«О собственном домике на берегу Черного моря можно было только мечтать». Очухайтесь! На берегу Черного моря в собственных домах и квартирах жили и живут миллионы людей. Хотите дам несколько адресов?
С презрением и негодованием И. Б. пишет: «Верность пионерской организации вбивалась с молодых ногтей». Прежде всего — не организации, а родине, народу.
«Пионером номер один называли Павлика Морозова». Никто пионеров не нумеровал, но вполне возможно, этим, И. Б. занимался ваш дедушка, бухгалтер Дворца пионеров.
«О Павлике выходили десятки книг…». Ну, назвала бы из десятков хоть пяток. Нетушки… «Книг о нём было так много, что мать топила ими печь». Каково? А ещё и «сарай был завален бюстами погибшего сына». Наверное, ими тоже топили печь.
Мадам всерьёз пишет, что «легенда о Павлике Морозове» входила в школьную программу (по какому предмету?) и «все уроки начинались и заканчивались обсуждением его подвига». За кого она нас держит?
Все уроки! — «о мальчишке, выдавшем отца-кулака коммунистам». Отец — председатель сельсовета и по определению не мог быть кулаком, а коммунистом — вполне. Но ещё он был пьяница, хапуга-взяточник и бабник, избивавший жену и детей. Бросил жену с четырьмя детьми, и у них не оставалось другого выхода как, по уральскому выражению, «идти в куски», т. е. — побираться, а он со всем добром, что нагрёб за фальшивые справки, на глазах всей деревни стал жить с другой. Если бы Боброва знала, что такое русская деревня в те времена, то понимала бы, какой это был срам не только для мужика-потаскухи, но и для брошенной жены, и для всей семьи его. Не сын предал отца, а отец предал и сына, и жену, и всю многодетную семью. И такого папочку любить, защищать?
В то же время, с одной стороны, слышим: «Жизнь Павлика Морозова до сих пор будоражит умы историков… Невозможно определить, где истина, где ложь». С другой, автор решительно заявляет: «Жизнь развенчала миф о юном коммунисте из села Герасимовка». Ну, значит, неведомым взбудораженным историкам теперь всё ясно. Но — какая жизнь развенчала убитого? Чья жизнь — Альперовича? Оскоцкого? Кузовлевой? Что, они доказали, будто не звероподобный дед и такой же двоюродный братец Данила зарезали в лесу Павлика и Федю, а эти ребята зарезали доброго, милого дедушку да заодно повесили на осине двадцатилетнего братца и разбогатели на этом или сделали карьеру? Ведь как сказано-то: «Жизнь развенчала…»! Свистушка вещает от лица жизни…
Десять лет тому назад ко мне с группой помощников явилась некто Беатрикс Вуд, англичанка. К моему великому изумлению она снимала фильм о Павлике Морозове, и я был ей нужен, т. к. ещё в 1993 году напечатал большую статью о нём в «Советской России». Но в ходе беседы и съёмок моего рассказа я изумился ещё больше. Оказывается, она уже побеседовала с большинством упомянутых выше ненавистников, засняла их, но никто из них не сказал ей, что мальчишку-то убили, она слышала от них только одно: «Предатель! Изверг! Чудовище!..». И Беатрикс и вся группа были потрясены, узнав лишь от меня об убийстве мальчиков. Но Боброва-то знает…
Такой же полоумный вздор у Бобровой не только о Павлике — о всех Морозовых. Пишет, что его матери Татьяне Семеновне в 1939 году предоставили «шикарные апартаменты в центре Москвы». Мать «отписала апартаменты сыну Алексею, а сама укатила в Алупку». Что значит «отписала»? Если дали квартиру, то ведь всей семье — и матери, и сыну. В Алупку, говорит, Татьяна Семеновна прибыла «в шикарном автомобиле и в сопровождении оркестра» — на другой шикарной машине. Странно, что не на линкоре и без салюта из 224 орудий, и без шикарного колокольного звона.
«В Алупке Морозовой жилось вольготно… Каждый год ей давали путёвки на лучшие курорты». Однако вот вопрос: как же при таком внимании вплоть до шикарных апартаментов в центре Москвы, шикарном автомобиле и оркестре в Алупке-то Татьяне Семёновне предоставили всего лишь «скромную хату», даже «хибару»? А сын Алексей тоже не пожелал жить в «отписанных» ему шикарных столичных апартаментах и укатил в Алупку. «Татьяна Семеновна быстренько сосватала ему жену». Быстренько!.. Легко ли это было грубой, скандальной женщине, какой она изображена в статье? А что же сам-то Алексей? Вот сын его, внук Татьяны Семеновны, тоже Павел, оказывается, «умудрился(!) жениться дважды». А какая же тут мудрость требуется для молодого парня? Я знаю немало мужиков, женившихся и три, и четыре раза. Да спросите хотя бы своего начальника Павла Гусева, какая у него по счёту жена. Сама Евгения Ефимовна говорит, что она у него — третья. Как известная Карла у известного Саркози, кумира нашего телевидения. Да и вы, Боброва, первая ли по счёту жена своего мужа, если он есть?
Да что вы нам про Павлика! Вы поглядите какие ныне сыночки на горизонте. Вот очередная «совесть русский интеллигенции» — 80-летний Вячеслав Иванов, поэт, Академик, знающий сто языков и сверх того — матерный, что убедительно доказал стихами, которые, оказывается, всю жизнь писал, чем недавно дал повод «Литературке» повеселиться. Ну, действительно, старец в академическом чепце, а стихи — с разухабистым матерком, как у давно забытого Баркова или во МХАТе у бесстыдно благоденствующего Табакова. Отец поэта-академика — известный советский писатель Всеволод Иванов (1895–1963), автор знаменитой революционной пьесы «Бронепоезд 14–69» и многих других пьес и произведений прозы, в том числе — посвященных борьбе за Советскую власть. В этой борьбе он сам принимал активное участие с оружием и с пером в руках. Его высоко ценил Горький, содействовал ему, помогал, хвалил, они часто встречались.
В 1946 году, к десятилетию со дня смерти самого знаменитого писателя мировой литературы XX века Иванов-отец издал книгу своих воспоминаний о нём. А что же сынок? Мало того, что стал лютым антисоветчиком, но, не боясь прослыть в кругу своих единомышленников Павликом Морозовым демократии, ещё и глумится над благодетелем своего покойного отца. Когда ему было лет пять-шесть, отец иногда брал его с собой, если шел к Горькому. И академик считает, что это — свежесть впечатлений! — даёт ему право, как и отцу, на воспоминания о великом писателе. 5 июля в телепередаче «Линия жизни» он всласть отвел свою антисоветскую душу вздорными байками о Горьком. Например, поведал, что последние две недели перед смертью писателя все газеты печатали бюллетени о состоянии его здоровья. Сталин-де планировал убить Горького, но народ готовили к мысли о его естественной смерти. А Горький, говорит, выписывал 10–12 газет. Так вот, чтобы он не догадался о коварном замысле тирана, ему отдельно изготовляли все эти газеты по одному экземпляру без бюллетеней… Боже мой, академик, сто один языков знает, наша совесть, а не может сообразить, как легко его поймать на убогом вранье: загляни в любые газеты за первую половину июня 1936 года (Горький умер 18-го) — нет там никаких бюллетеней! И ведь заглянуть-то проще простого.
Впрочем, нет нужды далеко ходить, оглянитесь вокруг, мадам. Не видите, например, что представляет из себя ваш собрат по редакции Александр Минкин. Его дед погиб в 42-м году на фронте под Майкопом. А внучок напечатал в Германии, потом в США и, наконец, в «МК» статейку, в которой горько сожалеет, что в 45-м мы разбили немцев, а не они нас ещё в 41-м. И это лишь одно из множества его достославных деяний. У меня была об этом статья «Еврей и Гитлер». Прислать? Вы с ним здороваетесь? Я имею в виде не Гитлера, а еврея-гитлеровца.
А другой коллега — Марк Дейч, лауреат премии им. Джабачиева? «Разве мама любила такого?..». Да и помянутый начальник ваш Гусев, ныне вместе со Сванидзе и Пугачёвой — член Общественной палаты при втором уже президенте. Ведь он был первым — это ж как усердствовал и карабкался! — секретарём Краснопресненского райкома комсомола, членом его ЦК, занимался воспитанием молодёжи в духе высокой нравственности. А теперь вот уже 25 лет возглавляет самую грязную и малограмотную газету страны, любимый листок московских проституток, для объявлений которых Гусев не жалеет места. Это естественно для газеты, у которой, как выразился в Интернете один читатель, «простшутские взгляды». Какой же вы журналист, если ничего этого даже у себя под носом не видите! А ведь поехала в Крым копаться в делах почти столетней давности.
