Группавеселилась не только в Лос-Анджелесе. В дороге — групи и дилеры теперь былиповсюду. Может, трое участников группы и были женаты, но понятие «дорожнойледи» все еще имела силу в семидесятых. В Новом Орлеане они остановились взнаменитом отеле Royal Orleans и зависали во французском квартале, где Джонсипопал в «затруднительное положение» с местными трансвеститами. Теперь все онисчитали кокаин «ракетным топливом», и, несмотря на опасения привлечь чрезмерноевнимание, наняли на постоянную работу «коксовую леди», загадочную англичанку,единственной задачей которой было давать участникам группы кокаин науказательном пальце, затем намазывать их носы щепоткой вишневого нюхательноготабака и каплей шампанского Dom Perignon 1966 года. Ничто из этого не считалосьвызывающим привыкание, скорее совершенствующим, даже элегантным.

Былоли это частью кайфа, спросил я Джимми однажды. Эти разные правила, которыеприменялись ими? «Да, конечно, это было частью происходящего. В том и дело —это было частью реальности и было возбуждающе, да. Но было совершенно очевидно,что мы были на самом острие всего, что происходило». Стало ли в результатетяжело, живя вдали от сцены, достигать такого возбуждения и интенсивности?«Нет, я все еще был знаменит! — усмехнулся он. — Нет, потому что все былосбалансировано. Были интенсивность, энергия и креативность, когда была пора дляних. Все остальное время предназначалось для подготовки и восстановления.Знаете, многое было так изолировано. Мы уходили со сцены, прыгали по машинам иисчезали в самолете, который вез нас на следующий концерт. Наши ноги вдействительности никогда не касались земли, — он сделал паузу. — Всегда быломного театральности. Так всегда бывает в рок-н-ролльных турах, хотя, думаю, мы,вероятно, были пионерами во многом таком. На самом деле я знаю, что так ибыло...»

Болеесерьезным было то, что, хотя они и не рассказали об этом, пока тур не подошел кконцу, Пейдж получал угрозы смертью, некоторые от конченых психопатов, другиеже более волнующего происхождения. Грант воспринимал все их всерьез и удвоил, азатем утроил гастрольную охрану, поставив здоровяков у дверей лифта на этажахотелей, где останавливалась группа, и приказал Коулу помогать ему следить затолпой каждый вечер. «Это было куда серьезнее, чем я думал, — сказал Пейдж,утверждая, что кого-то в итоге арестовали. — Это было прямо дело Мэнсона, и онпосылал волны этой абсурдной паранойи, которая затянула моего друга... в концеконцов этого парня выследили и забрали в больницу. Впрочем, он бы точно сделалчто-нибудь».

Нетолько Led Zeppelin были под угрозой в новой, отягощенной наркотиками,пост-мэнсоновской атмосфере рок-концертов. The Stones первыми пострадали из-засобственного стремления создать свой имидж, потерпев фиаско в Альтамонте.Теперь была очередь групп вроде Uriah Heep, чей певец Дэвид Байрон жаловался,что альбомы вроде Demons and Wizards и The Magician’s Birthdayпривлекают к группе «людей с другой планеты». «Поначалу это было шуткой, апотом мы оказались втянуты в это». Гитарист Black Sabbath Тони Айоммивспоминает, как, приехав на стадион Hollywood Bowl в 1972 году, обнаружилогромный крест, нарисованный свежей кровью на двери их гримерки. Когда темвечером Айомми, инструмент которого плохо работал, так разбушевался на сцене,что пинком опрокинул огромную колонку, за ней оказалась орудовавшая ножомфигура, одетая в длинную черную мантию. «Он едва не ударил меня, — рассказывалАйомми, качая головой. — Но, к счастью, роуди повалили его на пол. В смысле,мне было не по себе из-за этого, но, думаю, в те дни мы принимали стольконаркотиков, что они просто слились в один».

Конечно,можно утверждать, что эти рок-звезды сами привлекали к себе такое внимание, нетолько Джимми Пейдж, чьи оккультные интересы были очевидно — даже для егонаименее доверчивых фанатов — куда более серьезны, чем у его современников.Если так, то, может, с головой, вскруженной той мощью, которой он обладалтеперь в буквальном смысле в кончиках пальцев, он считал сами концерты Zeppelinформой магического ритуала? Дэйв Диксон, определенно, думает, что это возможно,сравнивая сцену с алтарем. «На рок-концерте больше энергии, чем в самой крепкойевангелической церкви, и вся она направлена на одну группу людей. Поэтому людивсегда хотят слышать лучшие хиты и ты чувствуешь себя несколько разочарованно,когда они играют новый материал, ведь ты не часть этого ритуала. Основа всегоритуала в том, что одно и то же повторяется снова и снова. Но если взять кто-товроде Джимми Пейджа, знающего магию, знающего о ритуалах и энергии, котораяможет быть накоплена в результате них, конечно, возможно, что он выйдетгде-нибудь на одном из следующих концертов и использует эту энергию». В 1976году Пейдж, само собой, признавал, что было «чертовски много того, чтообразовывалось из взаимодействия группы и зрителей — невероятной энергии,которая появлялась там, и, знаете, для аудитории это эйфория». Он добавил: «Этонечто экспрессивное, и оно заклиналось». Снова это слово — «заклиналось».Однако, как и Айомми, он кажется поразительно спокойным. «Есть граница безумия,— пожал он плечами, — христиане они, сатанисты или еще кто... это некармическая обратная реакция или что-то подобное... было много мелкихмагических явлений, но ничего меня на самом деле не беспокоило».

Болеепрозаичным, но не менее тревожным было поведение Бонэма, становящееся всеэксцентричнее. Где-то во время тура Грант спросил: «Что с тобой, Джон? Почемуты пытаешься всем все испортить?» Этот вопрос в тот или иной момент задавалпрактически каждый, кто когда-либо знал Бонэма. Единственным ответом, с которымсоглашались все, было то, что, казалось, у ударника существовало две стороны:Бонэм — любящий, великодушный семьянин, ненавидевший быть вдали от дома, и Бонзо— пьяный, обдолбанный разбойник, вымещавший свою неудовлетворенность на любом,кто оказывался в тот момент у него на пути. Персонаж вроде Джекила и Хайда,личность которого легче всего расщеплялась, когда он пил.

Нос другой стороны, как сказал мне Пейдж: «Тогда пили все. То есть, так ипроисходило. Знаете, это были жизнелюбивые времена. Бонзо, определенно, былпарнем, который спускался в паб и в одиночку выпивал больше, чем все остальные,— и нормально себя чувствовал. Такова в те времена была питейная традиция. Ноон наслаждался выпивкой. И дело в том, что он всегда играл. Поэтому тыпросто думал, что ж, значит так». Долгая пауза. «Тогда было много людей,которым нравилось хлестать выпивку. И потому в действительности это не казалосьстоль необычным — не в ту эпоху».

«Вообщеон был славным малым и очень щедрым парнем, — говорил старый приятель Бонзо изБрама Мак Пул. — Но он мог быть несносен, когда выпивал, мерзкий подонок. Онобладал обаянием и недооценивал людей. И я порой острил на его счет. Я сказалему: „Бросил бы ты выпивку, Джон, она тебя до добра не доведет“. Он ведь сильноперебарщивал. Создавал всякие ситуации, покупая всем [столько] выпивки, чтоприходилось звать менеджера, чтобы расплатиться по счету! Таков был Джон с егокомпанейским характером, которым пользовались люди. И, конечно, он сделал себеимя, это немного напоминало Муни [Сноска: Кита Муна. — Прим. пер.], он почти дошел до этого.

Дома,в Англии, он тратил деньги на подарки жене и сыну, друзьям и близким. «Онвсегда был щеголем, — рассказал Бивэн. — Любил носить костюмы-тройки, галстукии всякое такое. И спускал много денег на машины. У него всегда было шестьмашин». В одну неделю он ездил на Maserati, в следующую — на JensenInterceptor, Jaguar E-type или, может, Rolls-Royce. В разное время он такжевладел Ferrari, красным AC Cobra и Aston Martin. Auston Martin был подарком надень рождения Пэт, но она так перепугалась, когда Джон прокатил ее на нем —несясь по деревенским улочкам на 100 милях в час, — что отказалась когда-либоеще садиться в него.

«Ончастенько посещал один гараж, — рассказывал Бивэн. — Боже, да он был мечтойпродавца! Я навещал его раз в месяц, и у него по-прежнему было шесть машин, ноодна из них была другой по сравнению с прошлым разом, когда я был там. В следующеммесяце исчезала другая, чтобы на ее месте появилась какая-нибудь еще».