Сперва они приступили к тому, как было обнаружено тело, и их вопросы яснее ясного говорили о желании поймать его на слове, когда он говорил, что прежде никогда не был у Шэз и потому понятия не имел, куда выходят ее окна. После этого их интерес переместился в другие области, где уже не было так очевидно, чего именно они добиваются. Тони не пришел неподготовленным. Он прекрасно понимал, что ему придется нелегко. Прежде всего, он не был полицейским в полном смысле слова, поэтому, если им нужен был козел отпущения, они скорее остановили бы свой выбор на нем, чем на ком-то из его команды. Прибавить сюда вполне объяснимое нежелание провинциальных бобби делить помещение и ресурсы с горсткой чужаков, возглавляемых сомнительным экспертом из министерства, личностью, на их взгляд, всего лишь на шаг отстоящей от предводителя сатанистов, и его положение представлялось безвыходным. Понимая это, он поутру, еще не продрав глаза, уже начал прокручивать в уме возможные варианты. Беспокойство по поводу предстоящей беседы не оставляло его и за завтраком, хотя Кэрол честно старалась внушить ему, что все это не более чем пустые формальности.

Возвращаясь на поезде в Лидс, он смотрел в окно, но ничего из того, что он там видел, не проникало в его сознание, занятое единственной мыслью, что ему непременно нужно найти способ убедить своих оппонентов искать убийцу Шэз, кто бы он ни был, вне круга ее друзей и коллег. Сейчас, нос к носу столкнувшись с реальностью, он уже жалел, что не сел на другой поезд и не поехал вместо этого в Лондон. Он уже чувствовал, как мышцы рук, сведенные судорогой, скрутились в тугие узлы. Шея онемела, и онемение ползло все выше, грозя захватить затылок. Это значило, что остаток дня придется мучиться головной болью.

— Давайте вернемся к самому началу, — ворвался в его мысли резкий голос Маккормика.

— Когда вы в первый раз встретились с детективом Боумен? — задал свой вопрос Уортон.

По крайней мере они не стали разыгрывать перед ним «доброго» и «злого» следователей. Оба с удобством для себя остались верны своим истинным агрессивным наклонностям.

— Мы с начальником подразделения Бишопом устраивали ей собеседование в Лондоне около двух месяцев тому назад. Точное число можно посмотреть в документах, — он говорил ровно и бесстрастно, но давалось это ему исключительно усилием воли. Только прибор, по звучанию голоса определяющий стресс, мог бы обнаружить под внешней невозмутимостью легкую дрожь подавляемого волнения. К счастью для Тони, так далеко цивилизация еще не зашла.

— Вы вдвоем слушали ее? — задал тем временем очередной вопрос Маккормик.

— Да. По ходу дела начальник подразделения Бишоп вышел, а я предложил ей пару психологических тестов. Потом детектив-констебль Боумен ушла, и мы с ней снова встретились только на занятиях.

— Сколько времени вы оставались наедине с Боумен? — снова спросил Маккормик. Уортон сидел, откинувшись на спинку кресла, и сверлил Тони взглядом, в котором профессионально смешивались раздумье, презрение и подозрительность.

— На тесты обычно уходит около часа.

— Итак, достаточно, чтобы поближе познакомиться с человеком.

Тони отрицательно качнул головой:

— Нам некогда было беседовать на посторонние темы. Честно говоря, это могло только помешать. Мы старались сделать процесс отбора как можно более объективным.

— А решение зачислить Боумен в состав подразделения было единодушным?

Какое-то мгновение Тони пребывал в нерешительности. Если они до сих пор еще не вызывали Бишопа, то это лишь вопрос времени. Он не видел никакого повода скрывать правду.

— У Пола были кое-какие возражения. Ему казалось, что она слишком напористая. Я возражал, говоря, что нам в команде нужны разные люди. В итоге он согласился взять Шэз, а я уступил в споре об одной из его кандидатур, в отношении которой мой прогноз был гораздо более пессимистичен.

— И о ком же шла речь? — поинтересовался Маккормик.

Тони был слишком умен, чтобы попасться на удочку.

— Лучше будет, если вы спросите об этом у Пола.

Неожиданно Уортон подался вперед, и его физиономия с тяжелыми и грубыми чертами оказалась прямо перед лицом Тони.

— Она казалась вам хорошенькой, так ведь?

— В каком смысле вы спрашиваете?

— В самом что ни на есть прямом. Да или нет. Вы считали эту девочку привлекательной? Она вам нравилась?

Секунду-другую Тони молчал, подбирая слова.

— Я сознавал, что большинству мужчин ее внешность должна казаться привлекательной. Это да. Но сам я не испытывал к ней сексуального влечения.

Уортон фыркнул:

— Откуда вы знаете? Исходя из того, что я слышал, вы не реагируете на такие вещи как большинство полноценных мужиков, так?

Тони дернулся, как будто его ударили. По его напряженным мускулам пробежала дрожь, а живот забурлил. На разбирательстве, которое неотвратимо последовало за делом, над которым год назад он работал вместе с Кэрол Джордан, ему пришлось говорить о своих сексуальных проблемах. Ему пообещали полную конфиденциальность, и, если судить по обращению с ним полицейских, весь этот год слово свое держали. Но теперь, вероятно, смерть Шэз Боумен лишала его такого права. Он недоумевал, откуда они могли почерпнуть эти сведения, и надеялся, что они не стали еще общим достоянием.

— Мои отношения с Шэз Боумен носили чисто деловой характер, — сказал он, заставив свой голос по-прежнему звучать спокойно. — Моя личная жизнь вообще не имеет отношения к этому расследованию.

— Это нам решать, — резко оборвал его Маккормик.

Уортон продолжил без всякой паузы:

— Вы говорите, ваши отношения носили чисто деловой характер. Но у нас есть информация, что вы проводили с Боумен больше времени, чем с другими офицерами вашего подразделения. Люди приходили утром и заставали вас за оживленной беседой. Она оставалась после занятий, чтобы о чем-то спросить с глазу на глаз. Такое впечатление, что между вами возникли очень тесные взаимоотношения.

— Между мной и Шэз не было ничего предосудительного. Я, сколько себя помню, всегда рано приходил на работу. Можете спросить у любого, с кем мы когда-то работали. У Шэз не все получалось с программами, которые мы используем, и она приходила пораньше, чтобы иметь время попрактиковаться. Что касается того, что она оставалась после занятий, то да, у нее часто бывали вопросы. Но это происходило потому, что ее сильно увлекала работа, а не по каким-то иным причинам. Если, расследуя это убийство, вы хотя бы чуть-чуть разобрались в том, что за человек была Шэз Боумен, вы должны понять, что ее единственной любовью в жизни была ее работа, — он с трудом перевел дух.

Довольно долго было тихо. Потом Маккормик нарушил молчание:

— Где вы были в субботу?

Тони озадаченно покачал головой:

— Вы зря теряете время. Вам бы следовало использовать нас, чтобы поймать убийцу, а не пытаться представить все так, будто это сделал кто-то из нас. Мы должны обсудить, что хотел сказать преступник своими действиями, что этот тип сделал с Шэз, почему он оставил на теле рисунок трех мудрых обезьян, почему эксперты не нашли ни следов изнасилования, ни каких-либо улик.

Глаза Маккормика превратились в узкие щелочки.

— Интересно, откуда это вы знаете, что мы не нашли улик? Как получилось, что вам это известно?

Тони застонал.

— Ничего мне не известно. Но я видел тело и видел место преступления. Опираясь на свой опыт по части убийц психопатического склада, я подумал, что так оно скорее всего должно быть.

— Сотрудник полиции или человек, чья работа тесно связана с работой полиции, сознавал бы всю важность улик, — осторожно намекнул Маккормик.

— Это сознает каждый, у кого есть телевизор или кто умеет читать, — возразил Тони.

— Но не все знают, как уничтожить малейшие следы своего присутствия. Чего не скажешь о людях, привыкших следить за работой экспертов на месте преступления, когда те стараются ничем не нарушить картину, не правда ли?

— Так значит, с ваших слов, там не удалось обнаружить никаких улик? — пошел в атаку Тони, цепляясь за то единственное, что казалось сколько-нибудь стоящей информацией.