Не было только того, что интересовало Ведомство.

После поверхностного осмотра Гримстер принялся за настоящий обыск. Обыск уже провели — по его результатам и была скрупулезно составлена опись, но Гримстер хотел порыться в вещах сам, для себя. Он перебрал книги в шкафу, отмечая в памяти их названия, вынимал и встряхивал каждую. В них не было ничего, кроме пометок на полях. Пометки позабавили Гримстера: «Неужели! Ради всего святого! Одумайся — взгляни на стр. 91, где ты утверждаешь обратное». А чаще всего попадалось просто: «!!!». По–видимому, Диллинг был требователен к книгам, не терпел плохо состряпанного чтива. Пометки попадались в беллетристике (не часто), в многочисленных научно–популярных трудах, в Шекспире, стихах, например, в потрепанном томе «Оксфордского сборника английской поэзии», в старинной книге по соколиной охоте, нескольких медицинских брошюрах, включая сборник «Домашний врач» без обложки. Но ни одного чисто научного труда или книги по собственной специальности у Диллинга не было.

Закончив осмотр, Гримстер услышал, как кто–то вошел в оставленную открытой дверь на чердак. Он обернулся и увидел Лили. Поверх бикини девушка набросила купальный халат, а широкополую шляпу от солнца держала в правой руке.

— Анджела сказала, что вы здесь, — проговорила она. — Ничего, если я войду?

— Ради Бога, — ответил Гримстер. — Сказать по правде, все это принадлежит вам. Хотите взглянуть на вещи без меня?

Она поколебалась, потом едва заметно кивнула и сказала:

— Если вы не возражаете, Джонни. Мне так грустно. Ведь это все, что осталось от Гарри.

Гримстер подал ей ключ.

— Уходя, заприте дверь. Ключ потом отдадите мне. И пожалуйста, ничего пока не уносите. Договорились?

— Конечно.

Он оставил ее на чердаке, а сам быстро спустился в кабинет к Кранстону. Майор сидел за столом, писал письмо.

— Телекамеры стоят во всех верхних комнатах? — спросил Гримстер.

— Да.

— Включите чердак. Там мисс Стивенс.

Они прошли в небольшую просмотровую рядом с кабинетом. Кранстон включил один из мониторов и сказал:

— Там темновато. Хорошей картинки не получится. Надеешься что–нибудь высмотреть?

— Сомневаюсь. Но попытка — не пытка.

Монитор нагрелся, Кранстон нажал кнопку камеры на чердаке, на экране появилась серо–белая рябь. Он сфокусировал изображение насколько мог.

— Лучше не сделаешь.

Широкоугольная камера была установлена где–то над входной дверью. Лили стояла посреди очерченного мелом прямоугольника, озираясь по сторонам. Мебель и вещи из квартиры, сообразил Гримстер, ничего не должны для нее значить. Она ведь не бывала в Лондоне у Диллинга.

Не отходя от Гримстера, Кранстон спросил:

— Как, по–твоему, Лили простая продавщица или воскресшая Мата Хари?

Гримстер промолчал. Лили ходила по чердаку, иногда трогая руками что–нибудь из мебели… Знакомилась, а не искала. Подошла к кофейному столику и вещам, бывшим на Диллинге в день смерти. Подняла связку ключей, тихонько потерла ее пальцами и положила на место. Теперь она стояла боком к камере; вот тронула шерстяной галстук, потом шариковую ручку — прикасалась к вещам так осторожно и мимолетно, словно они вселяли в нее некое тяжелое необъяснимое чувство, долго испытывать которое она не хотела. Лили встала к камере спиной, и вдруг Гримстер заметил, как опустились и задрожали под халатом ее плечи. Она присела на край стола и закрыла лицо руками, но Гримстер успел заметить, что она плачет. Так она сидела, прикрыв ладонями глаза, и плечи ее сотрясались от рыданий.

Гримстер шагнул вперед и выключил монитор. Скорбь Лили свернулась, превратилась в серебристую точку и исчезла.

Кранстон с минуту помолчал, мусоля повязку на глазу. Потом тихо сказал:

— Возможно, ты прав, старик. Да. Возможно, ты прав.

Ночью начался дождь, — неторопливый, размеренный летний дождь со слабым западным ветром. Он сыпал, не переставая, до самого утра.

Лили завтракать не шла, хотя во время вчерашнего обеда не выказала беспричинной печали. После завтрака Гримстер написал черновик донесения Копплстоуну. Среди бумаг Диллинга не было банковских счетов. Очевидно, Гарри сразу же их уничтожал. Гримстер хотел получить копии всех его прошлогодних счетов, и если вклады делались по номерам чеков, то, по возможности, и все оплаченные чеки. Из опыта он знал: по денежным делам можно судить о человеке, а ему нужно было составить о Гарри впечатление более полное, чем он имел сейчас. Перед тем как идти к Лили, Гримстер сел и прочитал присланный Копплстоуном номер «Тайме» за пятницу, двадцать седьмого февраля.

Лили стояла у окна и курила. Она повернулась к вошедшему Гримстеру, улыбнулась, поздоровалась с ним и вдруг без всякого перехода спросила:

— Знаете, Джонни, что мне в вас нравится?

— Нет.

— Вы всегда выглядите чистым и свежим. Словно пыль и грязь не смеют садиться на вас. Удивительно, как это удается некоторым мужчинам? В конце дня рубашки у них будто только что из–под утюга. Не то, что у других, — те умудряются за час перепачкаться.

Гримстер нагнулся, включил магнитофон и спросил:

— Таким, как я, был и Гарри, верно?

— Да. Откуда вы знаете?

— Сужу по его вещам на чердаке. По пальто и обуви.

— Правильно. Едва вещь слегка ветшала, он ее выбрасывал. — Лили рассмеялась. — Говорил, большинство людей проходят по жизни, таская на себе мусор. Иногда он мылся трижды в день. Трижды! Я посмеивалась: «Смотри, смоешься!» — Она взглянула на магнитофон и спросила: — Начинаем новую серию, да?

— Всего несколько вопросов, а потом — в Барнстепл. Анджела предлагает вам пойти в парикмахерскую, где сама делает прическу.

— Замечательно. Надеюсь, меня там постригут лучше, чем ее. — Лили села, положила ногу на ногу и поправила юбку. — Начинайте, мистер следователь.

— Вы осмотрели вещи Гарри. Среди них есть обратный билет до Оксфорда на тот же день, когда вы приехали в Лондон. Вы знали, что он собирался возвращаться немедленно?

— Нет.

— Он не говорил об этом?

— Не говорил. Если бы захотел, рассказал бы о своих планах сам — с пустыми расспросами я никогда к нему не приставала.

— Как вы думаете, почему у него в квартире не было никаких картин?

— Понятия не имею. К искусству он был довольно строг. Терпеть не мог репродукций. На вилле он их почти все поснимал.

Гримстер знал ответ на этот вопрос. Отсутствие картин он заметил еще в описи и перед разговором с Лили связался с Копплстоуном. Оказалось, в одном из музеев Гарри брал напрокат по две картины в месяц. После его смерти очередные картины были возвращены в музей. Очевидно, Диллинг хранил свою лондонскую жизнь в тайне от Лили. Вспомнив о книге «Домашний врач», Гримстер спросил:

— Как Гарри относился к своему здоровью?

Лили улыбнулась:

— Берег как зеницу ока. Стоило где–нибудь вскочить прыщику, как он мчался к врачу. И тонизирующее пил, как лимонад. Особенно налегал на какой–то «Метатон».

Аккуратный, заботящийся о своем здоровье, чистоплотный до предела, ведущий две жизни, одну с Лили, другую в Лондоне или где–нибудь еще, — характер Диллинга прояснялся.

— У него на год отобрали права, — продолжал Гримстер. — Вы были с ним, когда это случилось?

— Нет. Он ездил с другом куда–то, по–моему, в Гертфортшир.

— Его можно было назвать человеком, склонным к риску?

— Не всегда. Обычно он был осторожен. Но иногда отпускал тормоза.

— Когда он остался без прав, за руль сели вы?

— И только я. Без прав он ездить не хотел.

— Где вы научились водить машину?

— Был у меня до Гарри один парень, он и научил. Опять не понимаю, к чему вы клоните, Джонни, — призналась Лили, беспокойно ерзая на стуле.

— Так дождливым утром время быстрее пробежит, — улыбнулся в ответ Гримстер. — Машину, на которой вы ездили, Гарри взял напрокат?

— Да. В ближайшем гараже. Свою он, оставшись без прав, продал.