— И все же, мне кажется, — подытожил Говоров, — что тогда я спас ему жизнь.

— Ты знаешь, — ответил Юра Скворцов, — мы с братом очень редко видимся, не те отношения, но у меня тоже такое впечатление.

Говоров неделю ломал голову — пытался понять, что означал загадочный звонок из Елисейского дворца. Почему из всех русских в Париже пригласили только его? Может, секретарша младшего референта, повинуясь указанию свыше, ткнула пальцем в первую русскую фамилию, которую нашла в телефонной книге? Может, кто-то вспомнил историю Алены и Лизы (в свое время о них довольно много писала французская пресса, Алена и Лиза фигурировали в приоритетном списке по воссоединению семей, который Миттеран возил в Москву) и эта история, благополучно разрешенная, прекрасно иллюстрировала Францию в борьбе за права человека? Или были еще какие-то причины (его книги? его статьи в парижских газетах? его особое положение на Радио, благодаря которому он в течение стольких лет давал заработок русской эмиграции?), державшие до сих пор его в сфере внимания французской администрации?

В конце концов Говоров решил, что нечего гадать, и стал сочинять письмо Миттерану. Спокойное. Благодарил за помощь (за Алену и Лизу). Рассказывал о теперешней своей ситуации (прокормить Алену и Лизу он не в состоянии). Выражал надежду, что, может, его опыт и знания пригодятся Франции. Он, Говоров, готов на любую работу.

Текст редактировался, ужимался (Говоров знал, что длинные письма чиновники не читают), был переведен на французский и напечатан хорошим шрифтом.

Письмо послал не по почте (вдруг забастовка или потеряют?). Сработали старые связи, и письмо было передано в Елисейский дворец на определенный уровень.

Больше ни на какие официальные приемы Говорова не приглашали. И ответа из канцелярии президента он не дождался.

В жизни Говорова наметились три главных направления: 1) работа на Радио окончательно заслонила собой все остальное, и он понял: книг ему больше не писать — разве что после выхода на пенсию, 2) Говоров решил, что он обязан выцарапать Алену и Лизку из Москвы, 3) завершилось размежевание в парижской эмиграции, и Говоров вместе с Виктором Платонычем как бы возглавили левых либералов.

Но об этом подробнее. Вроде бы размежевание было четким, но, как всегда в эмиграции, запутанным. С одной стороны, правые, ярые антисоветчики, которые твердили, что въедут в Москву на белых танках, сгруппировались вокруг журнала «Вселенная» (Самсонов, Краснопевцева и К° — парижский райком партии, как называл их Говоров). К ним примыкала «Русская газета». С другой стороны — парижский филиал Радио и журнал «Запятая», которые придерживались примерно одних взглядов, но никогда не смыкались. Смыкаться с «Запятой» было опасно, ибо никто не мог предвидеть, какой фортель выкинет завтра ее редактор Марья Васильевна, более того, Марья Васильевна сама этого не знала. Однако ясная расстановка сил нарушалась тем, что вся редакция «Вселенной» делала передачи на Радио и из «Русской газеты» бегали к Говорову на приработки. В то же время Виктор Платоныч официально числился заместителем Самсонова, хотя давно там не появлялся. Многие русские литераторы и журналисты высовывались то у Говорова, то во «Вселенной», окончательно смазывая картину. Тем не менее два противоположных лагеря различались тем, что у либералов, как обычно, наблюдались интеллигентский разброд и шатание, а у правых, как и положено, партийная дисциплина и вождизм. Причем вождей там стало больше, после того как Лева Самсонов выбил у американцев крупные деньги (а выбивать деньги он всегда умел) на организацию Союза спасения от коммунизма. В Союз спасения от коммунизма (ССотК) вошло трое Известных Диссидентов, и сразу распределили посты: президент ССотК, председатель ССотК, генеральный секретарь ССотК, директор ССотК (Самсонов). Словом, все как у людей, как в какой-нибудь «Дженерал моторс», и даже более впечатляющий руководящий состав, чем в КПСС. Высокое начальство командовало… двумя секретаршами, которые от нечего делать наговорили по телефону со своими подружками и знакомыми из-за океана на такую астрономическую сумму, что Лева Самсонов схватился за голову и принял первое (а может, и единственное) разумное решение: отключить от международной и межгородской связи все аппараты, кроме одного, который хранил в запертом ящике стола, а ключ носил при себе. Правда, сперва к ССотК присоединились десятка два влиятельных общественных деятелей из Франции, Америки и Германии, но как только ССотК начал публиковать «Обращение» в прессе (набранное в газете за огромные деньги в виде рекламы — печатать воззвание ССотК как статьи редакции решительно отказывались), посыпались опровержения. Общественные деятели дружно заявили, что ничего подобного они не подписывали, публикуемые тексты им никто не показывал и вообще они предпочитают выйти из ССотК. Остались лишь те, кто начисто забыл, что когда-то вступил в ССотК, благо теперь ССотК печатал воззвания без подписей — так было спокойнее. И потом, звезды политики на Западе люди занятые, одновременно членствуют во многих ассоциациях, разве все упомнишь?

Тем не менее одно мероприятие ССотК провел почти что успешно. Президент, пользуясь своими международными связями, созвал коллоквиум против тоталитаризма. Народ собрался. Разгорелась дискуссия. Особенно интересно выступали чилийцы и кубинцы. Так продолжалось по нарастающей до обеда. С обедом вышел конфуз. Нет, кормили хорошо, даже слишком, и в дорогом ресторане. Но борцы против тоталитаризма привыкли, что на всех конгрессах разговоры разговорами, а за обед надо платить самим. Однако Лева Самсонов сделал широкий жест — обед давался бесплатно. Когда участники коллоквиума это поняли, то шедевры французской кулинарии стали застревать у них в горле. Откуда у ССотК деньги, чтоб так гулять? Не иначе как ЦРУ финансировало. А быть на содержании у ЦРУ не хотели даже бедные латиноамериканцы. Народ сообразил, что пора линять. На следующий день зал катастрофически опустел.

На следующий день Джордж Вейли пригласил Говорова на ленч. Сидели в скромном кафе. Джордж Вейли сказал, что, конечно, Самсонов совершил ошибку и вообще он изменился, зарывается и почему я вас не видел на коллоквиуме?

— Вы же знаете, — ответил Говоров, — я ничего не пишу о ССотК. Я считаю эту затею чистым надувательством. О коллоквиуме сделает программу Боря Савельев.

По одутловатому, несколько бульдожьему лицу Джорджа Вейли прошли тень, страдальческая гримаса, и Говоров расшифровал это так: «Я вам не могу, по положению не имею права рассказать, что происходит, но почему вы сами не понимаете?»

— Андрей, американцы воспринимают ССотК всерьез, иначе я бы не прилетел в Париж. Вы же демонстрируете явную оппозицию. Получается, что ударные материалы делает Савельев. Я бы хотел, чтобы вы стали начальником русской службы в Париже.

— Исключено, Джордж. Я не рвусь, я мечтаю иметь хоть немного времени на писательство. И потом, Боря Савельев посылает утренние телексы в Гамбург.

— Телексы может отправлять Беатрис. Переведет на английский, если вы ей продиктуете.

— Но Боря любит такую работу. Более того, у него американский паспорт. Где вы найдете лучшую кандидатуру для начальника?

— Савельев не будет начальником в Париже, — зло отрезал Вейли.

— Напрасно, он со всеми ладит. А я не разговариваю ни с Самсоновым, ни с Краснопевцевой.

— Вот и зря.

Та же тень с болезненной гримасой прошла по лицу Вейли. На этот раз Говорову не надо было расшифровывать, до Парижа докатились слухи, что в Гамбурге опять началась война в администрации, «сеча русских с кабардой», хотя драчка была в основном между самими американцами. Короче, Вейли нужно опираться на своих людей, Говорову он доверяет, он его выдвигает, а Говоров упорно упирается, не хочет придерживаться элементарных правил игры — более того, сам двигает Савельева, который явно на стороне противников Вейли и этого не скрывает. Но не может, о господи, не может Джордж Вейли выдать все так Говорову открытым текстом!