— Да ничего особенного, Борис Михайлович, просто машина, как всегда, не вовремя встала, пришлось с ней немножко повозиться. Пока с Сашей неполадки устранили, пока руки отмыли да переоделись…
— Друзья мои! С радостью представляю вам мою, не побоюсь этого слова, правую руку: заместителя по хозяйственной части и начальника нашей службы охраны Дениса Соболева! Если бы не этот молодой человек, боюсь, сегодняшний праздник мог бы просто не сложиться! Буквально несколько месяцев назад на нас было совершено нападение, и если бы не Денис, фирма понесла бы ущерб гораздо больший, чем искореженная дверь и пара разбитых стульев!
Сорока медленно подняла глаза, и тут ее словно ударило током. На нее в упор, не мигая, смотрел Берсерк. Одетый в превосходный костюм из тонкой шерсти, в ослепительно белую рубашку с бабочкой, совершенно не похожий на того лесного «спецназовца», но это был он! Похоже, что и для него было большим сюрпризом встретить здесь Сороку.
— Добрый вечер, — сказал Денис, но глаза его все так же неотрывно смотрели на Ксению. Окружающие почувствовали, что пауза несколько затянулась, и стали недоуменно переглядываться. Борис уже хотел о чем-то спросить своего зама, но тут к столу подошел еще один человек.
— Добрый вечер! Борис Михайлович, извините за опоздание, но мы и так изо всех сил старались побыстрее все закончить. Со… Ксюша, здравствуй. Вот это неожиданность!
— Да, Саша, я тоже не ожидала встретиться здесь с вами, — с трудом подбирая слова, ответила Ксения, переводя взгляд то на Дениса, то на Свояка.
— Ребята, подсаживайтесь к нам. Я попрошу персонал, чтобы они поставили вам стулья. Не думаю, что нам будет тесно, — засуетился Борис.
Действительно, через минуту стулья уже были принесены, вновь прибывшие рассажены, причем Денис оказался рядом с Сорокой. Она сидела как на иголках, колено Дениса было тесно прижато к ее ноге и вызывало противоречивые чувства: от дикого восторга до желания немедленно разобраться во всем происходящем. Судя по всему, Денису тоже было несладко: он сидел неестественно прямо, предупреждал каждое желание Ксении и молчал. По крайней мере ничего, кроме дежурного обмена репликами с соседями, Сорока от него не услышала. Когда эта пытка застольем стала совсем невыносима, на их счастье, заиграла музыка, начались танцы. Сорока и Берсерк буквально выпрыгнули из-за стола и убежали на площадку для танцев. Пал Палыч и Борис им вслед только обменялись удивленными взглядами.
— Так вот ты, значит, какой, — произнесла Ксения сквозь зубы, стоя в обнимку с Дэном, натянутая как струна, и изображая вместе с ним для окружающих медленный танец, — начальник охраны, заместитель по хозяйственным делам. А я почему-то считала тебя кем-то попроще, если так можно сказать, думала, ты человек подневольный. В тебе чувствуется хороший исполнитель, это меня и обмануло.
— Ты же никогда не спрашивала, кто я.
— Я думала, что ты не хочешь о себе ничего рассказывать, и ждала, когда же ты поймешь, что мне можно доверять.
— Разве дело в доверии? Я считал, что тебе это просто неинтересно.
— Неинтересно! Мне!!! Как ты мог так про меня думать! Вот говорят, что у мужчин мозги совершенно по-другому устроены, чем у нас, только лишний раз в этом убедилась. Надо же придумать такое!
— Ну теперь ты знаешь, кто я. Что-то от этого изменилось? Или, может быть, моя профессия тебя серьезно разочаровала? Или боишься потерять в глазах окружающих свой имидж богемной девушки, связавшись с таким, как я?
— Не знаю! Я вообще ничего теперь не знаю! И вообще, кто я для тебя?
— Не понял?
— Да все ты понял, все! И профессия твоя тут ни при чем абсолютно. Не уходи от ответа, я больше не могу жить в этой неопределенности. Ведем себя, как брат и сестра, ей-богу! Вместе на тренировки, потом чай с мятой, поцелуй в щечку — и бай-бай. А куда ты потом едешь, чем ты живешь, о чем думаешь?
— Ты действительно хочешь это знать?
— Да, хочу, и немедленно.
— Тогда поехали.
— Сейчас?
— А чего ждать?
И Берсерк, сказав пару слов Борису, увлек Сороку за собой из зала. Борис поманил к себе Сашку Свойского, через минуту к ним присоединился Пал Палыч. Закончив допрос минут через пять и отпустив красного как рак Сашку, старые друзья многозначительно улыбнулись друг другу, а затем продолжили застолье.
Сорока вместе с Денисом вышла на улицу, подождала пару минут, пока Дэн подгонит к выходу роскошный «опель-фронтеру». Уже в салоне машины она с язвительной ноткой осведомилась:
— «Уазик» у тебя тоже для пущей конспирации? Чтобы был меньше похож на начальника?
— Отнюдь. «Опель» числится за фирмой, и его обычно водит и обслуживает Сашка, он у нас работает личным водителем у высшего руководства. Я же его беру по мере необходимости. А «уазик» — мой собственный. Люблю я эту марку, что поделать!
Больше до дома, где жил Берсерк, они не обменялись ни словом. Сорока вся кипела изнутри и даже самой себе не могла объяснить, почему она так взъелась на Дениса. Поэтому она мрачно наблюдала за мелькающей дорогой и пыталась взять себя в руки или по крайней мере просто успокоиться. Сказать по правде, получалось это у нее весьма неважно. Она панически боялась тех откровений, что сейчас могла услышать от Дениса (да еще Майка, будь она неладна, с ее предположениями о трех сопливых детях и жене в бигуди!).
Ехать пришлось больше получаса. Жил Берсерк на Юго-Западе, в районе Битцевского парка, рядом с Кольцевой автодорогой. Панельный дом, очень напоминавший Ксюше ее собственный, стоял вплотную к кромке леса, поэтому в темноте выглядел немножко мрачно (в лесопарке, как всегда, не горели фонари). Продолжая хранить молчание, они поднялись на двенадцатый этаж. Дэн открыл дверь, предложил Ксении тапочки (весьма своевременно, между прочим, поскольку от ходьбы на шпильках ноги уже просто одеревенели и окоченели, а переодеться обратно в сапоги Сорока просто не успела ввиду быстрой эвакуации из ресторана). Когда пальто Ксении отправилось в стенной шкаф-купе, Берсерк сказал:
— Располагайся, отдыхай, я вернусь минут через пятнадцать. — И ушел.
Что ж, неясно, что он затеял, но его временное отсутствие Ксении только на руку! Она, еще раз убедившись, что в квартире больше никого нет, зажгла везде свет и отправилась на экскурсию. Первым делом она обследовала ванную комнату, поскольку давно убедилась, что ничто так не выдает тайну совместного проживания, как ее содержимое. Да, кроме мужской парфюмерии, на полочках ничего не было, даже зубная щетка и то красовалась в стаканчике в гордом одиночестве. Ну ладно, хотя до конца еще не убедил. А что творится на кухне? Так, обычный набор круп, хотя и весьма небольшой. Ого, сколько полуфабрикатов! А соусов! А что у нас с чаем и кофе? Упс, и то, и другое на донышке — типично мужское разгильдяйство.
Настроение Ксюши неуклонно поднималось. Уже гораздо веселее она прошла в комнаты (жил Берсерк в трехкомнатной квартире). Странно, оформлены комнаты были совершенно по-разному. Гостиная выглядела весьма традиционно, если не считать навороченного музыкального центра, занимавшего вместе с колонками почти полстенки. Вторая большая комната, видимо, служила хозяину кабинетом и немного спортивным залом: компьютерный стол, заставленный оргтехникой и опутанный паутиной проводов, множество светильников на гибких кронштейнах, книжные полки и ряды дисков и кассет, боксерская груша на растяжках, в углу примостились гантели. А вот третья комната… С потолка свисала странная конструкция из веревок и нарочито грубо сколоченных крест-накрест досок, покрашенных морилкой, служивших основанием для самодельных жестяных плафонов, из которых струился мягкий свет. Вся мебель была самодельная, особенно приковывал к себе внимание журнальный столик, основанием которого служило огромное корневище, отполированное до блеска и покрытое лаком, а столешницей — спил весьма древнего, если судить по многочисленным кольцам, дуба. Табуретки были выполнены в том же стиле, но выглядели очень разномастно: одна высокая, вторая приземистая и широкая, третья вообще оказалась не табуреткой, а стулом. На полках строили рожи веселые чертенята и прочая лесная нечисть, сделанная из каких-то шишек, веточек, косточек, спичек, желудей и прочего подобного добра. И свечи. Море свечей во всевозможных плошках, стаканах, облитых разноцветным воском бутылках. Свечи восковые и парафиновые, тонкие и толстые. На полу лежал ковер абстрактной расцветки с очень густым и длинным ворсом. Приглядевшись к нему повнимательнее, Сорока так и ахнула: ковер определенно был самодельным, изготовленным с помощью специальной полой иглы.