По дороге я заскочила домой. Валентина где-то, как всегда, ошивалась, но я даже обрадовалась: иначе бы она непременно увязалась за мной, а мне не хотелось рисковать ее жизнью ради какого-то там трупа. Быстро переодевшись и надев наконец туфли, я немного подкрасилась и вернулась к машине, которая ждала у подъезда.

Ехать было далеко, аж в Южное Бутово, в новостройку, где, как сказал студент, в коттедже проживал доктор Крильман. Я была почти уверена, что он не обманул — слишком уж был напуган, бедняга. Но если и обманул, то невелика беда, мне же лучше — поеду домой спать. Незаметно для себя я уснула, убаюканная плавным покачиванием машины и мерным гудением мотора.

— Здесь, что ли? — донесся до меня голос водителя, и я открыла глаза.

Увидев светящиеся в вечернем полумраке окна коттеджей по правую сторону дороги, я расплатилась и вышла. Машина уехала. Зябко поежившись после сна, я поправила на плече сумку и пошла искать нужный мне дом номер четыре. Все коттеджи были одинаково уродливыми и наверняка страшно дорогими. При каждом имелся огороженный металлической сеткой участок с травой и молодыми деревцами. В нижнем этаже находился гараж, а два других отличались только формой балконов, выходивших на дорогу. Пока добралась до четвертого дома, я уже хорошо изучила эти строения и примерно представляла, где и что находится. Район был новый, и людей мне встретилось совсем немного, что было не очень плохо и не очень хорошо одновременно. Я понятия не имела, как проникну внутрь и отыщу Горбатого, полностью положившись на интуицию и чертовское свое везение, не оставлявшее меня в течение всего сегодняшнего дня. С запоздалым раскаянием я вспомнила, что не оставила боссу записки с этим адресом, и, если меня здесь положат рядом с Горбатым, никто никогда не узнает, где могилка моя. Ну и пусть, все равно я никому не нужна в этой жизни, кроме Валентины, а она крепкая баба, как-нибудь переживет.

Когда я увидела, что в нужном коттедже горит свет, мне стало почему-то не по себе. В глубине души я рассчитывала, что Крильман еще сидит в милиции и дает показания и я смогу тихонько забраться в дом и выудить оттуда труп. На этот раз мне не повезло. Остановившись напротив, я стала наблюдать.

Из открытого окна на втором этаже доносилась лирическая музыка. Потом в светлом квадрате появилась женская фигура и задернула шторы. Кто это: жена или подруга? Какая, к дьяволу, разница! Вперед!

Сунув руку в сумку, я нащупала пистолет и так и пошла к крыльцу, не снимая сумки с плеча, но готовая в любой момент выстрелить прямо из нее. Позвонив в дверь, я отодвинулась и стала ждать, готовая ко всему. Послышались легкие шаги, и приятный женский голос спросил:

— Кто там?

— Добрый вечер, меня зовут Мария, я ассистентка Льва Моисеевича.

— Кто, кто?

— Лев Моисеевич дома?

— Он занят. Что вы хотите?

— Я из морга, мне нужно срочно с ним поговорить.

— Одну минуточку, сейчас открою.

Видимо, работники морга были в этом доме желанными гостями. Началось бесконечное щелканье замков и задвижек, и дверь наконец открылась. На пороге стояла довольно миловидная женщина, которую я видела в окне, и приветливо улыбалась.

— Пожалуйста, заходите, только разувайтесь, у нас чисто. Я только что вымыла полы.

— Спасибо. Непременно.

Я обула тапочки и прошла в большой холл, обставленный мягкой мебелью. Женщина изучающе смотрела на меня, не убирая с лица улыбки, потом сказала:

— Давайте я поставлю вашу сумку.

— Нет, спасибо, она всегда со мной, — я мягко, но решительно отстранила ее протянутую руку.

— Как хотите. Лева вам срочно нужен или можете подождать?

— А он очень занят?

— В общем, да, он внизу, в своей лаборатории. Вы садитесь, Мария. Меня зовут Людмила…

— Я в курсе, — соврала я, усаживаясь в большое кресло. — Он много о вас рассказывал.

— Неужели? — удивилась она. — Странно.

— Что ж тут странного? — ляпнула я, разглядывая богатую обстановку.

— Мы с ним только вчера познакомились, а он уже всем рассказал, — расстроенно пожала она плечами.»

— Он всегда всем рассказывает о своих женщинах, — я посмотрела на нее с коварной усмешкой. — Обо мне он тоже всем рассказывал. Но это было давно.

Людмила изменилась в лице, но не подала вида. Пристроившись напротив меня на диванчике, она стала разглядывать мое лицо. Я была гораздо моложе ее и намного симпатичнее. Не знаю, что уж она обо мне подумала, но вслух сказала только:

— Знаете, он сегодня примчался с работы такой расстроенный, сердитый, даже отказался от пирога, что я ему приготовила. Я так старалась, пекла, хотела угодить, а он… — Она замолчала и грустно опустила глаза, задумавшись о своей горькой женской участи.

А чем он в лаборатории занимается? — ненароком спросила я.

Как, разве вы не знаете? — удивилась она. — Но вы же… — Тут глаза ее расширились, и она схватилась за сердце. — Боже мой, он же предупреждал, что… — Она начала медленно подниматься, скривившись от страха. — Нельзя же было никого впускать…

— Сидеть! — рявкнула я. — А то пристрелю!

Людмила рухнула обратно на диван и зажала рот ладонью, чтобы не закричать. Я поднялась, вытащила из сумки пистолет с глушителем и потрясла им перед ее носом, сказав:

— Видишь, дорогуша, эту штучку? Из нее вылетают пули. Где тут у вас кладовка?

Она показала свободной рукой куда-то дальше по коридору.

— Вставай! Иди в ту сторону, и ни звука, если хочешь и дальше печь пироги!

Через минуту я закрыла ее в кладовке, подперев для верности дверь стулом. Несчастная женщина даже не сопротивлялась.

Проверив верхние этажи и убедившись, что в доме больше никого нет, я пошла вниз искать эту самую лабораторию, где Крильман наверняка уже химичил над трупом бедняги Горбатого, которого и после смерти никак не могли оставить в покое зловредные люди. Мало того, что всадили десяток пуль, так теперь еще и над трупом изгаляются. Я просто сгорала от нетерпения узнать, что творит с ним этот странный доктор. Отыскав в дальнем конце коридора лестницу, ведущую вниз, я начала осторожно спускаться. За поворотом стены, внизу лестницы, горел свет, но никаких звуков не было слышно. Преодолев эту часть пути, я оказалась еще в одном коридоре, от которого в разные стороны расходились двери. Пистолет я держала в руке, снятым с предохранителя. Если бы сейчас кто-то кинулся на меня, я бы не раздумывая выстрелила. Сама себе я напоминала бомбу, готовую взорваться в любое мгновение.

В другом конце коридора виднелось открытое помещение гаража, в нем стояла та самая «Волга», в которой мне уже довелось прокатиться сегодня. Свет в гараже не горел. Гадать, за какой же из дверей спрятан труп Горбатого, я могла до утра. Значит, оставалось только заглядывать в каждую. Занятие не из приятных, тем более что я наверняка наделаю много шума. Медленно, прислушиваясь и оглядываясь, держа перед собой пистолет, я двинулась к ближайшей двери справа. Она оказалась запертой. Со следующей повезло еще меньше — у нее даже не было ручки. Так я добралась до гаража, не сумев заглянуть ни в одну комнату. В гараже не было ни души, и я перешла на другую сторону коридора. Гул проезжающих по улице машин едва доносился до подземелья, но стены каждый раз слегка дрожали, и у меня по коже пробегали мурашки. Взявшись за ручку очередной двери, я ощутила неприятный холодок в позвоночнике и резко обернулась. Страшная, оскаленная рожа с окровавленным ртом и выпученными глазами, протянутые ко мне скрюченные пальцы — вот что я ожидала увидеть за спиной. Но ничего этого не было. По-прежнему стояла тишина. Меня передернуло. Судорожно вобрав в себя воздух, я немножко ослабила побелевшие от напряжения пальцы, сжимавшие пистолет, и тихонько потянула ручку двери на себя. Она подалась без скрипа, и я увидела обыкновенный встроенный шкаф, заполненный хламом и слесарными инструментами. У меня отлегло от сердца. К следующей двери я уже двигалась смелее. Но не успела даже ухватиться за бронзовую ручку, как вдруг погас свет. Стало абсолютно темно, и меня охватила паника. Прижавшись к стене спиной, я выставила пистолет и прислушалась. В начале коридора, откуда я пришла, громко хлопнула дверь. Теперь я могла выбраться только через гараж. Умирая от страха, двинулась к нему на ощупь, вдоль стенки, благо отошла совсем недалеко. Бедное мое сердечко металось, стучало неистово, но я ничем не могла ему помочь, потому что была на грани припадка. Мне хотелось кричать, но я боялась выдать себя.