Волк продолжал молчать.
– Ну, скажем, пятьсот тысяч.
У Волка за спиной кто-то охнул. Волк чуть расслабился:
– Немедленно?
Хозяин улыбнулся:
– У вас ведь проблемы, Иван Сергеевич?
Волк молча смотрел на собеседника. Тот понимающе кивнул:
– Скажем, через неделю.
Волк согласно приопустил веки:
– Хорошо. Только я хочу еще моральную компенсацию.
Хозяин вскинул брови:
– Я считал, что в эту сумму входит все.
– Нет.
Хозяин кабинета спокойно произнес:
– В таком случае я тоже вынужден сказать – нет.
– Нет? – Волк якобы удивленно вскинул руки. – А вы не боитесь, что я откажусь от денег?
– Поймите, я – лидер. – В голосе собеседника появились увещевательные нотки. – Я папа и мама, я предлагаю вам деньги, но своих людей я вам не дам. Они делали работу, за которую получали деньги.
Волк саркастически глянул на хозяина:
– Значит, ваш отказ также вызван моральными соображениями. – Он иронично улыбнулся. – Что ж, я могу это понять. В таком случае будем считать это одной из моих проблем, кстати, с вас четыреста девяносто пять, пять тысяч мне уже возместили ваши люди. – И он вышел из кабинета.
Едва за посетителем закрылась дверь, «акула» вперил в хозяина вопросительный взгляд. Хозяин поднялся, подошел к бару, вытащил бутылку «Camus», плеснул на донышко рюмки, выпил и только после этого повернулся к «акуле»:
– Он опасен.
«Акула» фыркнул.
– Он опаснее всех, с кем нам довелось столкнуться до сего дня, вместе взятых.
«Акула» нахмурился. Он привык доверять умению хозяина разбираться в людях. До сих пор он не мог припомнить ни одной его ошибки. И все-таки сегодняшний разговор поставил его в тупик. Шеф всегда получал то, что хотел. А тут за здорово живешь отказаться от уже практически своего, да еще отдать пол-лимона долларов, как-то странно…
– Он же на крючке?
Хозяин покачал головой:
– Это не важно. Если я его правильно просчитал, это для него не проблема. И даже не мелкое неудобство.
– Что же в нем такого страшного?
Хозяин плеснул себе еще коньяку, глотнул и задумчиво облизал губы:
– Не знаю. Но узнаю.
– Ладно, может, старый онанист со своими сексуальными маньяками его шлепнет.
– Вряд ли, не стоит надеяться на такую удачу. Станислав Владимирович – наша пузырьковая камера.
– Чего?
Хозяин терпеливо разъяснил:
– Для изучения ядерных излучений используется трековый детектор, пролетая через который заряженная частица оставляет след. Его называют пузырьковой камерой. По длине, форме и другим параметрам следа о частице можно узнать множество интересных вещей. – Он сделал глоток и добавил с задумчивой улыбкой: – Я когда-то занимался этими вещами.
Зазвонил телефон. Хозяин снял трубку, нахмурился, потом раздраженно швырнул ее на аппарат.
– Давай на третий этаж, наш посетитель завернул к нашему «мясу».
– Мне с ним разобраться? – с сомнением в голосе спросил «акула».
– Он уже ушел, просто уточни подробности.
«Акула» вернулся через двадцать минут. Он мрачно вошел в кабинет, подошел к бару, зло дернул дверцу, налил полный стакан коньяку, залпом выпил, затем повернулся к хозяину:
– Прошу прощения, нервы. – Он утер рот и продолжил: – Шестнадцать человек, у каждого сломаны… да какого черта, раздавлены в песок локтевые суставы обеих рук и коленные чашечки. – Он несколько мгновений помолчал. – Черт возьми, там было двадцать семь человек, а он один… И ведь изуродовал только тех, кто работал в его заведениях. Как он узнал?.. Слушайте, шеф, а ваши пузырьковые камеры в процессе исследования тоже разносили вдребезги?
8
Выйдя из офиса, Волк спустился в метро и с ближайшего телефонного автомата позвонил в РУОП. Прикрыв трубку рукой, он негромко сказал:
– Его сдали.
В трубке помолчали, переваривая информацию, потом откликнулись:
– Нет предположений – почему?
– Они хотят посмотреть, на что я способен.
– Ну, мы не доставим им такого удовольствия.
– Нет. – Волк вложил в это короткое слово максимум отрицания.
– Почему?
– Вам не позволят его коснуться. Вспомните, с чем вы столкнулись полтора года назад, сейчас будет еще хуже.
В трубке опять помолчали, обдумывая, затем неуверено сказали:
– Ну, с вашими материалами…
– А что говорят ваши предчувствия, Сергей Петрович?
Собеседник вздохнул:
– И что же вы предлагаете?
– Они хотят меня, они меня и получат.
– Хорошо, но один вы не пойдете.
– Договорились. Сейчас я подскочу туда, осмотрюсь, а завтра…
– Тогда сегодня вечером, скажем, часиков в девять, у Ольги. – И собеседник повесил трубку.
Волк огляделся по сторонам, прислушался к своим ощущениям и направился к небольшому скверику с детской площадкой. Площадка была пуста, на единственной скамеечке дремал старичок, накрывшись газетой. Волк присел на краешек скамейки, снял ботинки, носки и опустил босые ноги на теплый песочек. Земля была снулая, отравленная, задавленная асфальтом и отзывалась еле-еле. Волк подумал было проскочить до Сокольников, но потом вздохнул и, поднявшись с лавки, шагнул к старой липе. Через пару десятков шагов он вынырнул в небольшом скверике за два квартала от своей цели. Волк нахмурился, попробовал еще раз, с трудом продрался сквозь два сросшихся дубка и оказался во дворе какого-то дома. Что-то было не так. Он присел на бордюр, надел ботинки и двинулся к выходу со двора. Вдруг в затылок повеяло смертью. Волк торопливо «отвел глаза» и шагнул в сторону. За спиной что-то хлопнуло, и в стену перед ним со звучным шлепком вошла пуля. Волк бросился вперед и нырнул в подъезд. Следующая пуля навылет прошила обе двери и звонко дзинькнула о ступеньки. Волк осторожно поднялся на несколько ступенек и присел. Его ждали. Кто-то приготовил ему ловушку, кто-то, имеющий некоторое представление о том, на что он способен. И она едва не сработала. Волк неслышной тенью скользнул вверх по лестнице. Выскочив на чердак, он подобрался к открытому окошку и, присев у окна, прикрыл глаза. То, что он собирался сделать, было доступно, как правило, только уровню старейшин, а Волк пока числился в отроках. Впрочем, какая разница? Как говаривал Сыч: «Человек может все, что захочет». Волк глубоко задышал, насыщая кровь кислородом, и забормотал наговор. Через некоторое время тьму под плотно прикрытыми веками прорезали размытые тусклые искорки. Зеленые, синие, красные, фиолетовые. Одни стояли на месте, другие двигались, россыпи искорок будто текли по каким-то руслам, через несколько мгновений Волк понял, что это – улицы. И среди всего этого разнообразия мерцали несколько десятков желтых искорок. Половина бурлила метрах в трехстах на востоке, особняк располагался как раз там. Остальные группировались по три-четыре по всему району. Может быть, и не все они принадлежали его врагам, но по какой еще причине вокруг оказалось несколько десятков сильно возбужденных и напуганных людей? Волк зафиксировал их положение и открыл глаза. Его прошиб пот, голова немного кружилась. Посидев несколько минут, Волк торопливо пробормотал: «Недоброму люду очи отведу» – и осторожно высунулся из окошка. Заходящее солнце сквозь фильтр облаков залило крыши красным светом. Волк старательно сориентировал желтые искорки, запоминая дома, окна квартир, чердаки и подвалы. Потом опять снял ботинки и спустился по лестнице. Пока он пересекал двор, по нему выстрелили еще три раза, последняя пуля содрала кору с дубка прямо у щеки. Разозленный промахами снайпер наплевал на прицел и начал бить навскидку, по ощущению. А значит, мог и попасть.
Волк вынырнул в Сокольниках. После такого переплета следовало немного отдышаться. Он залез поглубже в заросли, оградил себя от нескромных взглядов и, раздевшись, улегся на спину: затылок, спина, плечи, ладони, ягодицы плотно прижаты к земле. Через несколько мгновений он почувствовал, как проходит напряжение, окаменелые мышцы расслабляются и наливаются силой, голова становится свежей и ясной. Полежав еще несколько минут, Волк оделся и легкой, пружинистой походкой вышел из парка. До намеченного времени оставалась еще пара часов, и он решил разобраться с Сявой.