– Вам не надоело говорить нелепости? – не выдержал Хедли, но вдруг заметил, что Эрнестина Дюмон съежилась от этих «нелепостей», как от удара.

Скрывая свое волнение, женщина поднялась на ноги и проговорила:

– Я пойду. Вы не имеете права меня задерживать. Вы все сумасшедшие. Сидите тут, выдумываете Бог знает что и даете… даете возможность Пьеру Флею скрыться. Почему вы не задержите его? Почему ничего не делаете?

– Видите ли, мада–ам, Гримо сам сказал, что Пьер Флей тут ни при чем. – Пока женщина смотрела на него, Фелл опустил картину, и она с глухим стуком ударилась о диван.

Несуществующая местность с тремя могилами среди покореженных деревьев навевала на Ремпола жуткое ощущение. Не успел он оторвать взгляд от картины, как на лестнице послышались шаги.

Ремпол вздохнул с облегчением только тогда, когда увидел сержанта Бейтса важным выражением на удлиненном, угловатом лице; он помнил сержанта по делу «Лондонский Тауэр». С ним вошли два бравых парня в штатском с приспособлениями для фотографирования и снятия отпечатков пальцев. В зале появились Миллз, Бойд Менген и Розетта Гримо. За ними виднелся полисмен в униформе. Девушка протиснулась сквозь эту толпу и вошла в комнату.

– Я собиралась поехать с каретой скорой помощи в больницу, но Бойд сказал, что вы хотите меня видеть, – нерешительно заговорила она тихим голосом. – Тетенька Эрнестина, вам лучше поехать туда как можно быстрее. Говорят, что…

Даже своей манерой снимать перчатки она старалась показать деловитость и независимость, но это ей не удавалось. У нее была та зыбкая уверенность, которая появляется после двадцати лет в результате недостатка жизненного опыта и препятствий. Ремпол с интересом разглядывал ее светлые, коротко подстриженные и отведенные за уши волосы, правильное, с немного выдающимися скулами и широкими, накрашенными темно–красными губами, лицо, некрасивое, но такое, что вынуждает вас с трепетом вспоминать о древних, даже совсем неизвестных вам временах. В противовес решительному выражению лица ее большие карие глаза были неспокойны. Быстро оглянувшись, девушка подошла к Менгену и, нервно дергая меховой воротник, нетерпеливо воскликнула:

– Пожалуйста, спрашивайте быстрее, что вам нужно! Он умирает, вы понимаете? Тетенька Эрнестина…

– Если эти джентльмены меня отпустят, я пойду, – вяло ответила Дюмон. – Вы же знаете, я сразу собиралась это сделать.

Она вдруг стала покорной, но в ее покорности был какой–то полувызов. Между двумя женщинами словно пробежал ток. В глазах у Розетты Гримо усилилось беспокойство. Обе быстро посмотрели друг на друга, не встречаясь взглядами. Казалось, они пародировали движения друг друга, а когда заметили это, притихли. Хедли тоже молчал, словно проводя в Скотленд–Ярде очную ставку двух подозреваемых.

– Мистер Менген, – быстро сказал он, – вы не могли бы пойти с мисс Гримо в комнату мистера Миллза? Через минуту мы тоже придем туда. Мистер Миллз, подождите немножко… Бейтс!

– Слушаю, сэр!

– Я хочу дать вам одно опасное задание. Менген передал, чтоб вы прихватили веревку и электрический фонарик?.. Хорошо. Поднимитесь на крышу и обследуйте каждый дюйм – не найдутся ли там следы от ног или какие–нибудь еще, особенно над этой комнатой. Потом осмотрите двор этого дома и два прилегающих. Возможно, какие–то следы найдутся там.

В комнату быстро вошел остроносый юноша – сержант Престон, большой специалист в выявлении потайных мест.

Именно он нашел за панелью решительное доказательство в деле «Часы–смерть».

– Ищите потайной выход из этой комнаты! Понятно? Разберите комнату па кусочки, если хотите. Посмотрите, нельзя ли выйти через дымоход… А вы, ребята, возьмитесь за отпечатки пальцев и фотографирование. Но не трогайте сгоревшей бумаги в камине!.. Констебль!.. Куда, черт возьми, подевался констебль?

– Я тут, сэр.

– Вы выяснили на Боу–стрит адрес человека по фамилии Флей, Пьер Флей?.. Хорошо. Найдите его, где бы он ни находился, и приведите его сюда. Если не застанете дома, ждите! В театр, где он работает, послали кого–то? Хорошо. Все. Всем выйти из комнаты! – Он еще что–то проворчал и ушел в зал. За ним, впервые с таким видимым рвением, вперевалку направился доктор Фелл.

– Слушайте, Хедли, – коснулся он своей широкополой шляпой руки инспектора, – вы идите и начинайте разговор. Хорошо? Я, наверное, принесу больше пользы, если останусь тут и помогу этим недотепам с фотографированием…

– Нет! Я повешусь, если вы испортите негативы! – раздраженно возразил Хедли. – Во–первых, материалы стоят денег, а во–вторых, нам нужны доказательства. Я хочу поговорить с вами откровенно. Что это за бессмысленные разговоры о семи башнях и о людях, похороненных в местности, которой никогда не было? Я знал, что вы и ранее увлекались всякими тайнами, но чтобы до такой степени? Что там еще? – недовольно обернулся он, ибо в это мгновение уже Миллз коснулся его руки.

– Э–э… Прежде чем провести сержанта на крышу, – невозмутимо проговорил Миллз, – я хочу сказать следующее: если вы пожелаете увидеть мистера Дреймена, то он тут, в доме.

– Дреймена?.. А–а, так. Когда он возвратился?

– Как я понимаю, – насупился Миллз, – ему не было надобности возвращаться. Он вообще не выходил из дома. Я только что заглянул в его комнату….

– Зачем? – оживленно спросил доктор Фелл.

– Из любознательности, – спокойно ответил секретарь. – Я увидел, что он спит, и разбудить его будет нелегко. Мистер Дреймен часто принимает снотворное. Я не хочу сказать, что он пьяница или наркоман, но снотворное принимать любит.

– Такой странной компании я еще не видел, – ни к кому не обращаясь, проворчал Хедли после паузы. – Что–то еще?

– Да, сэр. Внизу ждет приятель профессора Гримо. Он только что пришел и хочет вас видеть. Я не думаю, что это очень важно, но он член общества, которое собирается в ресторане «Уорвик». Его фамилия Петтис, Энтони Петтис.

– Петтис? – переспросил доктор Фелл, почесав подбородок. – Это не тот ли Петтис, что собирает истории о привидениях и пишет к ним чудесные предисловия? Гм… Конечно. Наверное, все–таки тот. Чем он может быть полезен?

– Чем он может быть полезен? – сам себя спросил Хедли. – У меня нет времени на разговор с ним, если только он не хочет сообщить нам что–то важное. Возьмите у него адрес и скажите, что я заеду к нему утром. Благодарю. – Он обернулся к доктору Феллу. – Рассказывайте далее о семи башнях и несуществующей местности.

Доктор Фелл подождал, пока Миллз довел сержанта Бейтса до дверей в противоположном конце большого зала. Слышны были лишь приглушенные голоса, доносившиеся из комнаты Гримо. Из–под арки лился, освещая весь зал, ярко–желтый свет. Доктор Фелл грузно прошелся несколько раз по залу, глядя то вверх, то под ноги, и осмотрел все три завешанных коричневыми шторами окна. Отодвигая шторы, он убедился, что изнутри окна плотно закрыты, потом качнул головой и позвал Хедли и Ремпола на лестницу.

– Прежде чем разговаривать с другими свидетелями, желательно, по–моему, немного сопоставить факты. И пока что ни слова о башнях! Я подведу вас к этому постепенно, Хедли, несколько бессвязных слов – это единственное достоверное свидетельство, которое мы ищем, ибо получено оно от мертвых. Я имею в виду слова, которые тихо и без Эмоций проговорил сам Гримо перед тем, как потерял сознание. Надеюсь, мы все их слышали. Помните, вы спросили, стрелял ли в него Флей? Он отрицательно покачал головой. Потом вы спросили, кто это сделал. Что он сказал? Хочу спросить каждого из вас по очереди. Что, по–вашему, вы услыхали? – Он посмотрел на Ремпола.

Американец растерялся. У него была цепкая память, но перед глазами у него все еще стояла кровавая рана в груди и выгнутая от боли шея. Какое–то время он колебался, потом ответил:

– Первое, что он сказал, как мне послышалось, было слово «холод»…

– Глупости, – перебил его Хедли. – Я все записал. Он сказал «сумка», хотя я и не пойму, какого дьявола…

– Спокойно! – остановил его доктор Фелл. – Ваши бессмыслицы хуже, чем мои. Говорите дальше, Тед.