Филип Хосли оказался в этом списке первым просто потому, что жил поблизости. Пройдя за хозяином в противоестественно чистую гостиную, где пахло мебельной политурой и освежителем воздуха и все выглядело так, словно это была музейная реконструкция жилища представителя беднейшего слоя среднего класса начала шестидесятых, Тони отметил все признаки страдающего навязчивым неврозом. Хосли, которому могло быть сколько угодно лет, начиная с тридцати и кончая пятьюдесятью, то и дело пробегал пальцами по пуговицам бежевой кофты, проверяя, все ли они на месте. По крайней мере раз в минуту он бросал взгляд на свои ногти, чтобы удостовериться, что со времени последнего осмотра под них не забилась грязь. Его седоватые волосы были острижены коротко, на военный манер, а ботинки начищены до зеркального блеска. Он пригласил Тони сесть, указав рукой на кресло, которое заранее ему предназначил, и, не предлагая ничего выпить, сам уселся точно напротив, сдвинув ноги и тесно прижав друг к другу колени и щиколотки.

— О, да у вас тут целое собрание, — сказал Тони, оглядываясь по сторонам. Целая стена была отведена под полки с видеокассетами, на каждой из которых виднелся ярлычок с датой и названием программы.

Даже с того места, где он сидел, Тони смог разглядеть, что подавляющее большинство кассет — записи «Визитов Вэнса». Пластиковый стеллаж содержал набор фотоальбомов и альбомов с вырезками. Над стеллажом на полке примостилось с полдюжины книжек. На самом видном месте, над вделанным в стену газовым камином, висел большой цветной фотопортрет, заключенный в раму. На нем были запечатлены Хосли и Джеко Вэнс, обменивающиеся рукопожатием.

— Скромная дань, зато все собрано моими руками, — произнес Хосли слащавым голосом, манерно растягивая слова. Тони мог себе представить, как, должно быть, дразнили его в школе. — Мы ведь, знаете ли, одного возраста. С точностью до дня. Я чувствую, что наши судьбы переплетены самым невероятным образом. Мы — как две стороны одной монеты. Джеко — публичное, я — частное.

— Чтобы собрать весь этом материал, потребовались годы, — сказал Тони.

— Я посвятил себя этому архиву, — гордо сказал Хосли. — Мне нравится думать, что я знаю больше подробностей из жизни Джеко, чем он сам. Когда вы заняты тем, что живете, у вас не хватает времени посидеть и поразмыслить над своей жизнью, зато оно есть у меня. Его мужество, его отзывчивость, его простота, его сострадание. Он — идеал человека наших дней. И в том, что ему понадобилось потерять часть себя, чтобы обрести эту свою исключительность, — один из маленьких парадоксов жизни.

— Не могу даже сказать, насколько я с вами согласен, — произнес Тони, автоматически прибегая к приемам, целым набором которых обогатили его годы работы с психически больными людьми. — Вдохновляющий пример этот Джеко!

Он откинулся на спинку кресла и предоставил Хосли восхвалять предмет своей страсти, изображая восхищение, в то время как сам чувствовал отвращение к этому убийце, который так хорошо умел притворяться, что ни в чем не повинный и больной человек ловился на любую из его приманок. В конце концов, когда Хосли расслабился настолько, что сдвинулся с самого края кресла, сев более-менее удобно. Тони произнес:

— Я бы с удовольствием посмотрел ваши альбомы фотографий.

Основные даты запечатлелись в его памяти.

— Для нашего исследования существенны лишь некоторые моменты биографии и карьеры отобранных нами персонажей, — сказал Тони, когда Хосли открыл стеллаж и принялся вынимать альбомы.

Каждый раз, как Тони называл месяц и год, Хосли брал определенный том и, открыв нужную страницу, клал его на журнальный столик перед Тони. Джеко Вэнс, несомненно, был очень занятым человеком, имея от пяти до двадцати выступлений в месяц, большинство из которых организовывались ради сбора денег на благотворительные нужды, в основном для больницы в Ньюкасле, где он помогал на общественных началах.

Память Хосли на мельчайшие детали, когда дело касалось его идола, была поистине феноменальна, что для Тони имело как свои плюсы, так и минусы. С одной стороны, это давало ему массу времени внимательно изучить лежавшие перед ним снимки. Недостатком же было то, что этот монотонный голос грозил погрузить Тони в гипнотический транс. Впрочем, скоро Тони почувствовал, как по телу побежали мурашки возбуждения, вновь вернувшего его к настоящему времени. Всего за два дня до того как исчезла первая из девочек-подростков, включенных Шэз Боумен в ее группу, Джеко Вэнс участвовал в открытии хосписа в Суиндоне. На второй из четырех фотографий, сделанных тогда Хосли, Тони увидел лицо, которое врезалось в его память, — прямо рядом с лучащимся улыбкой Вэнсом. Дебра Кресси. Четырнадцать ко времени исчезновения. За два дня до того смотрит обожающим взглядом, как Джеко Вэнс дает ей автограф, — похоже, девочка на вершине блаженства.

Спустя два часа рядом с Вэнсом Тони узнал еще одну из пропавших. На этот раз они явно увлечены разговором. Третья возможная жертва поднялась на цыпочки, чтобы сорвать поцелуй с губ смеющегося Вэнса. К сожалению, голова девочки повернута вполоборота к камере, что не исключает возможность ошибки. Теперь ему оставалось лишь изъять фотографии у Хосли.

— Скажите, нельзя ли взять на время некоторые из этих снимков? — спросил он.

Хосли энергично замотал головой. Вид у него был ошарашенный.

— Конечно же нет, — сказал он, — необходимо, чтобы архив оставался в одном месте. Представьте, если бы вы ко мне обратились и оказалось, что какие-то из фотографий отсутствуют? Нет, доктор Хилл, боюсь, об этом не может быть и речи.

— А негативы? Вы их храните?

Явно обидевшись на такой вопрос, Хосли ответил:

— Конечно, храню, Я что, по-вашему, разгильдяй какой-нибудь? — Он встал и открыл ящик стеллажа. Там аккуратно выстроились коробки с негативами — каждая с особой наклейкой, как и видеозаписи. Тони внутренне содрогнулся, представив себе скрупулезную опись всех негативов, хранящихся в коробках.

— Тогда можете хотя бы одолжить негативы, чтобы я мог сделать с них копии? — спросил он, старательно изгоняя из голоса даже тень раздражения.

— Я не могу позволить себе выпустить их из рук, — упрямо повторил Хосли. — Они слишком важны.

На уговоры ушло еще минут пятнадцать. Наконец был найден компромисс. Тони отвез Филипа Хосли с его драгоценными негативами в местную фотомастерскую, где заплатил грабительскую сумму за то, чтобы нужные фотографии были напечатаны в их присутствии. Потом он доставил Филипа Хосли домой, чтобы тот мог положить негативы на место, прежде чем другие негативы заметили их отсутствие.

Снова выехав на шоссе и направляясь к следующему имени в списке, Тони позволил себе краткий миг триумфа.

— Мы тебя достанем, приятель, — сказал он. — Мы тебя достанем.

Все, что Саймон Макнил до тех пор знал о Тоттенеме, это что там имеется второразрядная футбольная команда и что во время беспорядков в восьмидесятых, когда он сам еще учился в школе, в городе убили полицейского. Он не ждал, что местные жители поспешат оказать ему содействие, так что не был удивлен, когда его появление в местном регистрационном участке было встречено далеко не с восторгом. Когда он объяснил, что ему нужно, сидевшее за конторкой насекомое в человеческом облике возвело очи горе и вздохнуло:

— На помощь не рассчитывайте. У меня нет лишних рук, особенно когда никто заранее не предупреждал.

Он провел Саймона в пыльный архив, потратил десять секунд на то, чтобы объяснить систему хранения документов, и оставил его одного.

Результаты мало обнадеживали. Улица, на которой вырос Джеко Вэнс, в шестидесятые годы состояла примерно из сорока домов. К 1975 году двадцать пять из них исчезли — их обитатели предположительно переехали в многоквартирный дом, известный как «Ширли Вильямс-Хаус». Список жителей оставшихся восемнадцати домов все время обновлялся. Мало кто задерживался здесь дольше чем на год или два — особенно когда в середине восьмидесятых вдруг резко подняли подушный налог. Лишь одно имя оставалось неизменным. Саймон сжал пальцами переносицу, отгоняя подступающую головную боль. Он понадеялся, что Тони Хилл прав и что все это поможет им в конце концов прижать убийцу Шэз. Ее лицо, ее потрясающие, искрящиеся смехом синие глаза возникли перед его мысленным взором с мучительной отчетливостью. Это было невыносимо. Не время раскисать, сказал он себе, натягивая на плечи кожаную куртку и отправляясь на поиски Харольда Адамса.