Иришь вымученно улыбнулась. Больше всего ей хотелось брезгливо отодвинуться, выпутаться из кольца ее рук. К ее облегчению, матушка отстранилась сама. Расплела ласковые, удушающе-тяжелые, как аромат роз, объятья и ласково улыбнулась, погладив ее по волосам.
- Уже совсем скоро приедем, - улыбнулась Айори, и на этот раз Иришь поверила ее улыбке. Или, во всяком случае, очень хотела поверить, потому что отчаянно нуждалась в ее любви.
- "Скоро"? - запоздало насторожилась Иришь. - Мы не в Излом Полуночи?
- В этом нет смысла. До свадьбы остался всего день. Мы остаемся в Арьеннесе.
- День? - едва выговорила Иришь, отказываясь верить в услышанному. - Но... но разве...
- Разве "что"? - холодно спросила Айори, смотря на нее с прежней угрозой и жестокостью.
- Ничего.
Иришь вновь обессиленно откинулась на спинку сидения. Силы оставили ее.
Силы - и какая бы то ни было уверенность. Сумятица чувств, едва улегшись, вновь закружила ее, не давая остановиться, подумать и, наконец, решить...
***
За окном давно занимался рассвет, но ни единого, даже самого робкого лучика не пробивалось сквозь плотно задернутые шторы. Жарко горел камин, но растопить холод, звенящий в воздухе, морозным дыханием оседающий на волосах и леденящий кровь, не мог - как не могла поющая в его руках скрипка.
Скрипка плакала и смеялась, всхлипывала и пела под дрожащим смычком: мягко, переливчато, звонко - и резко, порывисто; с надрывом, надломом.
Плакала и смеялась вместо него.
...Пальцы жгло от впивающихся с каждой нотой струн, и боль выливалась отдельной мелодией, вплетаясь в основное звучание трели, повторяясь, дробясь.
Эрелайн играл - и не мог остановиться. И губы шептали, беззвучно, молчаливо: "Пой за меня, плач за меня - прошу! Только не молчи! Потому что я - не могу, а молчать больше нет сил".
Быстрее, быстрее, едва перебирая струны, едва касаясь их в нервозных, резких движениях. Быстрее, в погоне от себя - и за чем-то недостижимым, неуловимым. Со струн срываются диссонансы, скрипка уже не поет, а вскрикивает, не плачет - рыдает, но и это каким-то непостижимым, дьявольским образом складывается в мелодию.
В дьявольскую мелодию.
Быстрее, больнее, тоньше, звонче! Пронзительнее до невозможности!
- Айн? - негромкое, мягкое, успокаивающее - как с больным.
Скрипка вскрикивает, раз за разом, как под ударом плети. Вскрикивает, всхлипывает - и плачет навзрыд, захлебываясь, срываясь в диссонансах.
- Айн! - почти укоризненное. Шаги, едва слышные, тонущие в мягком ворсе ковра.
Музыка срывается в одном бесконечном крике, плаче, вое, терзая душу, разрывая сердце на части, пробирая - и пробираясь. Быстрее, быстрее! С анданте на аллегро! Злее, отчаяннее, еще больнее!
- Да отложи ты эту проклятую скрипку!
Скрипка взвизгнула не-созвучием - и оборвала ноту, захлебываясь криком. Лопнувшая струна хлестнула по лицу, обжигая щеку жарким поцелуем.
Рука со смычком безвольно опустилась - грузно, бессильно, как у брошенной куклы. Взгляд такой же пустой, безвольный. Дыхание - сбито, как будто бы он не играл, а бежал. Сил совсем нет.
- Айн! - уже не злое, а спокойно-раздраженное. Рассудительное и предупреждающее. - Не перестанешь меня пугать - врежу!
Эрелайн вздрогнул. Взгляд, затуманенный, смотрящий куда-то вдаль немного прояснился и сфокусировался на друге. На лице отразилось выражение крайнего скепсиса.
- Что-что ты сделаешь? - переспросил мужчина, как будто не услышав. В голосе, приглушенном и охрипшем после долгого молчания, прорезались знакомые ироничные нотки.
Лоир вздохнул с облегчением. Пройдя в комнату, повторил с какой-то затаенной гордостью:
- Врежу!
И упал в кресло.
- Ты? Мне? - Айн с сомнением вскинул бровь. Улыбка, настоящая, радостная, без тени грусти на секунду озарила его измученное тяжелой ночью лицо - и погасла.
Повелитель бережно опустил скрипку на стол. С нежностью провел по ней ладонью. Побарабанил по рабочему столу, не зная, куда себя деть. С сомнением глянул на стул, но садиться не стал - так и остался стоять.
- Конечно! - важно подтвердил Лои.
- Ну-ну! - фыркнул Эрелайн. - Хотел бы я на это посмотреть!
- Показать?
- Нет, спасибо, - на этот раз улыбка вышла вымученной. - Лишаться друга сейчас было бы... некстати.
- Что случилось? - прямо и без обиняков спросил Лоир, становясь неожиданно серьезным. - Сегодня ночью, в Беллетайн. Ты так и не рассказал.
Айн не вздрогнул, не изменился в лице, не ссутулился. Напротив: болезненно выпрямился. Не мужчина - натянутая струна, дрожащая от напряжения. Лицо, только что по-мальчишески лукавое, застыло невыразительной маской, прибавив ему несколько сот лет.
...к окну отвернулся уже Эрелайн.
Повелитель.
- A'shes-tairy смогли обойти стражу. Одна из них взяла леди Ириенн в заложницы и шантажировала меня ее жизнью, - сухо, коротко, безразлично. Голос вновь омертвел, из него ушла жизнь.
- Это я слышал! Но все же разрешилось. В чем дело?
- Сумеречная была столь любезна, что несколько раз напомнила о моем проклятии. А леди принцесса слишком умна и начитанна, чтобы не понять, что A'shes-tairy имеет в виду.
- То есть она...
- Знает, - подтвердил он. В одном коротком слове смешались и злость, и отчаяние, и обреченность.
- И?..
- У нас... состоялся пренеприятный разговор. Леди вполне определенно сказала, кем - или, точнее, чем - меня считает, до кучи плеснув несколько слов о моей семье и о том, что кара заслужен.
Повисла гнетущая тишина.
- Но... кхм... - Лои кашлянул. - Она, кажется, еще жива?
- Жива, - Эрелайн криво улыбнулся, - но ты угадал. Я действительно ее чуть не убил.
- Проклятье?
Он красноречиво промолчал.
- И что будет теперь? - голос Лоира нервно подрагивал несмотря на все его попытки сохранить спокойствие и невозмутимость.
- Не знаю, - просто сказал Эрелайн, резко развернувшись. И с нервным смешком продолжил: - Не знаю. Веришь-нет, я возвращался на бал как на смертную казнь, смиренно и коленопреклонно! А там меня Этвор благодарит за спасение дочери! Можешь представить? И даже не подозревает о том, кого благодарит!
- То есть... - Лои нервно облизнул пересохшие губы, не решаясь огласить такой желанный, но почти невозможный ответ.
- Она не сказала? Да, похоже на то.
- Но это же... - воскликнул Лои, вскакивая с кресла, и радостно шагнул навстречу, но отпрянул, натолкнувшись на стену из свинцово-синего взгляда.
- Что?
- Ну... - смутился художник. - Значит, она... не выдаст?
Эрелайн, не выдержав, рассмеялся. Совсем не весело.
- Ириенн не будет молчать. Увы.
- Тогда почему она до сих пор не рассказала? - резонно возразил Лои.
- Может быть все-таки...
- Исключено.
- Тогда почему?!
- Не знаю, - огрызнулся Эрелайн, и с силой, до противного хруста сжал ладони, надеясь, что боль отрезвит. Сегодня он был возмутительно не сдержан. Глубоко вздохнув, мужчина продолжил, спокойно и терпеливо: - Лои, я слышал, что она говорила.
- Девушки часто говорят не то... - снисходительно начал друг, но Эрелайн жестко оборвал его.
- Перефразирую: я видел ее взгляд. Он - не лжет.
- А я повторю, - настойчиво продолжил Лоир, повысив голос. - Девушки часто говорят не то, что думают. Или думают, что так думают, но на самом деле не думают. Их слова - полная чепуха. Особенно, если сказаны под наплывом чувств. Вот завтра...
- Да не будет никакого завтра! - рявкнул Айн, не выдержав.
Руки нервно подрагивали, требуя хоть перо, хоть смычок, хоть меч, чтобы унять сбивчивые, перепуганные чувства. Отчаянно хотелось что-то делать, куда-то идти, что-то решать - только бы не думать, не метаться в проклятом замкнутом круге.