— А8 «Большие огненные шары»; Б7 «Одному богу известно»; А2 «Помада на воротнике»; В9 «Мистер Сэндмэн»; Е6 «Красотка»… — Она остановилась. — Или ЕЗ — «Почему дураки влюбляются?» Что тебе больше нравится?
Гарри налил себе в кофе молока и залпом отпил полчашки.
— Я совсем не разбираюсь. А ты, похоже, разбираешься. — Он протянул ей еще двадцать пенсов. — Заказывай обе.
Кэт улыбнулась и отпила глоток кофе. Из колонок раздались первые фортепианные аккорды «Больших огненных шаров». Она зажмурилась от удовольствия. Эта мелодия всегда дарила ей ощущение счастья. То ли из-за простоты ритма, то ли из-за настойчивости голоса. А может, просто из-за воспоминаний детства: мать с отцом играли эту музыку в гараже, а Кэт танцевала. Потом они танцевали вместе. Отец смеялся, крутил ее над головой, вертел во все стороны. С ней танцевать было легче, чем с мамой.
Кэт открыла глаза и увидела, что Гарри смотрит на нее. Принесли их заказ. По сравнению с множеством тарелок для Гарри ее салат выглядел довольно жалко.
— Прости, — сказала Кэт, без всякого энтузиазма нанизывая на вилку листочек салата, пока Гарри откусывал большой кусок гамбургера. — Я обожаю такую музыку. Мой парень больше любит «Пинк Флойд». Странно, правда?
Наступило молчание. Гарри жевал гамбургер. Кэт думала, где отец находит уголок для уединенных размышлений — теперь, когда мать наводнила дом студентами языковой школы и учебниками.
— Попробуй-ка, — наконец прервал молчание Гарри и подтолкнул к ней коктейль.
Соломинка напоминала меч Эскалибур[30], поднявшийся из вод шоколадного озера. Кэт из вежливости отхлебнула глоточек. Жидкое мороженое с трудом поднималось по соломинке.
— Ух ты! Я никогда не позволяю себе есть такое, — призналась она, облизывая губы. — Слишком вкусно. Могу пристраститься, а потом придется отвыкать, чтобы влезть в джинсы.
— Выпей весь бокал.
Гарри замахал официанту.
— Ладно, — ответила Кэт. Какая слабость характера! — Передай мне меню. Какие коктейли здесь еще есть?
Гарри серьезно взглянул на нее:
— Нет, выпей шоколадный. Это лучший.
Кэт нахмурилась.
— А вот с арахисовым маслом и бананами. Звучит здорово.
— Шоколадный.
— А ты другие-то пил? Клубничный, ммм…
— Нет. На что пробовать другие? Я знаю, какой лучше всех.
— Откуда тебе знать, раз ты не… Эй?
Но Гарри смотрел на официанта, ожидавшего заказа.
— Еще один шоколадный коктейль, будьте добры, — попросил он.
— Простите, не шоколадный, а с арахисом и бананами. — Кэт сверкнула глазами на Гарри.
— Объясни ему, милая, — посоветовал ей официант. — Прижми его к ногтю сразу. Потом жить будет гораздо легче.
— Он мне не парень, — произнесла Кэт.
Она старалась, чтоб это не прозвучало как оскорбление. «Если бы ты видел моего настоящего парня», — подумала она с новой болью.
Гарри ничего не ответил, и Кэт была благодарна ему за это.
Принесли коктейль. Он был не таким вкусным, как шоколадный, хотя Кэт чуть ли не до истерики хотелось доказать обратное. Салат заморил только самого маленького червячка в ее желудке. Она не могла удержаться и подобрала несколько толстых луковых колец, словно специально оброненных Гарри рядом с ее тарелкой.
— Я был прав насчет шоколадного коктейля, правда?
Гарри по заведенному ритуалу окунал лук сперва в кетчуп, потом в горчицу.
— Нет, — упрямо выпалила Кэт. — Как ты можешь быть уверен в этом, если даже не пробовал других?
— Знаешь, мать Данта считает, что он гомосексуалист.
— Прости? — Кэт вспыхнула и попыталась не вспоминать, что подумала Лаура о появлении голого Сета. — Эээ, неужели?
— Ну, насколько я знаю, это не так. Мы знакомы с восьми лет. Она так решила, потому что он никогда не знакомил ее со своими девушками. Она звонит ему и навязывает своих знакомых-геев. Ей кажется, что Данту способны помочь такие лекарственные средства домашнего изготовления и парочка бродвейских мюзиклов.
Лицо Гарри было серьезным. Кэт слегка поморщилась. Зачем он это говорит? Неужели ей хочется это знать? Их дружба что-то слишком продвинулась вперед.
— А может, он гей? — предположила Кэт, раз уж Гарри завел этот разговор. — Что в этом такого? Может, просто еще не встретил стоящего парня.
Гарри пожал плечами:
— Не думаю. Анна, похоже, всего лишь старается не отставать от моды. Голубой в семье — это модно. Он откинул челку с глаз. — Я хотел только сказать, что иногда сразу же понятно, чего хочешь, и не имеет смысла пробовать все остальное. Данту не удалось встретить стоящую девушку, вот он и не интересуется другими — зачем напрасно время терять.
— Забавно. — Кэт вспомнила парней, с которыми встречалась до Джайлса. Сволочи — все до одного. Но иногда с ними было приятно. Кроме того, они доказали, что жизнь возможна даже после дразнилок о «девочке-морковке». — Откуда ты узнаешь, что тебе нужно, если не с чем сравнить?
— Я знаю, что хочу поберечь себя для стоящей девушки. Зачем спать со всеми подряд и сбивать себе цену? Последнее дело…
Гарри уставился на свой пустой бокал. Видимо, это значило, что он исчерпал запас теоретических аргументов.
— Для парня двадцати семи лет ты производишь очень хорошее впечатление — для проблемных рубрик женских журналов конца шестидесятых, — заметила Кэт.
Сперва Изабель, теперь Гарри. Должно быть, одиночество заразно. А она, похоже, сможет скоро вести рубрику добрых советов девушкам, пишущим отчаянные письма в журналы.
— Правда, иногда трудно понять, что же тебе нужно. Может, я старомоден. Но объясни мне, почему женщины думают, что если у парня нет девушки, то он голубой, и приходят в ярость, если ты намекнешь, что они фригидны, раз не хотят спать с тобой?
Кэт не смогла ничего ответить и поставила на музыкальном автомате «Глупого Купидона». Подошел официант и снова наполнил чашки. Они пили кофе и прислушивались к словам песни.
Гарри вдруг покраснел под загаром.
— Кэт, вот ты девушка. Почему женщины такие гадкие?
— Потому что мужчины последние пятьсот лет очень способствовали развитию этой черты характера, а от привычек трудно избавляться.
— Ладно, женщины бывают разными.
Гарри не поднимал глаз от остатков коктейля.
Кэт вспомнила фотографии: Кресс в солнечных очках, Кресс на переднем сиденье «жука». И еще ту — сделанную украдкой, на которой Кресс в саронге с голой грудью, словно Мортиция Адамс на отдыхе. Она подумала: а не было ли еще какой-нибудь причины, чтобы Гарри так рано встал сегодня? И кто отказался с ним встретиться вечером?
— Наверно, объект твоей нежной привязанности стоит всех этих терзаний? — нерешительно спросила Кэт.
— Может быть. — Он помолчал. — Да. Я жду уже десять лет. Еще пара годиков погоды не сделают.
— Десять лет!
Кэт хотела сказать еще что-нибудь, но сдержалась, взглянув на лицо Гарри. На нем было то же выражение, что и в возведенных к небу очах Иоанна Крестителя на репродукции в гостиной у ее бабушки.
— Должно быть, это любовь, — добавила она, хотя не была уверена, что именно хочет этим сказать.
— Думаю, да. Дант так не думает. Он уже год назад отказался это обсуждать.
— Крессида?
Гарри покорно кивнул.
— Да, Крессида. Она мой идеал женщины. — Он иронически усмехнулся. — Мой шоколадный коктейль. Я знаком с нею с тех пор, как мы с Дантом ходили в садик. Не знаю, что бы я сделал, если б она начала с кем-нибудь встречаться. Единственное, что помогает мне жить, — я никогда не видел ее с другим мужчиной. — Он грустно улыбнулся. — Это пустяки, потому что она дала ясно понять, что я ей неинтересен.
Кэт была тронута его признанием, но не могла понять, как ледяная Крессида догадалась, что кто-то питает к ней такую нежность и преданность.
— Знаешь, я уверена, что она очень хорошо к тебе относится, — сказала Кэт.
Она изо всех сил старалась вспомнить, не говорила ли ей Крессида чего-нибудь о Гарри. Приходило на ум только то, что она назвала его маленьким песиком. Кэт не была уверена, что это комплимент.
