У отца сегодня, видимо, настроение хуже некуда. Надеюсь, он закончит «мое воспитание» быстро. Главное, не поддаться на провокации и ничем его не спровоцировать еще больше.

– Ну, чего же ты медлишь, паршивка?! Я не яс-сно выражаюс-сь? – вот и шипящие нотки прорезались.

Неужели мне страшно? Я думала, что за это время у меня уже нет этого чувства, также как и слез. Я не должна плакать и бояться, не такая уж и слабачка. В конце концов, было б все так ужасно – ушла бы. А раз продолжаю здесь оставаться – не так уж и плохо мне тут. Наверное.

– Ты думаешь, что можешь делать все так, как тебе вздумаетс-ся? Игнорировать мои приказы? Забыла, что обязана мне рождением, а? Отвечай, когда с тобой разговаривают! – вот и первая пощечина.

Не сильная, но обидная. Хотя какие обиды? Разве я еще не привыкла? Наивная душа, все надеюсь, что отец изменится однажды и мы всей семьей будем жить долго и счастливо… Мать при первых звуках его недовольства скрылась у себя в комнате, чтобы потом если что сообщить, что ничего не видела и не слышала, а я все выдумываю… Но я отвлеклась.

– Нет, папочка, что ты! Я не хотела тебя обидеть, я… – начала судорожно оправдываться я. Аж самой стало противно от того, насколько жалобным и заискивающим стал мой голос.

– Что это ты у себя прячешь? Дай сюда! – с этими словами отец выхватил у меня мою папку с моей нелепой детской фантазией на последнем листке.

– Это что еще за ерунда?! Да ты совсем на всю голову больная, рисовать такие бредни?! Я за это платил деньги, отдавая тебя в художественную школу? – и отец начал рвать все мои рисунки, которые были в этой папке.

Как будто красная пелена стала перед глазами. Я уже привыкла к его несправедливым обвинениям и угрозам, но рисунки – это единственное, что у меня есть в этом мире, чтобы не сойти с ума от одиночества. Отстраненно мелькнула мысль, что зря я не выпила хотя бы антидепрессант. И я бросилась на отца, защищать свою реликвию, не думая о последствиях. Молча принялась выдирать у него из рук свою папку, стремясь спасти хоть что-то. При этом совершенно позабыла о том, что в правой руке все еще была зажата кисточка, которой я рисовала, с невысохшей краской.

Отец не ожидал от меня такого порыва и несколько мгновений мы просто перетягивали друг на друга папку. И тут с кисточки сорвалась синяя капля краски и попала на белоснежный рукав его рубашки.

– Да как ты посмела мне противоречить?! Ты соображаешь что наделала? Это одна из моих лучших рубашек! Ты за это поплатишься, дрянь малолетняя! – и он со всей силы залепил мне пощечину.

Я не устояла на ногах. Зря мы спорили на лестнице. Очень зря… Я прокатилась один пролет и встретилась виском с углом мраморной ступеньки. Кажется, что-то хрустнуло. Он мне все же что-то сломал. В стремительно подступающей темноте я увидела, что в руках все же сжимаю свою папку и на ней капли крови. «Жаль, испортился рисунок… Но я его перерисую…» это была моя последняя мысль. Я слабо улыбнулась, представляя, что теперь меня никто с неделю не будет трогать и я успею закончить этот портрет. Еще успела услышать слова отца: «Вот черт! И куда ж мне ее теперь…», но удивиться я не успела. Я уснула. И почти не больно.

– ААПЧХИ! – таковым было мое пробуждение. Неужели меня так и оставили лежать у подножия лестницы? Отец ведь не мог меня просто бросить! Наверное. Иначе, откуда бы взяться пыли? Попыталась открыть глаза, но только пискнула от боли, мгновенно пронзившей мою голову. Нет, лучше еще полежу. Бог мой, как же здесь пыльно. Стоп! Какая пыль? Наша домработница всегда все тщательно убирает. Здесь не может быть пыли. Значит… я не дома. Нет, глупая мысль. Скорей всего, просто в падении сшибла вазон с декоративной пальмой. Черт, как же болит голова. Видать неслабо я ударилась. Надеюсь, хотя бы сотрясения нет.

Превозмогая боль, я открыла глаза. Зря только мучилась – здесь все равно темно, а глаза немедленно заслезились. Я здесь до ночи пролежала? Ничего не понимаю. Неужели отец так и не спустился, чтобы проверить что со мной? А мама не забеспокоилась, что меня давно нет? Глаза опять защипало, но уже по другой причине. Хотя, чего же я ожидала – за столько лет пора бы уже и привыкнуть. Радоваться надо, что отец меня и дальше не стал избивать, не смотря на потерю сознания. Вот только голова зверски болит. Может и двинул пару раз ногой. Очень уж он разозлился из-за испорченной рубашки.

Честно говоря, теперь страшно вообще ему на глаза попадаться. Наказания избежать не удавалось и за намного меньшие провинности. Или это уже оно и есть? Я заперта в одной из наших нежилых комнат?

Попыталась рукой нащупать лестницу, чтобы попытаться встать и дойти до комнаты, но с изумлением нашарила пальцами лишь пустоту. Я точно не дома. Проморгавшись через достаточное количество времени, я поняла, что вижу смутные очертания. Я нахожусь в старом обветшалом здании! Зачем отец привез меня сюда? Это мое наказание? Или он просто хотел от меня избавиться? На больницу это не походит и приблизительно. Должно быть какое-то рациональное пояснение. Мой отец не может быть настолько циничной сволочью! Но что-то в глубине души подсказывало, что да, может. Не предоставив мне даже минимальной медицинской помощи, от меня избавились, как от старой ненужной вещи. А вдруг мои травмы были бы чересчур серьезными?

Выбора не оставалось. Нужно куда-нибудь идти. Главное, выбраться отсюда, примерно вычислить направление и попытаться найти дом Жанны. Она поможет. Или же хотя бы пустит переночевать на пару дней. Итак, план готов. Как бы встать еще… Ох, моя голова…

Собравшись с силами и закусив губу, я кое-как встала и добрела до стеночки. Отлично, по стенке можно и выйти. Правда, двери совсем нигде не видно. Что ж, найду на ощупь. Минут через 15 я ее таки нашла! Не думала, что когда-нибудь буду так радоваться наличию двери.

Выйдя из комнаты, я скорее интуитивно поняла, чем увидела, что здесь длинный коридор. И я нахожусь где-то посередине. Голова болит с левой стороны – значит, пойду направо. Если покачнусь и упаду – ударюсь здоровой частью. Слабое утешение, но я не заморачивалась.

И так началось мое гордое шествие. Я проносилась по коридору, распугивая сквозняки и пыль, верно чувствуя свободу… Угу, как бы не так. То, как я, судорожно цепляясь за стену, буквально проползала каждый сантиметр, даже ходьбой назвать язык не повернется. Но в этот момент я поняла, что хочу жить. Нет, не так – ЖИТЬ! И домой я больше не вернусь! Буду жить у Жанны под проценты, пытаться искать работу, но отца я больше терпеть не стану. И я еще выясню, что у меня с головой – может, даже заявление в суд напишу. Хотя, что ему стоит откупиться? Но в любом случае, я теперь буду жить свободно. Никто больше не посмеет причинить мне вред.

Всю эту речь я говорила про себя, медленно, но верно продвигаясь по коридору. По ощущениям, прошло около двух часов. Очень хотелось… кхм… в общем, кое-куда хотелось. И нет, не пить. Скажем так, наоборот. На пути я заглядывала в разные комнаты, но некоторые из них еще и сквозные – чувствую, я еще долго здесь проброжу. Куда же меня мой любимейший родитель вывез? Сначала думала, что за город, в брошенный особняк. Но таких у нас поблизости нет. Неужели он решил, что если я еще и жива, то отсюда уж точно не выберусь и не вернусь? От этой мысли я тихо заскулила. Нет, я сильная, я выберусь – оборвала саму себя. Но как же болит голова. Видимо, сказываются последствия встречи моего виска с мраморной ступенькой. Как еще так быстро оклемалась после такого – удивительно…

Прошел еще час. А может и два. Я совершенно без понятия – где я. Я с этого коридора сворачивала несколько раз, проходила тучи комнат, но все без толку. Некоторые кажется уже по два раза. Полчаса назад в одной из комнат решила сделать свое черное, вернее мокрое дело – все равно никого нет. А терпеть больше нет мочи. Это было в тот момент, когда силы, казалось бы, покинули меня. Но по окончанию процесса мне как будто послышалось придушенное восклицание. В полной темноте. В здании, где, предположительно, нахожусь одна я. Откуда и силы взялись пулей вылететь оттуда. Конечно, в призраков я не верю. Но страх от этого меньше не становится.