— Слышишь, что тебе говорят? — сказала Крессида. — Если тебе некуда деть энергию, сходи лучше в магазин за апельсиновым соком и «Алка-зельцер» для соседей. Самодовольный мерзавец.

Кэт хотела спросить, как чувствует себя Гарри. В памяти сверкнуло, словно молния: когда она видела Гарри в последний раз, он сидел на диване, сжимая бутылку текилы (кто-то принес еще до того, как они вышли из дому). Он с вызовом разглагольствовал о том, что у них с Кресс могли бы быть «кр-рси-вые тл-лантливые д-дети». Он воспитал бы их всех «рс-скованными и ум-мыми, как Крессида». Но желание Кэт знать, что происходит с Гарри, было слабее страха открыть рот или повернуть голову.

— А что там с Гарри? — поинтересовалась Кресс. — Как он себя чувствует сегодня утром? Он не забыл выпить большую кружку воды?

— Не забыл. Он спит в ванне. Вполовину меньше комнат придется убирать, — ответил Дант, натягивая кеды.

— Я должна извиниться за моего брата, Кэт. — Кресс бросила на него ледяной взгляд и зажгла новую сигарету. — Наша мать не захотела поменять свой разгульный стиль жизни, пока мы были в ее утробе, и мы, кажется, выросли сделанными из железа. Дант! — пронзительно крикнула она, и Кэт вздрогнула. — Поди, купи бедной девочке апельсинового сока!

Дант махнул рукой и зашаркал прочь из квартиры, слишком громко хлопнув дверью. Когда он выходил, внутрь прошмыгнул Крыскис. Его шерсть была грязной и мокрой, на морде виноватое выражение.

— Ну, продолжай, — вернулась к старой теме Кресс, удостоверившись, что Дант вышел из подъезда. — Что там говорил Гарри?

— Я же сказала, — произнесла Кэт. Жаль, что язык совсем распух. — Парень в тебя влюблен. Я совершенно не понимаю тебя. Вы можете жить фантастически счастливо. Он прелесть. Как большой пес.

Она хотела бы быть красноречивее, но часть мозга, отвечающая за речь, не работала.

Кресс вздохнула.

— Слушай, Кэт. Я понимаю, почему ты хочешь ему помочь. Я знаю, что он прелесть. Даже если он… Он просто… — Она замолчала и сощурила глаза от солнца. — Просто… не для меня. Прости.

По непонятной причине Кэт почувствовала себя так, словно это ее отвергли. Несмотря на связывающее язык похмелье, она не могла не потребовать разумных объяснений такому возмутительному поведению:

— Но почему ты не можешь?.. Он такой… — начала она, не зная, что хочет сказать.

— Кэт, Гарри очень добрый, очень милый парень, — беспечно сказала Кресс. — Однажды он станет кому-нибудь замечательным мужем. Я просто не думаю, что он был бы счастлив со мной. Я не считаю себя женщиной, которая ему нужна.

Кресс произнесла это с таким изяществом, что напомнила Кэт учебник дамского этикета пятидесятых годов, который подарила ей бабушка. Особенно ярко вспомнился раздел «Как отклонить предложение руки и сердца». Там рекомендовалось создать впечатление, будто в невозможности брака виноваты вы, а не поклонник в скверном клетчатом пальто с внешностью шовиниста, изображенный на картинке. «Неудивительно, что Гарри ждет уже столько лет, если ему всегда так отказывают», — подумала пораженная Кэт.

— Ты разве не помнишь ничего из его слов? — спросила Кресс с нотками застенчивости в голосе.

Рассудок Кэт загорелся романтическими предположениями. Неужели Кресс втайне влюблена в Гарри сильнее, чем сама может допустить? И, надев маску равнодушия, оберегает его от собственных недостатков — и, может, семейного проклятия? Пусть друг брата превращается в процветающего красавца-бизнесмена. Она отказывается от него и прячет за самообвинениями свое разбитое сердце. Потенциал сюжетов Роуз Энн Бартон был неисчерпаем.

— Гм, он сказал, что у вас могли бы быть красивые и талантливые дети, — вспомнила Кэт.

Тут до ее затуманенного сознания дошло, что она лежит на чем-то неудобном. Но Кэт не двинулась, опасаясь, что ее снова вырвет. Она только принялась шарить рукой под одеялом.

Кресс скорчила гримасу, которая не очень-то вязалась с представлением Кэт о ней как о самоотверженной жертве любви.

— Боже! А еще говорят, что только женщины безнадежные романтики. Можешь себе такое представить?

— Я думаю, ваши дети были бы великолепны, — упрямо заявила Кэт.

По крайней мере, если они будут похожи на Гарри. Она вздохнула глубоко, но с опаской. Что-то в Кресс сильно напоминало ей Крыскиса: Кэт никогда не была уверена, насколько она им нравится и когда они могут выпустить когти. У нее иногда возникало детски трогательное желание угождать им обоим. Похоже, их это раздражало так же, как саму Кэт.

— Я думаю, он был бы великолепным отцом.

— Да, но дети — это необязательно, — ответила Кресс. — По крайней мере, сейчас. А, помяни дьявола, и он тут как тут.

Кэт с трудом повернула голову и увидела выходящего из ванной Гарри. Он, видимо, хотел незаметно проскользнуть в свою комнату. Но с координацией движений у него было явно плохо: он шел, держась за стену и сбивая книжки с полок, так что проскользнуть незаметно в данный момент было за пределами его способностей.

— Доброе утро, — робко пробормотал Гарри.

— Доброе утро! — поприветствовала его Кресс и одарила такой сияющей улыбкой, что он съежился.

Рука Кэт нащупала чужеродное тело, упиравшееся в ее поясницу, и выдернула его из-под одеяла.

Это была бутылка из-под текилы. Тоненькая струйка прозрачной жидкости вылилась на ковер. Почти пусто.

Алкогольные пары ударили в нос Кэт. Она задержала дыхание, потом попробовала дышать через рот, но от этого стало еще хуже. Вертолеты вернулись, налетая клином.

— Соберись с духом и беги в ванную, — посоветовала Кресс. — Только быстро, а то вырвет на ковер.

Кэт слабо кивнула и тут же пожалела об этом движении. Собрав все силы, она сорвалась с дивана и бросилась в ванную, прижимая руки к голой груди.

Минут десять Кэт сидела в обнимку с унитазом, с наслаждением прижимаясь влажным лбом к прохладному фарфору. Она слышала, как в гостиной Гарри и Кресс разговаривали о винном аукционе Сотби. Кэт удивилась, как Гарри может думать о вине после вчерашнего. Истинно, никто еще так не любил. Бедняга Гарри. Если Кресс он не нужен, она должна, по крайней мере, сказать ему об этом по-настоящему. «Неохотные», но очевидные отказы в ее обычном стиле срабатывают, если мужчина знаком с этикетом пятидесятых в той же степени, что и притворно сожалеющая дама. Странно, что Кресс, такая современная почти во всех других отношениях, так старомодно дает ему от ворот поворот. «Наверно, ей просто нравится внимание Гарри», — рассуждала Кэт. А кому бы не понравилось? Если бы Джайлс был таким внимательным. Если бы Джайлс был здесь. Внутри Кэт словно разбили новое яйцо несчастья, и его содержимое временно прогнало тошноту.

Но ненадолго.

Еще десять минут Кэт сидела очень тихо и старалась ни о чем не думать. Голова стала кружиться меньше. Она попробовала осторожно встать, держась за край раковины, и, в конце концов, приняла более-менее вертикальное положение.

Зубная щетка.

Кэт взглянула на себя в маленькое зеркальце. Увиденное внушало отвращение: глаза того же цвета, что и волосы, два новых красных прыща на смертельно бледной коже и сероватая пыль старой туши на веках. Гм.

— Кэт!

Это Кресс звала ее с кухни. Кэт не отзывалась. Пусть Гарри побудет с ней наедине еще немножко.

— Кэт!

Кэт вцепилась в раковину. В коридоре послышались шаги Кресс. Дверь без всяких церемоний открыли.

— Кэт, я зову тебя вместо Гарри, он не может кричать.

— Ах, — слабо вздохнула Кэт.

Ее качало из стороны в сторону. Руки, держащиеся за край раковины, то сжимались сильнее, то разжимались. Теперь Кэт знала, насколько омерзительно выглядит, и не хотела, чтобы безупречная Кресс на нее смотрела. Она стала понимать героев «Красавицы и Чудовища» и «Призрака оперы».

— Он говорит, Тоска зовет тебя к телефону, — продолжала Кресс, — он спрашивает… Не вешай трубку! Что сказал Тоска? — крикнула она через плечо.

Кэт вздрогнула и развернула зеркальце так, чтобы можно было видеть Кресс, не оборачиваясь. К своему ужасу, в щели приоткрытой двери она увидела Гарри. Он вежливо закрывал глаза рукой. Необходимость разговаривать с Кресс протрезвила его, но выглядел он необычайно потрепанно.