– Но, Макс, ты же любишь нас.

– Я люблю вас, как тараканов.

– Нет, больше, чем тараканов, – не согласился Генеро.

– Верно. Я люблю вас, как водяных крыс, – поправился старик портной.

– Ну что же, я пошел на мостик. – Полицейский натянул перчатки.

– Какой еще мостик?

– Мостик корабля. Шутка, Макс. Понимаешь, дождь, вода,

Корабль. Понимаешь?

– Мир лишился великого комика, когда ты решил стать фараоном, – покачал головой Макс Мандель. – На мостик… – Он опять покачал головой. – Окажи мне услугу.

– Какую? – спросил Ричард Генеро, открывая дверь.

– С мостика этого корабля…

– Ну?

– Спрыгни с него!

Генеро улыбнулся и закрыл за собой дверь. Дождь не прекратился, но сейчас полицейский чувствовал себя значительно лучше. Отличное вино согрело желудок, и он чувствовал, как тепло приятно разливается по всему телу. Генеро беззаботно зашлепал по лужам, щурясь от дождя и что-то насвистывая.

На автобусной остановке стоял мужчина, а может быть, высокая женщина (трудно было разобраться из-за дождя) во всем черном. Черный плащ, черные брюки и туфли, черный зонт, который надежно закрывал голову. Подъехавший автобус обдал остановку огромной волной. Двери резко раскрылись, и человек забрался в автобус. Машина отъехала от остановки, вызвав еще одну волну, которая достигла ног Генеро.

– Ах ты идиот! – закричал он и принялся стряхивать грязь со штанин. В этот момент полицейский заметил сумку. Она стояла рядом со столбом, на котором висел график движения автобуса. – Эй, эй! – заорал Ричард Генеро вслед автобусу. – Сумку забыли!

Его крики утонули в реве мотора и монотонном шуме

Дождя.

– Черт! – пробормотал полицейский. Генеро подошел к столбу и взял маленькую синюю сумку, фирменную, очевидно, какой-то авиакомпании. В белом кругу виднелась красная надпись "Серкл Эйрлайнз". Ниже белел девиз "Серкл Эйрлайнз": "Мы летаем вокруг земного шара".

Сумка оказалась не очень тяжелой. Маленький кожаный кармашек держался на ремешках, а под целлулоидным квадратиком находилась бирка для имени и адреса, которые владелец сумки не потрудился заполнить.

Ричард Генеро с кислой миной расстегнул молнию и полез в сумку, но тут же отдернул руку. Лицо полицейского исказилось от ужаса и отвращения, мозг пронзила мысль: "Господи, неужели опять?.." У Генеро внезапно закружилась голова, и он схватился за столб.

В комнате детективов 87-го участка парни обменивались воспоминаниями о дежурствах, которые они несли, работая полицейскими.

Можно не согласиться со словом "парни". Возможно, нельзя называть парнями группу мужчин, возраст которых колебался от 28 до 42 лет, которые каждый день бреются, спят с различными женщинами, ругаются, как пираты, имеют дело с самыми нецивилизованными представителями рода человеческого со времен неандертальцев. Простота и невинность, заключенные в слове "парни", может, не совсем подходят к детективам 87-го участка.

С другой стороны, в сыскном отделе в этот противный дождливый мартовский день витал дух мальчишеской невинности. Трудно поверить, что смеющиеся и внимательно слушающие мужчины, столпившиеся вокруг стола Энди Паркера, это и есть люди, которые ежедневно сталкиваются с преступниками и преступлениями. Комната детективов чем-то напоминала школьную раздевалку, а сами детективы – футболистов, школьников старших классов, болтающих перед последним матчем сезона. Они пили кофе из бумажных стаканчиков, полностью расслабившись в нехитром и неряшливом уюте комнаты. Энди Паркер походил на воинственного защитника, вспоминающего самые трудные моменты матча против "Сентрал Хай". Откинувшись на спинку вращающегося стула и прискорбно качая головой, он рассказывал собравшейся вокруг команде:

– У меня однажды была такая цыпочка. Я остановил ее рядом с эстакадой, недалеко от семнадцатого причала. Знаете это место?

Все кивнули.

– Ну так вот. Она рванула на красный как раз в начале спуска, а затем еще и развернулась под эстакадой. Я задудел, она затормозила. Я подошел к машине и сказал: "Леди, вы, должно быть, дочь мэра, раз так водите машину".

– Она действительно оказалась дочкой мэра? – спросил Стив Карелла. Этот худощавый, мускулистый малый, раскосые глаза которого выдавали его восточное происхождение, сидел на краю стола со стаканчиком кофе в больших руках и внимательно смотрел на Паркера. Карелле не особенно нравился сам Паркер и его методы, но он вынужден был признать, что Паркер умеет рассказывать со смаком.

– Нет, что вы! Дочка мэра, провалиться мне на этом месте! Она была.., дайте мне рассказать до конца.

Паркер поскреб щетину. Он всегда брился по утрам, но к пяти часам у него отрастала щетина. Высокий, лохматый, с темными глазами и волосами, он постоянно имел неряшливый вид. Если бы не полицейский значок, который Паркер носил приколотым к бумажнику, его легко можно было бы принять за одного из воров, которые частенько посещали 87-й участок. Паркер так походил на голливудский стереотип гангстера, что его нередко останавливали усердные полицейские из других участков, принимая за подозрительного субъекта. В таких случаях он немедленно доказывал, что он детектив, и начинал орать на бдительных фараонов. Подобные разносы, хотя он никогда не признавался в этом, доставляли ему большое удовольствие. По правде говоря, Энди Паркер, может, даже специально слонялся по территории других участков, надеясь, что его остановит ничего не подозревающий полицейский.

– Она сидела на переднем сиденье в одном купальнике, – продолжал Паркер, – и длинных сетчатых чулках. Блестки усыпали черные трусики, а крошечный лифчик пытался спрятать самые большие сиськи, какие я видел за всю жизнь, клянусь богом. Я наклонился в машину и сказал: "Леди, вы только что проехали на красный свет и к тому же развернулись на двойной белой линии. И еще вы появились в общественном месте в непристойном виде. Что скажете?"

– И что же она сказала? – не выдержал Коттон Хоуз, единственный из детективов, который не пил кофе. Хоуз предпочитал чай. Эту привычку он приобрел еще в детстве. Отец Хоуза был протестантским священником, и каждый день паства Хоуза-старшего собиралась к ним домой на чай. Маленький Хоуз по причинам, известным только отцу, тоже принимал участие в ежедневных чаепитиях. Горячий и крепкий чай не повлиял на рост Хоуза в детстве, и сейчас Коттон имел рост шесть футов два дюйма босиком. Этот рыжий гигант весил сто девяносто фунтов.

– Она уставилась на меня здоровенными голубыми, как у куклы, глазищами, захлопала ими и заявила: "Я спешу. Если вы намерены выписывать чертову квитанцию, валяйте, только побыстрее!"

– Фу! – фыркнул Хоуз.

– Я поинтересовался, куда это она так спешит. Девчонка ответила, что ровно через пять минут она должна выйти на сцену.

– Какую сцену? В одном из стриптизных клубов?

– Ничего подобного. Она танцевала в мюзикле. Было почти половина девятого, и она мчалась, сломя голову, чтобы успеть к подъему занавеса. Я вытащил ручку и блокнот. "А может, вы предпочитаете два билета на самый популярный спектакль в городе?" – и девка полезла в кошелек, а в это время сиськи так и норовили выскочить из крошечного лифчика и остановить все движение.

– Ну и как спектакль? – поинтересовался Карелла.

– Я не взял билеты.

– Почему?

– Потому что у меня был свой спектакль. Квитанцию я выписывал двадцать минут, и все эти двадцать минут она дергалась и подпрыгивала на переднем сиденье со своими чудесными ананасами, которые все норовили выскочить. Ребята, вот это было зрелище!

– Ты не только зануда, но и грубиян, – заметил Карелла.

– Да, – гордо согласился Паркер.

– А я как-то остановил одного парня на бульваре Фримена Льюиса, – начал Стив Карелла. – Он мчался со скоростью восемьдесят миль в час. Пришлось даже включить сирену. Я вылез из патрульной машины и направился к нему. В этот момент он выпрыгнул из своей колымаги и бросился ко мне.