на коже головы. Щелчок. Пряди моих волос дождем упали вокруг колен на пол уборной.

Порция толкнула меня к зеркалу:

— И как тебе?

Они остригли меня почти наголо, даже кожа была видна.

Таб и Джун согнулись от хохота, держась за животы. Их лица покраснели.

— Теперь сержант Уэсли уж точно не будет флиртовать с тобой, — веселилась Джун.

Посмотрев в зеркало, я больше всего поразилась не кое-как остриженным волосам, а отчаянию в глазах. Тень меня прежней…

— Неплохо. — Я повернулась к Порции и остальным. — Все равно собиралась подстричься.

Мой сарказм лишь разозлил Порцию. Ее прекрасное лицо исказилось и побагровело.

— Я еще не закончила, — сплюнула она. — Джун, подержи ее.

Джун повалила меня на пол, я ударилась затылком. Придавив плечи, она села мне на ноги. Ее немалый вес не давал пошевелиться. Я вырывалась изо всех сил, но она достала свой севиль и приставила мне к груди, так что при малейшем движении лезвие вспороло бы кожу. Я сжала кулаки.

Краем глаза я заметила: Порция стоит у греющегося на углях котла с водой. Она раскручивала, выпрямляя, проволочную вешалку. А потом положила на угли…

— Пожалуйста, отпустите, — умоляла я, ненавидя себя за то, как жалко это звучало, но остановиться не могла. — Пожалуйста, отпустите…

— Держите ее! — закричала Порция.

Она с пугающей сосредоточенностью смотрела на угли. Темные зрачки отражали пламя, она улыбнулась, наслаждаясь моментом.

«Только не глаза, — мысленно молилась я. — Не дайте ей ослепить меня…»

Порция сняла с углей раскаленную докрасна проволоку и поднесла к моему лицу.

— А ну тихо! Если испорчу, придется повторять.

И опустилась на колени рядом со мной…

Сначала я почувствовала жар, словно поднесла к огню палец. Потом — жжение, когда проволоку прижали к моей щеке. Я взвилась от боли, пытаясь освободиться, но Таб стукнула меня головой об пол. Жгучая боль — страшнее я в жизни не испытывала — пронзила тело. Кто-то закричал — наверное, я. Все вокруг покраснело, потом почернело. Последнее, что я слышала, — женский смех.

Разбудила меня боль.

Сжавшись от ощущения горячих игл, пронзающих кожу под правым глазом, я повернула голову, чтобы прижаться щекой к холодному мрамору пола. Но легче от этого не стало. Я глубоко и судорожно дышала, чтобы прийти в себя, все еще крепко зажмурившись. Встала, пошатываясь. Ухватилась за раковину.

Под правым глазом вздулись волдыри, образуя топорное изображение скрещенных севиля и меча.

Они заклеймили меня символом Новой стражи.

Дотронувшись до обожженной кожи, я подавила крик боли. Даже оставшись одна, я не могла позволить Порции победить. Я не должна показывать ей слабость, которую она так хочет увидеть.

Я оперлась на раковину. Нужно уходить сегодня же: если останусь, пытаясь завершить безнадежную миссию, меня убьют. Я потянулась к двери, но та не поддалась. Меня заперли.

Глубоко дыша, чтобы не паниковать, я огляделась в поисках выхода. Я не знала, долго ли пролежала без сознания, но понимала, что Порция рано или поздно вернется. Через круглое окошко в южной стене виднелись верхушки деревьев, погруженные в темноту ночи. Окно было из толстого стекла, армированного проволокой. Третий этаж. Если прыгну, едва ли выживу…

Я неловко подняла котел с углей и ударила им в окно. Поморщилась, затаив дыхание, когда по ванной разнесся грохот. Никто не прибежал на шум, и я снова ударила по стеклу, потом еще и еще раз, пока оно кусками не осыпалось на пол. В окне осталась только сетка.

Прорвала в сетке дыру, проползла в нее. На наружном подоконнике остановилась, схватилась за каменную кладку окровавленными руками и поглядела вниз. Воздух был неподвижен, ночь разлилась по небу чернильной лужей — ни звездочки. Единственный источник света — мелькающие под окном факелы патрульных. Отклонилась назад, прячась в тени, голова кружилась, живот сводило от боли и страха.

Слева закапала вода. Я посмотрела туда и заметила блеск медной водосточной трубы, увитой плющом. Теперь трубы служили для сбора питьевой воды во время дождя. Я сомневалась, что она выдержит мой вес, но это было лучше, чем ничего. Потянулась… и едва не упала, так и не достав до плюща.