– Но человек с фотографии был приезжим.

– Приезжих здесь полно, все прутся в Брюгге, как будто им здесь медом намазано. Если начнешь вспоминать каждого – жизни не хватит.

Ничего он не добьется от упрямого осла, ничего! Будь здесь все полицейское управление Сан-Себастьяна и полицейское управление Бильбао в придачу – результаты были такими же плачевными.

– Я бы хотел взглянуть на рисунок поближе.

– Не думаю, что это хорошая идея.

Проклятый идиот!

Хорошо еще, что Икер, наученный горьким опытом визита в «Королеву ночи», не стал распространяться о том, что он – «частное лицо». Самое время вынуть свое полицейское удостоверение и нащелкать им по носу проклятому идиоту. Может быть, там, где бессильны люди, сработает бумажка?

Ну, что-то ты теперь скажешь, осел?

– И чего вы хотите? – спросил Питер, не проявивший к документам Субисарреты ни капли почтительности.

– Повторяю для особо непонятливых: я хотел бы взглянуть на рисунок поближе. Или мне сходить за кем-нибудь из местных представителей закона, чтобы мы рассмотрели его коллегиально?

На этот раз осел не стал упрямиться и, сняв этюд Альваро со стены, едва ли не бросил его на стойку перед инспектором.

– Давно надо было от него избавиться, – проворчал он.

Икер хорошо помнил привычку Альваро проставлять даты в правом нижнем углу любого из своих рисунков. Иногда, если было настроение, он придумывал к ним забавную подпись. Но подпись могла и не случиться, а даты стояли всегда. Вот и теперь Субисаррета обнаружил искомое:

05.05.

Пятое мая, а из Сан-Себастьяна Альваро вылетел четвертого, все сходится. И лишь вопрос, что он делал в «Старой подкове», остается непроясненным. Ведь если верить хозяйке «Королевы ночи», он искал башню Белфорт, а вовсе не кофейню. Возможно, Альваро должен был встретиться с кем-то у башни, но у него еще оставалось время. И он завернул сюда, чтобы скоротать полчаса. Или час, или пятнадцать минут. Или – чтобы просто отдышаться и собраться с мыслями. И забросить что-то в желудок заодно. Учитывая, что «Старая подкова» – ближайшее к пансиону кафе, а Альваро ушел от фламандки не позавтракав, такой вариант не исключен.

– Значит, вы не видели человека, который нарисовал портрет вашего брата? – еще раз переспросил Икер, не надеясь, впрочем, на положительный ответ.

– Полгода назад? – зачем-то уточнил осел.

– Да.

– В то время меня не было в Брюгге. Здесь вам любой это подтвердит.

С этого и надо было начинать, проклятый идиот!..

– Рисунок я забираю с собой, – заявил Икер. – Раз уж вы так мечтали от него избавиться.

– Как хотите. – Питер пожал плечами.

Прижизненный портрет утопленника тотчас же исчез в недрах спортивной сумки Субисарреты, и инспектор, подталкиваемый в спину недружелюбным взглядом хозяина, покинул кофейню. Недалеко же он продвинулся в поисках друга и – это самое печальное – вряд ли продвинется дальше. Надежда на башню Белфорт не слишком велика: разве что случится чудо, и камни вдруг заговорят. Или кто-то из старожилов Рыночной площади окажется обладателем уникальной фотографической памяти, способной рассортировать по полкам миллион туристов, толкущихся в Брюгге. Вот если бы у башни случилось какое-нибудь происшествие, на манер того, что произошло под мостом Деревянных башмаков… Но тогда о нем бы знала хозяйка «Королевы ночи», а следовательно, знал бы и он, Субисаррета!.. А так ничего, кроме полумистической истории о всплывших трупах, ему предоставлено не было, и там Альваро уж точно не фигурировал. Погруженный в собственные, не слишком радужные мысли, Икер прошел метров пятьдесят, когда его окликнули:

– Простите…

Официантка из «Старой подковы», до сих пор делавшая все, чтобы остаться незамеченной.

– Я не стала говорить при Питере… Он неплохой человек, но когда речь заходит о его брате… В общем, это малоприятная для Питера тема.

– Они не ладили?

– Они мало общались. Питер вернулся сюда из Гента только тогда, когда Андреса не стало. Бедный, бедный Андрес… Вы знаете, что с ним произошло?

Еще одна не в меру разговорчивая фламандка!.. Ей лет двадцать на вид, она стройна и довольно миловидна, не то что хозяйка «Королевы ночи». Но Субисаррете снова мерещатся ракушечные края вместо губ.

– Уже наслышан. Кажется, ваш старый хозяин утонул…

– Утопился, – проскрежетала официантка. – А это не одно и то же.

– Да-да, я понимаю.

– Я видела того человека, о котором вы спрашивали. Я хорошо его запомнила. Любой бы запомнил.

– Он вел себя как-то необычно? – тот же вопрос он задавал створкам другой раковины, каков будет ответ на этот раз?

– Он был самый настоящий красавец. – В голосе официантки проскальзывают мечтательные нотки. – В Брюгге таких днем с огнем не сыщешь.

– Он с кем-то встречался в вашем кафе?

– Он кого-то ждал. А это не одно и то же.

– Ждал, вот как? И дождался?

– Нет. Если бы дождался, я бы так и сказала: он встретился с кем-то.

– Да. Это не одно и то же. Вы правы. И как долго… он ждал?

– Не так чтобы очень. Но он успел нарисовать Андреса. Тот самый портрет, который вы забрали…

– Он подарил его хозяину?

– Не совсем так. Он сидел за столиком у окна и что-то рисовал в своем блокноте. Как будто никуда и не спешил вовсе… Лишь изредка посматривал в окно, вот я и решила, что он кого-то ждет. А потом он вдруг поднялся, оставил на столике деньги и выбежал из кафе.

– Выбежал?

– Да. Наверное, увидел кого-то знакомого и просто испугался, что тот пропадет из виду.

– Почему вы так решили?

– Он взял всего лишь чашку кофе. А заплатил столько, будто выпил три, с десертом в придачу. Он не успел попросить счет и… не успел взять блокнот.

– Блокнот остался в «Старой подкове»?

– Да. Я хотела догнать, но на улице уже никого не было. Как будто этот парень растворился в воздухе.

Или ты не очень-то и торопилась, подумал про себя Субисаррета. Из-за денег, оставленных на столе и… из-за блокнота. Любопытство – отличительная черта женщин, и официантки не исключение.

– Он так и не вернулся?

– Нет. Больше мы его в «Старой подкове» не видели.

– А блокнот?

– Я отдала его Андресу. Мы всегда так делаем, если кто-то случайно оставляет сумку, или зонтик, или фотоаппарат, или еще что-нибудь. У Андреса в подсобке есть специальный ящик для забытых вещей… То есть теперь у Питера, конечно.

– Блокнот до сих пор там, в ящике?

– Ну… – Официантка закатывает глаза. – С тех пор как Питер стал хозяином, ящик все больше пустует. Посетителей у нас мало. А забыть – означало бы вернуться, но возвращаться никто не торопится. Не то что раньше…

– Сочувствую. Так что случилось с блокнотом? Кто-то все же забрал его? Приходил за ним?

– Нет. Просто когда с Андресом случилось несчастье и мы с Кати… это моя сменщица… разбирали вещи, нашелся и блокнот. И в нем – портрет Андреса. Это была моя идея – купить для него рамку и повесить на стену. В память о покойном, он был прекрасным человеком и на портрете выглядел таким живым… Вы меня понимаете?

– Да.

– Я думала, Питер станет возражать, он ведь недолюбливал брата. Но он не стал.

– А сам блокнот? Что в нем было, кроме этого наброска?

– Больше ничего. Только набросок и был.

– Один-единственный?

– Это был почти новый блокнот.

– Почти?

– Ну…

– «Почти новый» и «новый» – не одно и то же, согласитесь.

– Хорошо. Там был еще один рисунок. Кошка.

– Кошка?

– Да. Хорошенькая такая кошечка. Я прямо умилилась, когда ее увидела. Кошку я забрала себе, ведь за блокнотом никто так и не пришел. Это же не криминально?

– Нет, – вынужден согласиться Субисаррета. – А сам блокнот?

– Блокнот взяла Кати. Для хозяйственных нужд, так она объяснила.

– Хозяйственных?

– Списки продуктов и все такое. Не пропадать же добру, правда? А что случилось с художником?

– Надеюсь, что ничего страшного. – Голос Икера звучит не очень-то убедительно.