Таким образом, в конце 1914 г., когда в Берлине впервые в практическую плоскость встал вопрос о возможности начала сепаратных контактов с Россией, ни среди немецких военных, ни в германском правительстве не существовало и какого-либо подобия единства мнений. За начало переговоров был начальник генерального штаба Фалькенгайн и морской министр Тирпиц, но авторитетные генералы Гинденбург и Людендорф, наоборот, выступали за нанесение решительного поражения России и раскол Антанты при помощи вывода дипломатическим путем из войны Франции. Министр иностранных дел Германии Ягов был сторонников начала переговоров с Петроградом, а его заместитель Циммерман поддерживал точку зрения Людендорфа. Глава же кабинета канцлер Бетман-Гольвег занимал по этому поводу сдержанную, колеблющуюся позицию, но все же поддерживал при определенных условиях идею начала секретных переговоров с Россией.
При отсутствии единства в военной и политической верхушке Германии по такому деликатному вопросу последнее слово осталось за кайзером Вильгельмом II. На первых порах кайзер в этой ситуации встал на сторону начальника генерального штаба, и они оба выступили за скорейшее установление неформальных контактов с Петроградом. К тому же и австро-венгерское правительство, и венский двор также довольно однозначно выступили в поддержку этой идеи.
Очередная попытка немцев склонить Россию к заключению сепаратного мира и выходу из войны относится к лету 1916 года, на что были свои причины. Во-первых, брусиловское наступление показало Берлину, что у русских есть еще порох в пороховницах и говорить о разгроме России преждевременно, а во-вторых, в начале 1916 года в России сменилось правительство и во главе его стал Б.В. Штюрмер — остзейский немец, бесцветный политик, придерживавшийся правых взглядов и сторонник мира с Германией.
В Берлине заметили, что в стране заметно уменьшилось влияние тех сил, которые выступали за тесный военно-политический союз с Антантой, зато укрепились сторонники сепаратного соглашения с Германией. Прощупывание новых открывшихся возможностей берлинские стратеги начали летом 1916 года, причем сразу по двум каналам.
В июле 1916 года представитель Штюрмера И.И. Колышко прибыл в Стокгольм для бесед с представителем германского министерства иностранных дел Бокельманом — выразителем интересов промышленного магната Г. Стиннеса. Бокельман сообщил Колышко об условиях, на которых Германия согласна заключить мир с Россией. Эти условия были следующими: включение Курляндии и Эстляндии в немецкие балтийские провинции, присоединение Литвы к Восточной Пруссии, образование независимой и ориентированной на Германию Польши. При этом Россия должна навсегда отказаться от своего влияния на Балканах, хотя и не будет платить репарации.
Тогда же, в июле, и там же, в Стокгольме, произошла встреча немецкого финансиста Ф. Вартбурга с тогда еще товарищем председателя Государственной думы Протопоповым. На этой встрече также обсуждалась возможность заключения мира между Россией и Германией. Вернувшись в Петроград, Протопопов доложил о результатах своих бесед с Вартбургом некоторым членам Думы, а затем был вызван на доклад к Николаю II.
Другим признаком усиления в правительстве прогерманских сил стала отставка убежденного сторонника Антанты Сазонова. Его портфель по совместительству принял Штюрмер. Резко ухудшилось к этому времени и внутреннее положение в стране. Казалось, обстановка для заключения сепаратного мира стала особо благоприятной. Это прекрасно понимали в Берлине. «Россию охватывает усталость, и Германия должна постараться заключить с ней сепаратный мир», — писал в те дни кайзер Вильгельм[188].
Ответственные политики в Берлине в те дни уже были готовы пойти на достойное окончание войны, правда, не знали, как это сделать. Канцлер Бетман-Гольвег и его сторонники собирались вернуться к статусу ante belle (то есть к довоенному положению вещей) с небольшими вариациями — Польшу, по их мнению, надо было вернуть России, Бельгию — освободить и даже пойти на некоторые уступки французам в Лотарингии. Другие германские политики были менее «великодушны», но это уже не играло никакой роли. В Германии к этому времени правил бал тандем Гинденбург — Людендорф, не признававший никаких компромиссов[189].
Под их давлением этих генералов германское правительство 5 ноября 1916 года совместно с правительством Австро-Венгрии заявило о создании «независимой» Польши, включавшей исключительно земли, отвоеванные у российской короны. Это вызвало бурю гнева в России, в том числе и лично у Николая — немцы создали небывалый прецедент и пошли на передел границ, даже не сев за стол переговоров и не разбив своих противников. Если до этого какой-либо компромисс с Германией и был возможен, то теперь исчезла даже гипотетическая вероятность заключения сепаратного мира с немцами. В России резко активизировались сторонники продолжения войны до победного конца. 14 ноября лидер кадетов П.Н. Милюков в Думе обвинил Штюрмера в измене. (В своей ставшей знаменитой речи профессор восклицал после каждой фразы: «Что это? Глупость или измена?») Под давлением национально ориентированных кругов Николай был вынужден снять Штюрмера, на посту председателя Совета министров его заменил А.Ф. Трепов, а министром иностранных дел стал М.Н. Покровский.
Следует особо отметить, что мысли о возможности заключения с Германией сепаратного мира возникали не только в Петрограде, но и в столицах других держав Антанты. Так, лидер британской консервативной партии лорд Г. Ленсдаун, до этого долгие годы занимавший пост министра иностранных дел, выступил перед кабинетом с проектом достижения скорейшего соглашения с противниками. Однако пораженческие настроения на Британских островах были немедленно отвергнуты — там знали, за что воюют. Более того, в стране возникло подозрение, что либеральное правительство Асквита ведет войну не с полным напряжением сил, и в декабре 1916 года он был отправлен в отставку. Место Асквита занял стойкий приверженец войны до победного конца Д. Ллойд Джордж.
Между тем непростая ситуация была и в самой Германии. Вроде бы успех был на ее стороне — войска рейхсвера находились на территории противников, а в декабре 1916 года пал Бухарест. Однако блокада со стороны английского флота свое дело сделала, и в Германии наблюдалась острейшая нехватка самых необходимых для населения товаров, а нормы выдачи продовольствия с каждым месяцем урезались все больше и больше. В народе зрело недовольство, в армии вспыхивали бунты, которые, правда, беспощадно подавлялись. В этих непростых условиях германское правительство решило выступить перед всеми задействованными в конфликте странами с мирным предложением.
Этот шаг германской дипломатии преследовал две далеко идущие цели: в случае вполне вероятного отклонения союзниками по Антанте предложения Германии всем была бы продемонстрирована миролюбивая политика руководства рейха, страстно желающего закончить кровопролитную войну, кроме того, отказ союзников пойти на переговоры послужил бы веским оправданием неограниченной подводной войны, которую вот-вот готовились начать немецкие моряки. Другой же стратегической задачей германского мирного предложения в декабре 1916 года было внести раскол в стан Антанты и заключить сепаратное соглашение хотя бы с одним из воюющих государств.
12 декабря 1911 года кайзер Вильгельм заявил в рейхстаге о готовности Центральных держав начать переговоры с противником. Однако характерно, что, согласившись на переговоры, кайзер ни словом не обмолвился о том, на каких условиях его страна готова их вести. Кроме того, этот демарш был составлен в таких победоносных выражениях, что вряд ли Антанта после него пожелала бы сесть за стол переговоров. Кайзер, например, сказал: «Германия и ее союзники Австро-Венгрия, Болгария и Турция доказали в этой борьбе свою непреодолимую силу. Они одержали большие победы над союзниками, превосходящими их числом и военными материалами»[190].
