Впрочем, вероятно, я услышал бы что-нибудь вроде того, что бабы – есть бабы и, если они наваливаются целой кучей, вместо того чтобы степенно расходиться по разным комнатам, ему это до фени. Есть о чем говорить! Привез с собой одну, махнул ее на другую, ну и что?

Должен сказать, что у меня старомодные взгляды, и свои ценности выбрал для себя сам. Может быть, со стороны я и выгляжу рыцарем в жестяных доспехах, молотящим мечом из фольги по равнодушным подлецам и защищающим честь жен-шины, которая этого не заслуживает. Действительно, мое понимание любви далеко не всегда приносило мне удачу. Отношения между мужчиной и женщиной, а интимные особенно, должны основываться на доверии, привязанности и уважении, а не диктоваться желанием засчитать в свой актив очередную победу самоутвердиться, иначе как раз и получается подобная «групповуха». Я и правда не понимаю, как можно интимную близость превратить в развлечение, оправдывая это биологической необходимостью. Конечно, я не излагаю свое кредо каждому встречному и не пропагандирую претенциозные банальности типа: любой человек – ценность сам по себе, и женщина в том числе. У меня самого есть подозрения, что я в какой-то мере идеалист. Однако с удивительной для меня горячностью продолжал мысленный спор с Сонни. Я думал о том, что мы превратились в надувных кукол с гидравлическим приводом. Пусть не Элоиза и Абеляр или Ромео и Джульетта! Но должна же быть хоть крупица любви! Только любовь наполняет объятия такой восхитительной нежностью, а очаровательные глупости, которые так приятно нашептывать, когда улегся шквал страсти, – смыслом.

Неизвестно, до каких высот обобщений поднялся бы я в своих высокопарных размышлениях, если бы меня не выручила Дэна.

Она вдруг повернулась ко мне и с улыбкой сказала:

– Чуть не заснула. – Она зевнула, прикрыв рот рукой. – Знаете, когда все время думаешь об одном и том же, то и во сне не можешь от этого избавиться. Сон переплетается с явью совершенно невообразимым образом.

– Ну и что же вам приснилось?

– Даже трудно рассказать такие бессвязные вещи! Кажется, я беспокоилась, прибудет ли заказанная мной машина вовремя, потом вдруг стала вспоминать, когда нам с вами в прошлый раз понадобилась машина, хотя наяву-то этого не было! Дальше, кажется, мы вышли из самолета, сели в нее, а она оказалась без колес. Вы пришли в ярость и твердили, что ни на кого нельзя надеяться. И я подумала, что в следующий раз надо мне лично проверить, все ли колеса на месте, прежде чем расписываться в квитанции, и только тут осознала, до чего же все это нелепо. Думаю, какой-нибудь психиатр здесь разобрался бы.

– Полагаю, он сказал бы, что мне не стоит обольщаться на ваш счет – ничего у меня не выгорит.

Я сказал это не подумав – просто сорвалось с языка. Она какое-то время продолжала смотреть на меня, а потом заметила, пожалуй, подчеркнуто небрежно:

– Не вижу связи.

Она снова отвернулась к окну, и я заметил, как краска вначале залила ее шею, затем щеку, лоб и медленно схлынула. До меня дошло, что, сам того не желая, я своими словами побуди;! ее удвоить бдительность, чтобы не допустить никакого, даже минимального эмоционального сближения со мной.

Пока я получал багаж, она уже разобралась с машиной, а едва мы разместились рядышком в кабине, как в руках у нее оказалась карта с пометками. Показав ее мне, Дэна сказала:

– Здесь отмечено только самое основное. Сейчас пойду еще кое-что выясню, – и открыла дверцу машины.

– Расположение закусочных? – спросил я.

– Пунктов автосервиса, – отозвалась она, направляясь к зданию станции. Молодец она все-таки! Вскоре на карте появились новые пометки, и мы двинулись в путь, нам пришлось на несколько кварталов отклониться от маршрута, ведущего в Северную Ютику, чтобы заехать в одну из итальянских автомастерских при мотеле. Называлась она «Дипломат». Восторгов у избалованных комфортом владельцев авто она не вызвала бы, но несколько порций антифриза оказались впоследствии прекрасной защитой от 35-градусного мороза. Горячие итальянские сосиски и даже недоваренные спагетти тоже пришлись кстати. Ели мы молча, и в этом почти физически ощутимом молчание была какая-то неловкость. И Дэна, похоже, не собиралась раз рядить обстановку. Если нам суждено много времени проводит! вместе, подобное явление может стать обременительным. Наде было срочно что-то придумать. Я решил рискнуть, хотя мог получить в ответ озадаченный взгляд и услышать нечто вроде: «Не понимаю. О чем это вы?» Ну да ладно, будь что будет!

И когда она стала наматывать спагетти на вилку, я обратился к ней:

– Господи, Майра, готов биться об заклад, что ты забыла переключить термостат!

Ее вилка со звоном упала на тарелку, но она тут же отозвалась:

– Это я, значит, забыла его переключить? Фрэнк, душечка, это же было в твоем списке дел! Ты что, не помнишь?

– Но я же перепоручил это тебе!

– Господи, ну почему на тебя ни в чем нельзя положиться? На сколько градусов он был установлен?

– На семьдесят пять, хотя для всех нормальных людей достаточно шестидесяти восьми. А тебе непременно надо семьдесят пять.

– Опять ты за свое! Что же делать? Может, позвонить Холлисбанкерам?

– И как же они попадут внутрь?

Мгновение она размышляла.

– Очень просто! Элен плоская как доска, так что Фред без труда пропихнет ее под дверь!

Я сдался. Победа была явно на ее стороне. Мой план блестяще удался. Мы хохотали, как парочка идиотов, но вдруг ее смех перешел в сдавленное рыдание и, выскочив из-за стола, она метнулась в уборную, а посетители за соседними столиками все как один уставились на нас... Отсутствовала она, пожалуй, не меньше десяти минут и вышла с покрасневшими глазами. Она тихо села и сказала, что есть больше не будет, хорошо бы только выпить кофе. Потом, извинившись и с трудом подбирая слова, она объяснила свое поведение.

– Я не думала, что так получится... Все вышло так неожиданно интимно. Простите меня. Это так напомнило мне... Другую игру, в которую я когда-то играла... Да не смотрите вы так озабоченно! Вы же не виноваты.

– Больше не стану так играть с вами.

– Да, так, пожалуй, будет лучше.

Принесли кофе. Воцарилось неловкое молчание. Когда мы уже собирались уходить, она вдруг посмотрела на меня с деланной улыбкой и, протянув дрожащую руку, дотронулась до моего запястья.

– Милый, ты не забыл отправить открытки матушке и сестренке?

– Отправил, отправил. Твоей матушке послал открытку, изображающую оленей со сплетенными рогами.

На мгновение Дэна поджала губы, и я понял, что она подыскивает для меня подсказку, чтобы на сей раз смог выиграть я.

– А вдруг матушка воспринимает это как намек и расстроится?

– Детка, твою матушку волнуют только деньги и то, как бы их заграбастать побольше.

Она засмеялась, признавая свое поражение. Поистине наибольший успех имеют глупые шутки. Но главное – она смеялась! Смеялась, хотя глаза ее все еще блестели от слез. Я гордился тем, что она сумела взять себя в руки, но сам не мог избавиться от чувства вины за невольное вторжение под ее панцирь. И в то же время был ужасно рад, что она поддержала предложенную мной игру – теперь мы были Фрэнком и Май-рой. Однако от нового раунда я решил воздержаться, чтобы она не сочла себя обязанной поддержать игру. Пусть сама начнет в следующий раз. Кстати, у меня было такое чувство, что она понимает, о чем я думаю.

По шоссе номер восемь мы отправились к северу, в горы. Проехали деревушку под названием Польша, напоминавшую рождественскую открытку: идеально расчищенные дороги с высокими сугробами по сторонам. В таком местечке не особенно хочется жить, но приятно знать, что вы отсюда родом.

Выше, в заповедном лесу Адирондак, воздух стал чище и холоднее. В старом седане было тепло и уютно. Петляющая лента дороги, зимние озера; вечнозеленая растительность темнела на фоне снега; покрытые невысокими деревцами холмы – словно сгорбленные спины старых, вечно пасущихся зверей – все создавало ощущение покоя. И даже качество нашего молчания стало иным.