Трансформации в семейном статусе и повседневном быту женщин всех сословий стали за столетие (с начала XVIII в. до 10-х гг. XIX в.) очевидны всем современникам.

Начало всем изменениям было положено Петром Великим, реформы которого перевернули весь старый уклад жизни. Продолжение последовало после его смерти, в годы «российского матриархата» (1725–1796 гг.). Обстановка преобразований способствовала формированию в России новых моделей поведения и повседневного быта, появлению человека Нового времени, для которого сфера частного — личных интересов, переживаний, устремлений — постепенно становилась оберегаемой и самоценной.

Прежде только родители решали вопрос о замужестве. Исключения были редки. С XVIII в. знакомство будущих невест с их сужеными, равно как определенный добрачный период (во время которого молодые считались обрученными), стали обязательны. Оказание давления на волю девушки стало означать совершение наказуемого по закону поступка. «Укрывание» невесты даже в крестьянской среде превратилось в формальный ритуал. В условиях заключения брака также появилось тогда немало нового: обнаружилась тенденция к повышению брачного возраста, а неравные в возрастном отношении браки стали осуждаться общественным мнением; появилась терпимость к смешанным в этническом и конфессиональном отношении бракам; некоторое время существовал своеобразный «образовательный ценз» для дворян, исключивший возможность выдачи девушки замуж за неуча или физически неполноценного человека. Принцип общего местожительства супругов претерпел существенные изменения (заключение брака уже не всегда предполагало обязательность совместного проживания супругов, а тем более проживания непременно с родственниками мужа). В то же время в брачных условиях сохранилось немало традиционного: в непривилегированных сословиях по-прежнему существовали нецерковные формы замужества; при заключении венчального брака согласие с волей родителей, наличие их благословения стали практически обязательными. Соблюдалась очередность выдачи замуж дочерей в семье. Практически во всех социальных слоях у женщин наблюдался низкий брачный возраст. Продолжали действовать старые церковные запреты: о недопустимости близкородственных браков, нескольких (более трех) замужеств в жизни, соблюдались сословный характер супружества, замужества только на «ровнях» по материальному и социальному положению, а также принцип единой семейной фамилии (мужа). Однако вмешательство в сферу личных прав, ранее почти не замечаемое (когда речь шла о выборе жениха, степени независимости в семье и т. п.), стало ощущаться значительно острее — как в привилегированном сословии, так и в сознании социальных низов.

В крестьянской среде субъектами действий в сфере частного права оставались — как и в допетровское время — не только сами женщины, но и круг их близких. Нарушительнице семейно-родовых традиций мог грозить полный разрыв отношений с кланом; тем же, кто, напротив, следовал предписаниям «как исстари велось», была обеспечена защита, подспорье, поддержка. Крепкую связь всех членов рода по-прежнему отображали свадебные церемонии.

Новшества, правда, появлялись и в них. Церковное венчание стало важной неотъемлемой частью любой свадьбы, в то время как женоненавистнические постулаты православия и ритуалы, унижающие женское достоинство, постепенно становились либо достоянием прошлого (в дворянской среде), либо ритуализированной игрой (в среде крестьянской). То, что в допетровское время не казалось ни частным, ни интимным, стало требовать в XVIII столетии сокрытости от людских глаз (например, первая брачная ночь).

«Первейшие» мотивы заключения брака оставались старыми (необходимость продолжения рода, фиксации с помощью брака определенного материального и социального статуса). Тем не менее к ним прибавлялись новые, эмоционально-личные причины, отражавшие изменения, присущие Новому времени. В семьях образованных дворян идеалом жены становилась не просто и не только «покорная» и «тихая» хозяйка и мать, но супруга-единомышленница, способная не только обеспечивать здоровым потомством и удовлетворять телесные потребности мужчины, но и дарить удовольствия более высокого духовного уровня. Новое отношение к женщине находило поддержку и отражение в литературе, прежде всего в любовной лирике: индивидуальная интимная привязанность к конкретной избраннице все чаще стала выступать поводом к формальному закреплению супружеских уз. Литература XVIII — начала XIX в. заставила представителей привилегированных сословий признать факт большей эмоциональности женщин, утонченности их натур, существования самостоятельного женского мира, его «особости» и отдельности от мира мужчин.

Эмоциональный мир женщин XVIII в. оказался более зависимым от этикетных моделей и запретов, и эта зависимость, эта «расчисленность светил» (А. С. Пушкин) проступала тем ярче, чем чаще в среде столичного дворянства появлялись «беззаконные кометы», принадлежавшие к появившемуся во второй половине XVIII в. особому типу «модных жен». Для «модных жен» семья и воспитание детей всегда оказывались на втором плане. Именно такие нарушительницы спокойствия убыстряли превращение девиантного («отклоняющегося») в норму, делая, например, адюльтер сравнительно допустимым элементом повседневного быта, разрешительным в глазах общественного мнения (особенно, и прежде всего, в городах).

Преобразования и реформы, результатом которых стало новое отношение к семье и месту в ней женщины, не прошли бесследно и для непривилегированных слоев русского общества. Нормативно вводимые новшества в быту, образе жизни, внешнем облике, манере поведения углубили пропасть, отделявшую дворянку от крестьянки, «господскую» Русь от «крестьянской». В то же время новое и необычное в поведении представительниц привилегированного слоя стимулировало усложнение и преобразование отношений и в сфере социальных низов. Культурные достижения века постепенно затронули и деревню. Это и распространение браков, основанных на личной склонности, и сохранение и даже расширение возможностей развода (особенно в некрепостном сословии), и расширительное толкование взятого из православной концепции брака тезиса о взаимных обязанностях и взаимной ответственности супругов, утверждение его в обычном праве. Эмоциональный мир женщин непривилегированного сословия складывался под большим воздействием традиционной культуры, нежели литературы. Для него были характерны элементы патриархальности, признания формального и фактического главенства отца (мужа), в котором крестьянка видела опору и защиту и которого любила подчас из чувства долга, обязательности жизни «по любви». Тенденция к преодолению средневеково-патриархальных взглядов на «власть» мужа над женой нашла отражение в письмах крестьян друг к другу, вобравших в себя скорее атмосферу любви и лада, а отнюдь не конфликтов и ссор.

Заметные изменения произошли в семьях всех социальных слоев русского общества и в системе отношений мать — дитя. При сохранении традиционного взгляда на вынашивание детей и деторождение как обычную женскую долю, как на обязанность женщины, при будничном отношении к детским смертям и привычности многодетности, при некотором предпочтении, оказываемом мальчикам перед девочками, — в отношениях матерей и детей происходили определенные изменения. Так, усложнялись методы воспитания, особенно в привилегированных сословиях: центр тяжести в них оказывался перемещенным на убеждение, ласку и доброту (тем более что для традиционного воспитания была характерна большая мягкость материнского воспитания перед отцовским). К концу XVIII в. произошло осознание ценностности детства и естественного воспитания ребенка, нестрогого отношения к подвижным играм и шалостям малышей. Появилась сознательная ориентация дворянок на самостоятельное грудное вскармливание, стал бытовать отказ от кормилиц. Новыми, появившимися в рассматриваемое столетие, были и первые спорадические проявления кризиса старой системы семейного воспитания: незначительный, но все же наблюдаемый рост межпоколенной конфликтности, оказывавший влияние на статус женщины в семье, увеличение числа случаев воспитания в неродных семьях при живых и обеспеченных родителях, появление альтернативы домашнему воспитанию в виде воспитания и обучения девочек в институтах и пансионах. Заметным шагом вперед было признание необходимости специфики женского образования и первые шаги по реализации его планов. Женщины привилегированных сословий в России ХVIII — начала XIX в. становились читающими, говорящими на иностранных языках, умеющими красиво двигаться, танцевать, деликатно и остроумно поддерживать беседу.