Эм понимала, что это зрелище ничем не отличается от множества других балов. Впрочем, при той затворнической жизни, которая соответствовала ее ограниченному статусу в доме дяди Уильяма, она побывала на балу только один раз, и этот памятный бал опалил ее жизнь, став самым важным событием, по сравнению с которым все остальное не имело смысла.

И вот в ее голове смешались воспоминания о другом бале. Но даже это было бы не так плохо, только вот память ее неизбежно устремлялась вперед к развязке, идя по своему пути дальше, к детской, с ее слишком маленькими кроватками и выцветшими обоями с пухлыми пастушками и пухлыми овечками.

Все многочисленные воспоминания и впечатления сложились у нее в голове вместе и закружились в водовороте. Блаженные дни, когда она лежала в постели, перешептываясь и хихикая с лежащими в других кроватках детьми, пока Нянечка строгим голосом не призывала к тишине. Мирные вечера, заполненные чтением книг и светом свечей после того, как остальные дети переселились в свои отдельные комнаты, а ее оставили в бесконечно растянувшемся детстве. И последнее, самое ужасное — та ночь, когда она легкой походкой ушла со своего первого бала, задыхаясь от радости, и собиралась лечь в постель, и один из гостей барона постучал к ней в дверь, прервав ее ночной туалет. В ту ночь веселый уют комнаты оказался ловушкой и ложью…

Эм стояла у французского окна, так близко к стене, что занавеси прижимались к ее юбке, и их тяжелые парчовые складки шептались с темно-фиолетовым бархатом ее платья. Ее била дрожь. Панический страх сжимал внутренности и душил легкие.

Это была ошибка — принять приглашение леди Гамильтон. Она не компаньонка, готовая сопровождать каждое движение светской матроны. Впрочем, графиня продержала ее рядом с собой только до прихода гостей. Эм решила, что будет просто развлекаться, ведь бал не место для представлений. В такой обстановке ее не будут просить предсказывать будущее или общаться с мертвыми. Она только утратит часть своей таинственности, если ее без надобности увидят слишком много людей.

Но все же она здесь. Она не только пришла, но и позволила леди Гамильтон прислать к ней свою портниху Результат получился необыкновенный, но пугающий. Эм осмелилась высказать портнихе только самые скромные предложения, которые та сразу же решительно отмела, заявив, что леди Гамильтон уже выбрала фасон, и результатом был низко, по моде, вырезанный лиф, отчего Эм чувствовала себя обнаженной, несмотря на прозрачную вуаль и множество ярдов ткани в нижней части платья. Платье было великолепное, и оно совершенно не соответствовало ее положению, ни в прошлом, ни теперь.

Если бы только она могла стать тенью леди Гамильтон, все было бы в порядке. Но сегодня у графини был на редкость хороший день, и после искренних приветствий и приветливых объятий леди Гамильтон оставила спиритку на волю случая. Эм обошла зал, но не нашла ни одного укромного уголка.

— Не хотите ли танцевать со мной, мадам Эсмеральда? — насмешливо осведомился лорд Гиффорд, небрежно вертя в пальцах узкий бокал с шампанским.

— Мои танцы не годятся для бального зала. — Этот холодный ответ вырвался против ее воли.

Лорд Гиффорд мрачно усмехнулся и пошел дальше к своей цели — сестрам Томаса. Девушки бесстрашно отвечали насмешкой на насмешку, пока одну из них не пригласили на только что начавшуюся мазурку.

Лорд Олтуэйт, завладев рукой другой сестры, склонился над ней, но девушка выдернула руку, мило тряхнув своими медными локонами. Приземистый Олтуэйт пошел сквозь толпу, кивая налево и направо. Эм попыталась оторвать взгляд от этой фигуры. Она ничего не делает из мести. Как бы она ни ненавидела этого человека, она не собиралась погубить его, только обрести свое спасение, а его роль в ее возрождении была просто случайной. Если он будет страдать, она не станет отрицать, что отчасти возрадуется этому. Но она не стремится к пустому отмщению, хотя этот человек вызывает у нее дикую ненависть.

— Я не буду просить вас танцевать со мной.

Эти слова раздались у нее за спиной, в темноте сада, за французскими окнами, и в них не было и намека на что-то легкомысленное. Она обернулась и увидела лорда Варкура. Он вышел из темноты и оказался в круге света, падающего из окон, и света фонаря.

— Это хорошо. Потому что я не умею танцевать, — сказала она. Губы внезапно перестали ей повиноваться.

— Я этому не верю, — заявил лорд Варкур. Он прислонился к дверному косяку рядом с ней, и она с трудом удержалась, чтобы не отпрянуть. — Вот почему я не прошу, а приказываю. Потанцуйте со мной, Мерри. Немедленно.

— Это повредит моей репутации загадочной женщины, — сказала она. Сердце ее бешено билось, она спрятала сжатые кулаки в роскошном бархате своего платья.

Темные глаза Варкура сузились.

— Если вы танцуете достаточно хорошо, этим вы напомните гостям о своем присутствии и вызовете у них волнующие вопросы.

— Я плохо танцую, — напрямик сказала она. — Они решат, что мы объединились.

— Наше первое свидание заставило их так подумать. Наша встреча в парке, возможно, заставила их усомниться, когда вы оттолкнули меня. Давайте взволнуем их снова, вызвав у них новые предположения.

— Давайте не будем давать им новой пищи для размышлений, — возразила Эм.

— Это была не просьба. — И он одной рукой схватил ее за плечо и повлек на танцпол с такой силой, что она не могла противиться, не устроив сцены.

Кружащиеся пары проносились перед ней, как страшный сон. Бальный зал совсем не походил на тот, что был в доме ее детства, — он был слишком великолепный, слишком элегантный. Но все это не имело никакого значения. Эм сжала его руку, лежащую у нее на плече.

— Вы погубите мою тайну, — прошипела она. — А потом где вы будете?

— Люди начинают считать вас чем-то само собой разумеющимся, Мерри, — проговорил он, пронзив ее взглядом. — Скандал воскресит интерес общества к вам.

У Эм перехватило дыхание. Это верно, слишком верно. Лишь леди Гамильтон держалась за нее так же крепко, как и прежде. В скором времени, если графиня не защитит ее, она станет посмешищем. Эм почти перестали куда-нибудь приглашать. В конце концов дамам начали надоедать ее разговоры о духах.

— Если бы они устали от меня, вы уже выгнали бы меня, — сказала она.

— Но наша сделка все еще в силе, не так ли? — Он вышел на танцпол, развернув Эм к себе.

— Теперь все об этом узнают, — прошептала она.

— Нет. У них появятся подозрения — не одно, а множество. — Его правая рука легла ей на талию, а пальцы левой сомкнулись на ее руке, и он начал выделывать фигуры мазурки. По стоявшим вокруг танцпола пролетел шепоток. Леди шептались, прикрываясь веерами, а мужчины смотрели им вслед более или менее задумчиво или завистливо.

До этого Эм танцевала в объятиях мужчин лишь однажды. В тот вечер ей совершенно неожиданно пришлось пережить самое горестное событие в ее жизни.

Варкур был высок и силен. Такими ей казались в ту ночь эти недомерки-мужчины. Впрочем, на этом сходство и заканчивалось, потому что ее партнеры в тот вечер смеялись и шумели, и их веселость была заразительна для девушки, которой не часто выпадал повод посмеяться. Теперь, приобретя некоторый житейский опыт, она понимала, что они были пьяны. Даже в тот вечер она не могла не заметить чуть прикрытую похотливость в их взглядах. Больше того. Она чувствовала себя цветущей, распускающейся под их восхищенными взглядами, она считала, что именно это чувствовала Элис, когда была царицей сезона. Эм впитывала это ощущение до тех пор, пока ей не показалось, что она лопнет, и тогда она выскользнула из зала и взлетела наверх в облаке блаженства, а потом ее резко швырнули обратно в грубую реальность жизни.

Варкур мало чем походил на тех мужчин. Если бы не жар, исходивший от его тела, можно было подумать, что он высечен изо льда. Но при этом ее тело пылало сильнее, чем от искусных комплиментов и хитроумных засад, которые устраивали ей мужчины в последнюю ночь ее девичества. Если те улыбающиеся, очаровательные мужчины могли быть опасными, эта холодная статуя была способна на что угодно.