Она отдалась ему в своей комнате. Извержение семени во время их совокупления оказалось на удивление обильным, чего она никак не ожидала. Потом же, когда они оба обессиленно лежали на покрывале, Гас плакал, говорил с ней на языке ее родителей, который Яна неплохо понимала, хотя говорить на нем не умела, беспрестанно называл себя подлым стариком, а она в темноте ночи рассказала ему о Питере, о том, что у них было. Гас, похоже, все воспринял правильно. Затем Яна сказала ему, что они оба потеряли самое для них дорогое и что она готова выйти за него замуж, если, конечно, у него нет серьезных возражений.

Ровно две недели спустя – к ужасу всех членов семьи и нескрываемому изумлению Анны – они действительно поженились. То, что произошло с ними после свадьбы; оказалось полной неожиданностью. Во всяком случае, для Яны. Рядом с молодой женой Гас и сам заметно помолодел, даже, казалось, почти позабыл о своей горькой утрате. Ночами в постели он был просто великолепен, а днем полон жизнелюбия и здорового оптимизма. Ей с ним было и спокойно и весело. А поскольку Гас время от времени проявлял к ней признаки нежности, то и ее сердце постепенно стало оттаивать...

Впрочем, длилось это недолго. Извещение о гибели Генри сразу же все изменило. Буквально в течение нескольких дней Гас потерял всю ту жизнерадостность и энергию, которую принесла ему молодая жена. Он вообще перестал проявлять желание обладать ею и превратился в усталого пожилого человека с безвольно обвисшими плечами. Несколько раз, когда они ложились спать, Яна робко прикасалась к нему, но в ответ Гас лишь что-то неразборчиво бормотал и тяжело отворачивался от нее на другой бок. Она прибегала к помощи по меньшей мере десятка известных женщинам маленьких хитростей, чтобы вновь возбудить в нем страсть, и не только потому, что этого требовало ее молодое тело, а надеясь, что это поможет ему прийти в себя и забыть горе очередной утраты... Но, увы, после многих настойчивых попыток поняла: теперь она стала для него не столько молодой женой, сколько просто любимой дочерью. И прежних отношений между ними ей уже никогда не вернуть. Отныне ее уделом стали внутреннее напряжение и постоянная, надрывающая душу нервозность. Ей осталось только надеяться, что рано или поздно они утратят болезненную остроту и ее тело медленно, но верно адаптируется к новой бесполой жизни, когда уже ничего и никого не надо...

Сегодня вечером Гас все-таки рассказал ей все про Тину. При этом, лежа в их большой постели, он крепко прижимал ее к себе, а из его глаз медленно текли крупные слезы, одна за одной падая на ее обнаженное плечо. Вскоре такая близость их тел, хотя Яна хотела всего лишь утешить Гаса, невольно стала возбуждать ее все больше и больше, и наконец она так откровенно продемонстрировала свое неудержимое желание, что ее безошибочно понял бы даже подросток. Увы, Гас, резко от нее отодвинувшись, перевернулся на другой бок и свернулся в клубочек горя, которое он больше ни с кем не хотел делить. Вообще ни с кем! Где-то через час он все-таки заснул, а Яна... Она долго еще лежала без сна в темноте, изо всех сил стараясь думать только о чем-нибудь пустом, обыденном и банальном...

Во вторник, в семь часов вечера, магазин Гаса, как обычно, начал закрываться. Терпеливо дождавшись, когда последний покупатель – маленький мальчик с буханкой овсяного хлеба – покинет торговый зал, Уолтер запер на ключ входную дверь и подошел к кассе, чтобы помочь Бонни подсчитать дневную выручку. Рик Стассен перекладывал мясные продукты из витрины в холодильник; Довер, их новенький, вытряхивал мусор из баков в черные пластиковые мешки и один за другим выносил их на задний двор, откуда рано утром их заберет мусороуборочная машина; сам Гас сосредоточенно занимался овощами в витрине, срывая увядшие листочки и выбрасывая их вместе с подгнившими помидорами в стоящую рядом большую плетеную корзину без ручки; Яна уже подмела пол в зале и теперь стояла у оконной витрины, наклеивая на внутреннюю поверхность стекла этикетки, которые Уолтер заранее приготовил, чтобы информировать покупателей о «фирменных товарах» на завтра; только что вернувшийся из последней поездки Верн Локтер вынимал из грузовичка пустые коробки и аккуратно складывал их в кладовке. Все работали молча и сосредоточенно. А ведь когда-то это время после закрытия магазина было для всех самой приятной частью рабочего дня! Тогда вокруг звучали веселые шутки, громкий смех, открывались банки с пивом... Но в этот вторник не слышалось не только смеха и шуток, а вообще какого-либо разговора и даже звуков – лишь тихий обмен короткими репликами между Уолтером и Бонни, мокрые шлепки разбивающихся о стенки корзины испорченных помидоров, хлопанье дверцы холодильника да жужжание неоновых ламп на потолке...

В семь тридцать очередной трудовой день наконец-то закончился, и, включив в торговом зале ночной свет, все ушли на кухню, где стоял большой обеденный стол. Поскольку новый работник занял место отсутствующей Тины, то за ним, как всегда, собрались семь человек: Гас и Яна, Уолтер и Доррис, Верн, Рик и Джимми Довер. Анна никогда вместе с ними не ела. Во время ужина она медленно, тяжелыми шагами, с совершенно бесстрастным лицом ходила от плиты к столу и обратно, гремя кастрюлями и тарелками, а сама садилась за стол, когда все, поев, уходили с кухни. Пища обычно была простой, но сытной...

Яна бросила быстрый взгляд через стол. Верн Локтер только что спустился из своей комнаты в кухню. В отличие от Рика Стассена он далеко не всегда ужинал вместе со всеми, но когда приходил, то, как правило, после всех, потому что переодевание к ужину всегда занимало у него немало времени. Однако сегодня на нем почему-то была рабочая одежда, хотя свежую тенниску он все-таки надел.

– А что случилось с дорогими модными костюмами и рубашками, Верн? – ледяным тоном поинтересовалась Доррис. – Они тебе что, вдруг перестали доставлять удовольствие?

– Нет, просто решил сделать небольшую перестановку наших запасов, чтобы было удобнее комплектовать заказы, – спокойно ответил Верн и посмотрел на Яну. – Ты вроде бы чаще всех их комплектуешь, ведь так? Может, после ужина ненадолго останешься и поможешь? Ну, скажем, посоветуешь, как лучше...

Яна согласно кивнула:

– Конечно.

Покончив с ужином, как всегда, очень быстро, Гас встал, бросил скомканную салфетку на стол, пробормотал что-то неразборчивое и отправился в гостиную, чтобы провести следующие три часа тупо уставившись ничего не видящими глазами в экран телевизора.

– С чего это он сегодня вечером такой веселый? – язвительно проговорила Доррис.

– Слушай, может, хватит? – резко оборвал ее Уолтер.

– Может, хватит? Ну конечно же хватит! Его драгоценной маленькой доченьке пришлось отправиться на лечение, и все только об этом и думают. Ну а обо мне? Обо мне здесь хоть кто-нибудь подумал? Да всем здесь на меня наплевать. Никто не хочет даже вспомнить о том, что я скоро рожу ему внука или внучку!

Уолтер с шумом положил на стол вилку и коротко бросил:

– Заткнись!

– Значит, тебе тоже на меня наплевать? – Доррис с грохотом поставила свою кофейную чашку. – Так вот, знаешь, что мне от тебя нужно, мистер Мерзопакостный? Я хочу, чтобы ты сводил меня в кино. Более того, я хочу, чтобы при этом на тебе была чистая рубашка, галстук и пиджак. У меня нет ни малейшего желания показываться на людях с неряхой и хамом!

Уолтер тяжело вздохнул и снова взял в руку вилку.

– Хорошо, хорошо. Кино так кино. Все, что пожелаешь.

– Говорят, интересный фильм идет в «Центральном», – неожиданно произнесла Бонни.

Все сидящие за столом тут же к ней повернулись. Они настолько привыкли к молчанию Бонни, что были даже несколько обескуражены ее добровольным советом.

После небольшой паузы Уолтер неуверенно предложил:

– Может, хочешь пойти с нами?

– Да, с удовольствием. Если, конечно, вы оба не возражаете.

– Конечно же не возражаем, Бонни! Это было бы просто замечательно, – отозвалась Доррис с заметно большей теплотой, чем того требовала ситуация, и при этом почему-то даже слегка покраснела.