Я в ответ только губу прикусила и вздернула подбородок, а потом на глазах у всех прижалась к Валгусу — надеюсь, родичи поймут, наконец, что другого решения не будет!

У черного волка на скулах желваки заиграли и губы сжались в тонкую линию. А потом он вздохнул и откинулся на спинку стула, словно говоря — "пусть идет, как идет, а я умываю руки".

Чтобы не смотреть больше на искаженное гневом лицо Ярослава, повернула голову в другую сторону и увидела снежных. Они сидели напротив моих сородичей. И с их стороны тянуло той же ненавистью и отвращением.

Я не смогла удержаться от невеселой усмешки — снежные оскорбились бы, узнав, как схожи с лесными.

Мы застыли посередине, разделяя вековечных врагов, словно пограничны столб. Не принадлежа ни той, ни другой стае. Выбрав любовь, мы отказались от обоих.

Изогнутые полумесяцем столы охватывали центр зала с двух сторон, словно раскрытые клешни гигантского скорпиона. Наверное, это тоже сделали специально. Преступник должен чувствовать неизбежность и страх. Знать, что куда не кинь взгляд, повсюду найдет лишь лица судей, от которых не скрыться и не уйти.

Это было намного хуже, чем обычная клетка в человеческих судах, потому что там преступников защищали стена и железо. А тут… тут отсрочки и права на апелляцию не дадут — наказание могут исполнить сразу после оглашения приговора.

Я знала, что из этой комнаты живыми выходят не всегда — слишком четко ощущались липкие следы чужой смерти, сочившиеся из черного зеркала полов. Да, совершенно точно, в этой комнате убивали!

А за окном, за окном парили летающими островами пышные облака.

Я подумала: "Если нас все-таки приговорят, если решат, что любовь, это настоящее преступление… можно совершить последнее безумство — превратиться в зверя и попробовать допрыгнуть до небес. Умереть свободным волком."

Валгус вздрогнул и шепнул:

— Нет, Дичок, нет! Не смей об этом думать! У нас все будет хорошо! Я тебе обещаю!

И мне стало стыдно — я сдалась раньше, чем Совет вынес приговор. Который, кажется, нескоро соберется — третий, самый маленький стол напротив нас все еще пустовал.

Словно расслышав мои мысли, в спину повеяло новыми запахами — в зал зашли еще три члена Совета. Один из них был дракон. Два других неожиданно оказались обычными людьми. Без капли волчьей крови.

Дракон занял место в центре стола и лишь затем уставился на нас немигающим, змеиным взглядом. Это был не месье Хаб. Другой. Совершенно незнакомый Старейший.

Ненавистью от него не пахло, от него несло равнодушием. Дракон оказался настоящим судьей. Ему не было дела ни до вековой вражды, ни до чувств узников. Он пришел судить по делам.

Поначалу я даже облегченно вздохнула — плохого мы не совершили — а потом увидела Их. Тех, которые на нас напали. На Гришку и на меня. И мне не понравилось, что Они не стояли рядом с нами. Словно были совсем не при чем. Словно находились по ту сторону закона.

А дальше дело пошло как в кино про "плохих". Все, все, что произошло, повернули против нас! Даже столкновение с отморозками в лесу.

После того, как у меня уточнили, на каком языке говорю, зачитали обвинение. В самых незначительных проступках числилось нарушение договора. Еще меня обвинили в нападении на снежных. И в бегстве от охотников. И в разглашении тайны оборотней. И в нападении на людей. И в смене ипостаси днем на улице. И в… убийстве…

Когда прозвучала последняя фраза, я онемела, не веря своим ушам. Да что там…. казалось все, кто сидел в зале, перестали дышать. Такого поворота не ожидали. Ни мы с Валгусом, ни обе враждующих стороны. Стало до жути тихо. Кажется, каждая из сторон пыталась понять, кого я убила.

А я… а у меня в голове крутилась одна лишь фраза "этого не может быть", она повторялась как заезженная пластинка. В моей жизни было лишь две серьезных драки. И после обеих противники остались в живых! Там в лесу, я всего лишь изуродовала злобную мразь. В наши дни не умирают от разодранной щеки! А у подъезда..

Я уставилась обидчиков Гришки. Их было двое. Не хватало того, кто напал на Гришку. Но ведь он не умер! Или… умер… потом? Неужели я и, правда,… убийца?! Нет! Нет!!

Перед глазами встало обмякшее тело снежного, и кровь, сочащаяся из раны на голове.

Но ведь сердце стучало! Когда мы его оставляли, парень вовсе не выглядел умирающим! Да и сила крови оборотня залечивает самые страшные раны!

Нет… я не могла, не могла его убить! Или… могла?

Уже почти не соображая, выслушала обвинение Валгусу. К моему любимому претензий оказалось меньше, но тоже хватало с лихвой: превышение полномочий охотника, недонесение, укрывательство, пособничество преступнице.

А потом заговорили свидетели: те самые снежные, что напали на нас у подъезда. Только по их словам выходило, что нападения не было. Что когда они разговаривали, друг, которого они потеряли в незнакомом городе, выскочил на голоса, споткнулся о камень и попробовал удержаться, цепляясь за человека. А я неожиданно кинулась в драку. Игнар — так звали погибшего — упал. Они попробовали защититься, но не справились — сами схлопотали по голове. А когда пришли в себя, обнаружили труп.

Тишина стала зловещей. Я уловила смятение Валгуса, а потом мне в основание черепа словно вогнали огромный гвоздь: в глазах потемнело, и я зашаталась, но упасть не успела — Валгус меня подхватил.

— Прекратить, — негромко сказала Старейший.

Боль моментально прошла, словно у меня в голове выключатель повернули. Только вот теперь я чувствовала себя как… до ритуала, лишившись полностью доступа к чужим чувствам. И, кажется, это случилось не только со мной — снежные недовольно заворчали.

В ответ раздалось рычание уже со стороны моих братьев. Казалось, еще чуть-чуть и прямо в зале Совета случится драка.

Однако судья не дал разгореться конфликту. Он требовательно поднял руку, подзывая свидетелей. Они покорно подошли, остановились напротив. Старейший долго смотрел каждому в глаза, а затем подозвал Валгуса. После Валгуса пришла моя очередь. И хотя ноги были ватными, я не выдала своего испуга.

Вторжение в разум прошло еще грубее, чем во сне. Тогда, доверяя собрату, я сама открылась Ярославу. А тут… боялась. Правильно, как оказалось: в один момент я потеряла власть не только над разумом, но и над телом. Было такое чувство, словно я лишняя в собственном теле! Все мои воспоминания, все мои чувства на миг стали достоянием другого че…. Нет, не человека. Другого существа, в сравнении с которым, даже снежные казались родными. Их я хотя бы могла понять. А этого…

Драконы вовсе не те существа, что описывают в сказках и легендах людей. И, конечно, не те, в чьем облике предстают. Их внешность лишь оболочка. Они не более люди чем… чем…. Даже дельфины, и те нам ближе!

Но как ни странно, именно этот факт подарил надежду — такое существо не может симпатизировать снежным. Оно будет смотреть лишь на факты.

— Сведенья противоречивы. Воспоминания свидетелей и обвиняемых спорны, — невозмутимо сказал Старейший. — Для достоверной картины не хватает показаний жертвы. Убийство не доказано. Убийство не опровергнуто.

Что это значит? Значит, правду говорят и они и мы?! А разве так бывает? Чем это нам с Валгусом грозит?

Не одна я растерялась. После слов судьи, казалось, все кто был в зале, разом заговорили.

Они старались друг друга перекричать. Многие даже вскочили с мест.

Я испугалась, что судья не удержит снежных и лесных на местах, но напрасно: на полу и стенах, словно подсветка из невидимых светодиодов, выступила огненным узором прежде невидимая вязь. Она опутывала зал сложным кружевом, закручиваясь в многочисленные спирали и петли. Ее яркий огонь остудил даже самые горячие головы.

Не прошло и минуты, как все затихли и сели по своим местам. Осталась стоять лишь невысокая хрупкая женщина из снежных. Все это время она не сводила с меня тяжелого взгляда, словно хотела на месте испепелить. Но когда заговорила, голос оказался спокоен. Говорила она на своем языке. И хотя я не поняла ни слова, было ясно одно — ничего хорошего нам ее речь не сулила — мышцы Валгуса напряглись, как перед прыжком.