Вернувшийся с огромным пакетом Берсерк (на неделе он был сильно занят, готовясь к празднованию юбилея фирмы, поэтому немного упустил из-под контроля содержимое холодильника) быстро разделся. Оставив пакет в кухне, он прошел в комнату, где Сорока, как завороженная, продолжала рассматривать обстановку, находя для себя все новые и новые диковинки вроде малахитового лягушонка или охотничьего ножа с настоящим дамасским клинком:
— Почему-то так и думал, что обнаружу тебя именно здесь.
— Ой, ты меня напугал! Я даже не услышала, как ты вошел.
— Ну как, нравится?
— Очень. Это все ты сделал?
— В основном. Многое друзья подарили, когда узнали, что я задумал. Кое-что купил на распродажах. Некоторые вещи достались от родителей.
— А почему столько свечей?
— Очень люблю смотреть на живое пламя. Особенно когда на душе тяжело или просто устал настолько, что ничто уже не радует. Тогда прихожу сюда, зажигаю все свечи и сижу.
— Просто сидишь?
— Да. И ни о чем не думаю. А потом наступает момент, словно толчок какой-то изнутри: все, кончай сидеть, иди и твори. Знаю, звучит как-то с пафосом, но это именно так, по-другому и не скажешь.
— И что, идешь и творишь?
— Ну, примерно так. На худой конец, просто разминаюсь по полной программе: отжимаюсь, работаю с грушей. Потом иду в ванную и смываю трудовой пот. Это особенно помогает снимать злость. Так что рекомендую на будущее.
— А спишь ты где?
— Обычно в большой комнате, но когда приходят гости и остаются на ночь, бывает, что и здесь, прямо на ковре. Подушку под голову, спальник сверху, и все.
— Сквозняков не боишься?
— В этой комнате их не бывает. Здесь стеклопакеты везде.
В этот момент у Сороки затрезвонил пейджер. Она бросилась к своей сумочке, быстро прочитала послание. На ее лице появилось выражение легкого недоумения, потом Ксению бросило в краску. Берсерк хотел спросить ее, все ли в порядке, но в этот момент завибрировал его сотовый. Прочитав CMC-сообщение, он только сказал: «Вот, значит, как». И, улыбнувшись краешком губ своим мыслям, отложил телефон.
— Солнышко, ты о чем-то хотела меня спросить, не так ли?
— Да.
— Думаю, что момент настал. Спрашивай.
— Я еще раз повторяю свой вопрос: кто я для тебя?
— И как ты хочешь, чтобы я ответил?
— Это ты сам решай. Главное, чтобы честно.
— Боюсь, если я буду предельно откровенен, это может тебя испугать.
У Сороки внутри все сжалось. Сейчас она услышит то, чего так боялась все это время! Что он, конечно, ее уважает, но вместе они быть не могут, потому что (нужное вписать), поэтому давай просто останемся друзьями… Ничего, она справится с этим. Не в первый раз. А такая неопределенность ее скоро совсем сведет с ума, поэтому хватит: карты на стол! И она, собравшись, подняла глаза и посмотрела на Берсерка в упор.
— Я готова к твоим откровениям. Слушаю внимательно.
— А можно, я не буду ничего говорить, а просто покажу?
— Попробуй.
— Обещай мне только одно, что не обидишься на меня за это.
— Нет, я на тебя не обижусь.
— Точно?
— Я же сказала! Точно! Делай что угодно, но я хочу знать правду и не обижусь на тебя, когда все узнаю. Удовлетворен?
— Да, вполне. Ну, смотри…
Берсерк подошел к Сороке вплотную, провел ладонью по ее лбу, щеке. А потом внезапно привлек к себе и поцеловал. Поцеловал так, что Ксении показалось, что еще немного, и сердце в ее груди просто взорвется. Или остановится. Так он ее не целовал никогда, даже тогда, в палатке. Страстно, неистово, жадно. Словно в нем до поры до времени дремал тщательно скрываемый ото всех зверь, который сейчас проснулся и вышел наружу. Его руки крепко обнимали Ксюшу, гладили ее по спине, по волосам. Чувствуя, как женщина отвечает ему, Берсерк все с той же животной страстью стащил с нее платье, освободил от последних остатков одежды. Ксения помогла ему расстегнуть рубашку, освободила из плена брюк. И они сплелись в древнем танце любви, вечном, как сама жизнь.
Когда все было кончено, Берсерк ласково отер пот со лба Ксюши. Она открыла глаза, улыбнулась, а потом рассмеялась.
— Ты чего, солнышко?
— Щеголяем в костюмах Адама и Евы, но часы не сняли. Дети цивилизации!
Тут расхохотался и Берсерк. Потом с напускной серьезностью снял с себя «Касио», после расстегнул браслет Ксюшиного «Ролекса». Отодвинул часы подальше и шальным взглядом исподлобья посмотрел на Ксюшу. Она ответила ему не менее озорным взглядом. И они снова набросились друг на друга.
Где-то через час, пресыщенные и усталые, они плескались в ванне. Денис мягко массировал Ксюшину спину, а она играла с душем и взбивала из шампуня роскошную мыльную пену. Дэн ввиду ограниченности объема ванны то и дело менял позу, чтобы не затекли ноги, и наконец просто положил правую ногу на бортик. Ксюша потерлась о нее щекой, и тут ее что-то словно кольнуло изнутри. Что-то здесь было неправильно. Она повернулась и еще раз внимательно посмотрела на ногу Дениса. Вся голень была изборождена бугристыми шрамами. Сорока провела рукой по левой ноге Берсерка. Здесь шрамов было значительно меньше, но они тоже были! Тогда она повернулась лицом к Денису и душем смыла пену с его груди. Там тоже виднелись черточки шрамов. Ксюша вспомнила, что уже видела их один раз: тогда, когда он приехал к ней ночью, но ей ни до чего не было дела в тот момент, поэтому она как-то не обратила на них особого внимания.
— Денис, милый, что с тобой было? Что это?
— Это объяснение тому, почему я теперь на гражданке, а не в армии.
— Как это произошло?
— Одна не самая удачная операция. Нарвались на засаду, осколочное ранение. Потом госпиталь, потом меня комиссовали по здоровью. В общем, старая история, да и не хотелось бы о ней вспоминать, честно говоря. Особенно сейчас, когда мы наконец-то с тобой.
— Если бы не ты, все это могло произойти гораздо раньше.
— Я очень хотел быть для тебя не просто случайным попутчиком, поэтому ждал, когда ты окончательно для себя все решишь и сама ко мне придешь.
— А я ждала, когда ты меня позовешь.
— Ну вот, ходили друг вокруг друга и боялись. Хорошо, что ты сегодня на нашем юбилее оказалась, просто чудо какое-то. Когда я в зал вошел и тебя увидел, то просто обалдел, ей-богу. Даже растерялся, мне что-то говорить надо, а я думаю только о том, что ты рядом. Выглядел, наверное, полным болваном. Ты в этом платье просто ослепительно хороша. Так и тянуло взять тебя на руки и украсть у всех на виду. А глазищи твои… Я минут пять просто в себя приходил, Батя меня так взглядом и сверлил. А я ему в ответ ни кивнуть, ни моргнуть не могу.
— Подожди, Батя — это кто?
— Борис Михайлович, наш генеральный директор.
— Смешно, у вас — Батя, у нас — Папа.
— Это тот мужик в очках, что с тобой рядом сидел?
— Ага, Пал Палыч — мой главный редактор и просто очень хороший человек. Папой его вся редакция зовет, причем это прозвище прилипло к нему еще до того, как я у них в журнале обосновалась. Как я поняла из разговоров, они с твоим Батей когда-то жили в одной коммуналке, чуть ли не в одну школу ходили. А что, Батя тоже бывший военный?
— Да, он на пенсии. Дослужился до генерала. А потом благодаря своим связям неплохо развернулся в бизнесе. Ну ты сама сегодня могла оценить. Когда меня на гражданку выбросили, я месяца три как брошенный пес из угла в угол слонялся, раны зализывал. Настроение было то еще: хоть в петлю лезь. Все мои планы на жизнь рухнули в одночасье, а придумывать новые не было никаких сил. Да и желания тоже. Потом друзья дали телефон Бати. Я долго не звонил, неудобно как-то было. Не привык просить о чем-нибудь для себя. И однажды он позвонил сам, предложил встретиться, «обговорить одно деловое предложение», как он выразился. В общем, приехал я к нему, познакомились. У него, оказывается, проблема была: с охраной дела обстояли черт знает как. Он все время пользовался услугами одного частного охранного предприятия, а они на него бандитов навели. Обращаться в другую фирму он тоже не хотел: вдруг снова прокол получится. Попросил меня наладить у него собственную охранную структуру. Ну, мне это показалось интересно, я впрягся под это дело, а потом меня это здорово затянуло. Набрал я ребят, натренировал их, как считал нужным, параллельно занимался получением лицензии на охранную деятельность и ношение оружия. Плюс занялся установкой сигнализации и прочих прибамбасов типа видеонаблюдения. Потом, когда охрану наладили и у меня свободное время появилось, Батя меня потихоньку впряг в хозяйственные вопросы. Вот так и кручусь — завхоз и начальник охраны в одном лице.