Одним словом, был тут беспредел бахчевой в самой циничной форме. Ну а ее, если честно, интересовали совсем другие аспекты данного направления растениеводства. Дело в том, что корневая система классического арбуза – это вертикальный стержень длиной порядка десяти метров. И это не просто плеть, а насос, доставляющий наверх влагу и еще многое из того, что в ней растворено. Эти вещества, попав в корневую систему, где-то накапливаются. Не все они нужны для строительства стеблей, плодов и листьев, а какать растения не умеют.
С другой стороны, на Прерии огромное количество безумно полезных минералов, но, так уж тут сложилось, все они здорово рассеяны. Многие вследствие эрозионных процессов перешли в осадочные породы, оказавшись в составе песков и глин, и от этого еще больше рассеялись, разнесенные водой или раздутые ветром в виде пыли. Даже в тех местах, где эти руды скопились в виде напластований, они точно так же, как и в основных породах, находились в ничтожных для промышленной добычи концентрациях, да еще и в сложных смесях друг с другом.
Как их сконцентрировать? Как отделить друг от друга?
Дед остроумно использовал бактерии, избирательно включавшие в свой рацион те или иные вещества. Но кормил-то он их тем, что добывал в редких «линзах», где в силу удачного стечения обстоятельств собралось то, что ему нужно. Кстати, другими методами извлечь металлы цериевой группы из подобного бедного «сырья» можно только в хорошо оснащенных лабораториях в количествах, необходимых для анализа.
Ну, или переводить все в плазму и разделять на масс-спектрометре, имея полезный выход порядка одной миллионной от количества пущенного в обработку материала. Правда, в последнее время на планете зашевелились геологи с Земли, пошли слухи о том, что где-то на севере отыскали что-то очень интересное. Но Деллы это не касалось. У промышленников свои интересы, а у нее – огромное любопытство и страстное желание решить вот такую заковыристую «задачку», заставив растения выполнить сбор и сепарацию всяких полезностей. И арбузы – эти природные буровые – представлялись самыми подходящими кандидатами на роль неутомимых тружеников во имя ее научных амбиций.
Со Степаном Делла больше не связывалась. Во снах он к ней не приходил. Или приходил? Свои ночные грезы она удаляла из памяти, как только просыпалась – делать ей больше нечего, как разбираться в играх подсознания! Так вот! Этот обормот сам к ней заявился. Его пижонский коптер нагло уселся рядом с домом арбузоводов в самый неподходящий момент – когда все собирались на работу. А тут возник чужеродный элемент с корзиной, из которой торчали горлышки винных бутылок, и объемистыми пластиковыми пакетами, распираемыми многочисленными свертками.
У него, видите ли, выходной, и он решил навестить свою знакомую. Сделать ей, так сказать, приятный сюрприз, для чего, едва закончилась смена, то есть в полночь, прыгнул в летательный аппарат и прибыл со всей возможной скоростью.
Бли… вот незадача! Попросила передохнуть с дороги, пока прохладно, дождаться ее с поля. Так нет ведь, упрямец, сказал, что будет сопровождать свою девушку. Вот прямо этими словами. И ведь не сразу сообразишь, как возразить, чтобы не выглядеть грубиянкой. Гостя обрядили в наряд от солнца и, снабдив тяпкой, взяли с собой. Отказываться от пары рабочих рук никто не станет вне зависимости, со своей он девушкой собирается трудиться или с чужой. Насчет того, что городской мальчик вполне способен, мирно лежа на боку, наслаждаться картиной трудового процесса – такая мысль никому в голову не пришла. А Делла всерьез тревожилась о поведении сына первого помощника второго заместителя. Он ведь был из другого мира, который она неважно знала и к выходцам из которого относилась с недоверием.
Степка оказался, в общем-то, не моральным уродом. По дороге туда, еще на велосипеде, маленько сохальничал, нарочно усевшись позади нее, за что получил по слишком смелой руке ласковый шлепок. Нет, ну точно говорят, что все мужики на одну мерку сделаны – скорее хватать. Ну а потом в сторонке не стоял, а довольно успешно переносил плети и кромсал сорняки. Проблемы с ним начались чуть позднее, уже когда пообедали. Делла, надо признаться, к этому моменту настроилась лирически, приготовилась к торжественной сдаче и даже мысленно пережила достаточно смелую сцену в их совместном исполнении.
Но, устроившись в ее кроватке, этот несчастный оказался не в состоянии шевелиться. Смотрел только жалобно и виновато. Трудно назвать мышцы или их группы, которые бы не болели у бедолаги. Естественно, мазями и кремами она гостюшку своего драгоценного измазюкала от макушки до хвоста и всю ночь тихонько лежала рядом, поглаживая, где можно. Без непристойностей, правда, поскольку все-таки стеснительно, да и нехорошо измываться над беспомощным существом.
Так вот. Утром этот неандерталец, а более ласковое определение в голову Делле не пришло, с непреклонной решимостью полного и окончательного олигофрена снова направился вместе со всеми в поля. Вполне осмысленно там шевелился, то есть не падал через шаг и даже приносил какую-то пользу. Закончилось это общей слабостью и полной неспособностью пилотировать. Так что напоила его крепчайшим сладким чаем, завернула в теплое одеяло, погрузила на пассажирское место и повезла возвращать сокровище папе с мамой на его же собственном коптере.
По дороге размышляла о печальном. А что делать, если даже словечком перекинуться не с кем. Это со всех краев перетрудившееся создание, не сумевшее даже сделать из нее женщину, дрыхло, как из пушки, сном выздоравливающего. И как он, спрашивается, выйдет сегодня в вечернюю смену в таком-то состоянии? Опять же его предки – как-то они на нее посмотрят? Нет, одета она ничего так – шортики, цветастая блуза из плотного шелка. Имеется в виду, что ее же ведь примут за девку, заездившую до положения риз их сокровище.
Спортивный коптер хоть и не для гонок проектировался, скорее, для пилотажа, тем не менее, был аппаратом быстрым. Четыре сотни покрывал за час, не напрягаясь, – это длинный и утомительный день полета на параплане. В кабине отличный климат-контроль, и не было причин нестись сломя голову и прорываться сначала через Еловую падь навстречу ветру, а потом крутиться между столбов портика. Она прекрасно и без приключений пройдет Плесецким перевалом – основной дорогой для винтокрылов, летящих в столицу с материка. Высоты здесь порядка двух тысяч, тумана сейчас, после полудня, нет – она уже навела справки. И несколько лишних сотен километров из-за сделанного крюка – всего час с небольшим, который ничего не решал. Доберутся они еще до вечера, часам к пяти.
А в обратный путь на своем параплане она раньше утра все равно не вылетит, иначе будут проблемы с ночлегом в дороге. Прерия – не слишком обжитая планета, и небрежничать с ней опасно.
Где-то в глубине души даже теплилась надежда, что ей снова повезет с ветром и она сумеет добраться до бахчи за два световых дня.
Посадка по поводку рядом с домом – несложная процедура, тем более полосатый чулок на шесте подсказывал, какую брать поправку на ветер. И площадка была не чересчур тесной, так что притерлась к грунту мягонько. Родители встречали чадо свое вдвоем. Папенька представительный, солидный даже, массивен, но рыхловат. Мамаша дородная и выглядит уютно, по-домашнему.
– Привет, предки! (О! Болезный очнулся!) Это Делла, моя девушка. Я нарочно прикинулся хворым, чтобы иметь честь представить ее вам. Надеюсь, она простит мне эту невинную ложь.
Нет, ну каков, бестия! Несколько фраз со сменой стиля с закадычно-семейного на высокопарно-официальный. Причем второй – в отношении нее! И родительская тревога за здоровье отпрыска пошла на спад. Вот это политика! О здоровье – так ведь понятно, что она-то на это не купится. Знала она, насколько он сейчас здоров. Но нельзя же не подыграть!
– Ах ты, негодник! Это надо было так меня обмануть! Право, я уже начинаю сомневаться, можно ли тебе вообще доверять. – Это она Степе с шаловливыми нотками в голосе. Давала понять, что сердится в шутку. – Единственное, что его извиняет, это удовольствие познакомиться с вами. Право, если бы не уловка вашего сына, я бы не решилась даже рассчитывать на такое. – Это уже родителям. Спокойным повествовательным тоном.
