Я совершил подвиг во имя любви на Невском проспекте. В один из праздничных дней я со своей любимой женщиной гулял по Невскому. Она возле садика у Александрийского театра зашла в биотуалет. Через некоторое время она вышла оттуда в сильном смятении. «Я уронила в горшок свой мобильник! Ты не представляешь, сколько там важной, бесценной информации! Я погибла! Все мои дела и начинания погибли!».

Я попросил её подождать меня, и зашёл в кабинку… Я долго плескался в водах биоунитаза, ощупывал в вонючей жиже разные твёрдые предметы, наконец, я нашёл потерянное.

Но можете себе представить, как я выглядел, особенно мои рукава — по самые плечи. Когда я вышел из кабинки, на меня обратили внимание сотрудницы парковой службы. Они едва не заплакали, узнав, отчего я так плохо выгляжу и так ужасно воняю. Они проявили потрясающее милосердие по отношению ко мне: отвели в какую-то подсобку, принесли моющие средства, помогли раздеться, всё отмыть и отстирать…

Всё началось с того, что у Майкла Науменко родился сын. Родился он в Снегирёвке, мы нарвали на клумбах цветов и приволоклись в роддом компанией человек в 10. Забрали ребёнка, мать и папашу, и пошли на Боровую улицу пешком. Новоиспечённые родители оторвались от нас, а мы решили всё же продолжить бурный праздник по поводу благополучных родов. Мы накупили множество бутылок по 0,5 яблочного вина стоимостью по рубль ноль две, отправились на «примат» — известное местечко за Смольным, где был спуск к Неве. Через некоторое время яблочная настойка возымела на нас своё коварное действие, кто-то куда-то убегал и приползал обратно, кто-то плакал от радости, забыв, по какому поводу она наступила. Некоторые падали в воду и возвращались из неё.

Потом всё же вся компания решила сесть на автобус и доехать до Невского. Мой муж Иша, прославившийся как соавтор песни Майкла Науменко «Блюз до Моску», проходя мимо дома хроников, зачем то разулся и бросил свои босоножки через забор находящимся там бедолагам. У меня была надета кофта наизнанку. В таком виде мы приехали на Невский, нас уже оставалось 5 человек. Мы сели на паребрик на углу улицы Маяковского и Невского проспекта, и тут появился страж порядка.

Он ласково и вкрадчиво сказал нам: «Пойдёмте со мной!». Мы почему то встали и дружелюбно, доверчиво потянулись следом за ним гуськом, прямиком в 5 отделение милиции, что на Лиговке. Мы долго шли за милиционером, но, оказавшись в обезьяннике, очень изумились. Правда, нас быстро рассортировали. Пашу Крусанова тут же увели на третий этаж вербовать в КГБ, Ишу забрали в отрезвитель, Панкера (Игоря Гудкова) отпустили после того, как он сказал, что его папа из ЦК и после того как он показал какие-то подозрительные бумажки. Меня тоже отпустили, хуже всех было Наташе Крусановой, её отпускать не хотели. Вот уже и Паша Крусанов вернулся, Иша из отрезвителя тоже, он показал справку, что он сумасшедший. Мы опять всей компанией собрались на Невском. И тут я придумала, как освободить Наташу. Я пошла в 5 отделение и сказала, что у Наташи вот-вот начнётся приступ эпилепсии. Так мы опять все оказались на воле и продолжили омывать ножки новорожденного. Сейчас сыну Майкла уже 25 лет…

На углу Невского и улицы Маяковского был пивбар. Однажды с друзьями мы зашли туда и увидели на стене газету, в которой сообщалось о победителях городского конкурса по выпиванию пива, который недавно прошёл в стенах этого бара. Это были годы перестройки, уже появилось такое буржуазное новшество, как конкурс среди любителей пива, но проводился он как-то украдкой. И результаты оказались незначительными. Мои друзья пренебрежительно расхохотались, так как в нашем пивбаре на Литейном достижения в этой области были гораздо более весомыми. Моё личное достижение, например, было 43 кружки за день — от начала до конца работы пивбара.

Наступила весна, и что-то такое произошло, что на меня стали обращать внимание женщины. Правда, какие-то странные. Я шёл по Невскому мимо метро «Площадь Восстания», ко мне подошла худенькая женщина, мне она показалась обедневшей учительницей. Она сказала вдруг мне вкрадчиво: «Мужчина, не хотите ли расслабиться?». Я изумился и пытался представить себе, что это означает. Тут она мне такое предложила, что я в волнении убежал от неё, нырнул в метро и чуть не скатился кубарем с эскалатора.

Через несколько дней я опять бежал по делам по тому же маршруту. Тут ко мне подошла юная барышня с невинным лицом и в незапоминающейся одежде, и опять произнесла загадочный пароль: «Мужчина, не хотите ли расслабиться». Я убегал ещё стремительней от этой юной вамп, но в душе у меня зародилась тревога. Я, наверное, выгляжу чересчур напряжённым, раз из сотен мужчин, идущих по Невскому, они выбирают именно меня.

В годы перестройки на Невском, в угловом доме, который недавно разрушили, возле метро «Площадь Восстания», был один из первых клубов знакомств. Он назывался магазином знакомств. Маленькая каморка на первом этаже вся была обклеена брачными объявлениями и предложениями. За убогим столиком сидела деловая женщина, за деньги она могла разыскать у себя в особом ящике брачные объявления сказочных заморских женихов. Чем сказочней был жених, тем дороже стоил его адрес. Особенно я зачиталась объявлениями, вывешенными прямо на окне под решёткой. У меня кругом голова пошла от этих беспредметных воплей об одиночестве, и я ушла от греха подальше, хотя очень не прочь была бы купить в каком-нибудь небесном магазине себе адресок какого-нибудь мужа.

Лет 20 назад я приехал в Питер и поступил в институт культуры. Всё меня тогда в Петербурге восхищало, так как прибыл я из сельской местности. Кроме красоты улиц меня потрясала красота ленинградских девушек. Я познакомился с одной из них, её звали Лена, она носила длинное чёрное платье и фенечки. Она позвала меня с собой на крышу. Это был один из дворов Невского проспекта. Мы вылезли из чердачного окна, и я полез следом за Леной. У Лены оказались очень стройные ноги, я был загипнотизирован этими ногами, злился, что она носит длинное платье, и лез следом за её ногами как нитка за иголкой. Мы вскарабкались на конёк крыши, я обмер от восхищения. Внизу бегали машинки и люди по Невскому, вдали синела Нева.

Но когда пришла пора спуститься вниз, я обмер второй раз — уже от ужаса. Я весь задрожал от страха и понял, что не могу спуститься вниз, к окну, которое оказалось в метре от края крыши. Лена лазала по крыше как кошка. Я сказал ей, что не могу спуститься вниз ни за какие коврижки. «Что же мне, вертолёт вызывать?», — сказала мне она. Я сказал: «Вызывай!». Тогда она исчезла в чердачном окне, а я остался полулежать на вершине крыше, вцепившись в жестяную выпуклость всеми своими конечностями.

Прошло довольно много времени, мне становилось всё хуже от напряжения. Я думал, что Лена ушла навсегда, смеясь над моей трусостью. Вдруг на дне двора раздался вой сирен, это были две пожарные машины. Вскоре из-за края крыши высунулся конец пожарной лестницы, а следом — пожарник в комбинезоне и шлеме. Он подошёл ко мне и сказал: «Ты чего здесь висишь, спускайся!». Я сказал: «Не могу!». Тогда по рации он позвал ещё двух пожарников, они влезли на крышу, взяли меня под руки, подтащили к чердачному окну и всунули меня туда. У выхода меня ждали Лена и милиция, куда нас и загребли тут же. Главный милиционер сначала набросился на меня с угрозами, а потом решил сменить тактику и вкрадчиво спрашивал: «Ну скажи мне как отцу, что вы там с девушкой делали?». Я твёрдо стоял на своём и честно говорил, что полез повосхищаться панорамой города. «Так для этого лазают на Исаакиевский собор!». «Правда? Дайте я запишу, я не знал!». Моя сельская наивность смягчила милиционера, и он меня и Лену прогнал, не заводя никакого дела.