— А вот там, на груди, — сказал Мэнсон.

— Славные розочки, — вздохнул Матсон.

— Впервые слышу это выражение, — сказал Мэнсон.

— Розочки? Да все так говорят.

— Впервые слышу. Розочки?

— Когда я был мальчишкой, все называли их розочками, — оскорбленно заявил Матсон.

— А где ж это ты рос? — поинтересовался Олли.

— В Калмз Пойнте.

— Чушь какая-то, — заключил Мансон.

— Может, захотите сравнить с теми двумя, — проговорил медэксперт.

— А что, у нее есть запасная пара? — спросил Матсон, пытаясь выбраться из неловкого положения, в которое он попал из-за этих розочек. Но ведь действительно, когда он был подростком, все так говорили.

— Я о двух других жертвах.

— Эй, парни, что-нибудь еще нужно? — спросил подошедший негр-патрульный.

Мейер сидел за столом и печатал. Парик был на нем. Он все время немного съезжал в сторону, что придавало Мейеру несколько зловещий вид. Подняв голову, он увидел у входа в инспекторскую чью-то массивную фигуру. На мгновение ему показалось, что это Толстяк Олли Уикс. Он прищурился. Действительно, Толстяк Олли Уикс. Мейеру сразу же захотелось в душ. От Толстяка всегда несло как из выгребной ямы, и все, кто приближался к нему, всегда удивлялись, отчего он не обсижен мухами. Помимо того, Уикс был фанатиком. Мейеру вовсе не хотелось встречаться с ним сегодня. Вообще-то не только сегодня. Но так или иначе он был здесь, большой, как Будда. Пробило десять утра.

— Есть кто? — прогудел он от турникета и вошел в инспекторскую. Мейер был сегодня один. Он ничего не ответил, просто проследил взглядом за Олли, который двинулся к столу. Маленькие поросячьи глазки на круглой поросячьей морде. Над брючным поясом покачивается здоровенный бурдюк. Смятая спортивная куртка, как будто он в ней спал целую неделю. Толстяк Олли Уикс плыл в сторону стола, как дирижабль.

— Детектив Уикс, — заявил он, показывая жетон. — Из Восемьдесят третьего.

— Да неужели? — спросил Мейер. Это еще что такое? Они ведь с Олли знакомы, как-то работали на одном деле.

— Я уже здесь бывал, — продолжал Олли.

— Да ну?

— Да, я всех здесь знаю. Тут еще работал один маленький лысый еврей.

Мейер спокойно отнесся к тому, что его назвали лысым — он и был лысым без парика; спокойно он отнесся и к тому, что его назвали евреем — он и был евреем; но когда тебя при росте за метр восемьдесят пять называют маленьким... К тому же в самом этом сочетании слов, как Олли произнес «маленький лысый еврей», было что-то оскорбительное.

— Я и есть этот маленький лысый еврей, — пояснил Мейер. — И кончай эту лабуду, Олли.

Поросячьи глазки Олли широко раскрылись.

— Мейер? Ты Мейер? Да пропади я пропадом! — он принялся кружить вокруг стола, внимательно рассматривая парик. — Очень идет тебе, — сказал он наконец. — Ты уже не похож на еврея.

Мейер промолчал. «Да, вот его-то мне как раз и не хватало, — подумал он. — Именно его».

— Я собирался позвонить тебе, — сказал Олли.

«Хорошо, что не позвонил», — подумал Мейер.

— Слушай, это верно, что какой-то парень написал книгу и использовал твое имя?

— Это была женщина.

— Да, женщина, и она использовала в своей книге твое имя?

— Да, она дала его одному из персонажей.

— Это еще хуже. Я почему спрашиваю... Ты слышал о «Блюзах Хилл-стрит»? Это по телеку показывали.

— Ну, знаю.

— Тут на прошлой неделе давали повтор. Я случайно включил ящик, и, по-моему, там действует один малый, которого они слямзили с меня.

— Как это, слямзили с тебя?

— А так. Я про этого легавого. Который наркотиками занимается...

— Но ты-то наркотиками не занимаешься, Олли.

— А то я не знаю, чем я занимаюсь! Но я занимался этим делом, как и ты, между прочим. Собственно, так мы и познакомились. Помнишь, эти гады провозили контрабандой это дерьмо внутри деревянных зверюшек? Мы тогда вместе работали.

— Помню.

— Это было задолго до «Блюзов Хилл-стрит». Да, сама эта затея тогда еще и в голову никому не приходила.

— Ладно, так в чем дело, Олли?

— А дело в том, что этого парня... ну, парня из передачи, зовут Чарли Уикс. Не Олли, а Чарли. Похоже, правда? Чарли, Олли. И фамилия одинаковая. Уикс. Очень-очень похоже...

— И все же...

— Там есть еще один малый, еврей, зовут его Голдблум, ну, из этих, пейсатых, знаешь? Так вот, он говорит своему боссу, того Фурилло зовут, что Уикс любит пострелять, особенно, когда мишень черная. А сам Уикс говорит так: «Молчать, черномазые, или я башку вам оторву». И еще он бьет подозреваемых. В общем, полное дерьмо, этот Чарли Уикс.

— Ну и что?

— Выходит, и я дерьмо? Выходит, Олли Уикс — дерьмо? А разве Олли Уикс из тех легавых, что дурно обращаются с подозреваемыми?

Мейер промолчал.

— Разве среди легавых найдешь такого, кто уважал бы черномазых больше, чем Олли Уикс?

Мейер опять промолчал.

— Словом, я хочу подать в суд на компанию, которая сняла «Блюзы». За то, что они дали имя, почти такое же, как у меня, легавому, который палит по неграм и избивает людей на допросах. Из-за этого у настоящего легавого могут быть неприятности, пусть даже зовут его Олли Уикс, а не Чарли, как на этом их телевидении.

— Ну что ж, я думаю, можешь подавать в суд, — равнодушно сказал Мейер.

— А ты подавал?

— Ролли отсоветовал мне. Ролли Шарбе из городской прокуратуры.

— Да, знаю его. Отсоветовал, говоришь?

— Он сказал, что я должен быть польщен.

— Ну и ладно, а я совершенно не польщен, — заявил Олли. — Нельзя заходить слишком далеко, я прав? Вообще-то я хотел поговорить с Кареллой, потому что его интересы тут тоже задеты.

— Это каким же образом?

— А что, разве Фурилло не похож на Кареллу? Что, у итальяшек во всем мире так уж много имен, в которых были бы три гласных и четыре согласных, да еще две из этих согласных совпадают? Карелла и Фурилло — да это почти одно и то же, как Чарли Уикс и Олли Уикс. Карелла все время носит жилет?

— Только когда предполагает, что может начаться стрельба.

— Нет, я имею в виду обычный жилет, который в костюм входит. Потому что этот малый, Карелла, то есть я хотел сказать Фурилло, — он прямо-таки не снимает жилета. Короче, Карелле стоило бы этим заняться.

— Чем, жилетами?

— Нет, фамилиями. Как ты думаешь, эти парни о нас что-нибудь слышали?

— Какие парни?

— Ну те, из Калифорнии, которые сделали эту передачу и нахватали кучу призов за нее? Думаешь, они когда-нибудь слышали о Стиве Карелле и Олли Уиксе?

— Вряд ли.

— Ну конечно, мы не знаменитости, ни он, ни я, но работаем-то мы уже давно. Черт знает сколько! В общем, не думаю, что это просто совпадение.

— Ну, так и подавай на них.

— Но ведь это будет строить мне целого состояния. К тому же и Стив, и я будем здесь, когда эта чертова передача уже превратится в кукурузные хлопья.

— В кукурузные хлопья?

— Ну да, которые в жестянках продают. Пленка и так далее... Все быстро превратится в кукурузные хлопья.

— И за этим ты пришел сюда? Чтобы спросить меня...

— Да понимаешь ли, мне это давно не дает покоя. Уж очень там, в этих «Блюзах», все похоже на нас. Даже их воображаемый город и то похож на наш город. Слушай, Мейер, как ты считаешь, мы настоящие легавые?

— Пожалуй, да.

— Тогда у них все просто выдумка. Так или не так? А имена вроде наших и город вроде нашего. Это несправедливо, Мейер.

— А кто сказал, что должно быть справедливо? — спросил Мейер.

— Иногда ты бываешь просто неузнаваем. Вроде ты, а вроде и не ты вовсе.

Мейер тяжело вздохнул.

— Так что же тебе здесь нужно? — спросил он. — Если ты не собираешься подавать в суд...

— У меня труп с утра болтался на фонарном столбе. И вот что я нашел на месте. — Олли швырнул на стол Мейеру кассету.

Из-за стола Энни Ролз открывался вид на большую часть северной оконечности острова Айсола. Небо было голубым и безоблачным. Казалось, что небоскребы утыкаются в него своими шпилями. Интересно, долго еще сохранится такая погода? Было уже двадцатое октября, и обычно в такое уже ощущается приближение ноябрьских холодов.