— Конечно, шеф, спасибо.

И он проводил начальника полиции взглядом.

— Что у вас с рукой? — спросил Уэтерби.

Римо осторожно поднес руку к левому плечу.

— Вы не поверите, но ее защемило дверью гаража. Сам виноват.

— Неужели? — усмехнулся Уэтерби.

Римо огорчился, так как полагал, что сегодня двигается достаточно свободно, несмотря на то, что левой рукой пошевельнуть не мог, и продолжил беседу:

— Я много слышал о вас.

— Да?

— От одного парня из Тенафлай. Холи Бардвел. Он сказал, что тренировался вместе с вами.

— Бардвел, Бардвел... Я не знал никакого Бардвела, — сказал Уэтерби.

Римо виду не подал, но решил, что лейтенант Фред Уэтерби лжец. Линетт Бардвел назвала имя, звание и его служебный номер. Она не могла ошибиться.

Он промолчал и, слушая лейтенанта, стал осматривать зал для занятий. Его новая жизнь начиналась в таком же зале. В санатории Фолкрофт. Тогда он только что пришел в себя после казни на электрическом стуле, проведенной не на должном уровне, и некто дал ему в руки пистолет и пообещал отпустить его на свободу, если он застрелит престарелого азиата, буквально порхавшего по полу гимнастического зала. И потому что Римо был молод, нагл и самоуверен, он согласился, а в результате кончил тем, что пахал носом грязь на полу.

Уэтерби показывал Римо тренажеры для рукопашного боя, когда тот спросил:

— Вашим подопечным когда-нибудь приходится пользоваться приемами, которым их здесь учат?

— Конечно, — сказал Уэтерби. — Подумайте, как часто приходится вступать в рукопашную, чтобы защитить себя. Насколько полицейскому удобнее использовать нечто более эффективное.

— А вас не смущает, что отсюда выходят люди, владеющие смертоносными приемами?

Уэтерби улыбнулся словам жалостливого слюнтяя-репортера и удивился, чем этот жалкий тип мог насолить мистеру Уинчу? Пройдя мимо тренажеров, он запер дверь зала. Показывая Римо тренировочные маты, он сказал:

— Отработка рукопашного боя занимает сорок часов.

— Сорок часов, — сказал Римо. — Это много.

— Чтобы добиться хорошего результата — не так уж и много, — сказал Уэтерби.

— Между прочим, — сказал Римо, ткнув в мат носком ботинка, — вы не сказали, где тренировались вместе с Бардвелом.

Уэтерби стоял на мате лицом к Римо. Их разделяло пять футов.

— Я же сказал, что не знаю никакого Бардвела. Это, наверное, какой-нибудь любитель.

— А вы профессионал? — спросил Римо.

— Естественно.

Только что Уэтерби стоял и говорил. В следующий миг он в прыжке летел на Римо, подогнув одну ногу под себя. Римо узнал этот прием. Удар правой ноги Уэтерби придется в верхнюю часть его тела. Когда Римо упадет, то Уэтерби приземлится и нанесет смертельный удар рукой в голову.

Так и произошло бы, не будь он Римо.

Уэтерби ударил. Нога лейтенанта поразила правое плечо Римо.

Но техника исполнения, которой был обучен Уэтерби, подвела его. Он мог нанести следующий удар в висок, только если его соперник падал и не мог ответить.

Но Римо не упал, а нанес ответный удар. Отступив на шаг, он увидел, что живот Уэтерби ничем не защищен, открыт, словно церковный поднос для сбора пожертвований, и он ударил полицейского ногой в солнечное сплетение.

Все произошло быстро. Удар Уэтерби. Ответный удар Римо. Нокаут.

Испепеляющая ненависть на лице Уэтерби мгновенно сменилась выражением безграничного удивления. Глаза его округлились. Он упал на спину. И так и остался лежать с открытыми глазами.

— Вот паскудство, — сказал Римо. — И еще раз паскудство.

Еще один камикадзе мертв, а Римо все еще ничего не узнал.

Но прибавилась и еще одна причина для беспокойства. Жжение в правом плече после удара Уэтерби постепенно распространялось по верхней половине тела. Он попытался поднять руку. Она еле-еле бессильно шевельнулась. Хорошо, что хоть немного движется, Римо опасался, что назавтра и этого не получится. Однако пока рука действует, не следует зря терять время. Нельзя так просто оставлять мертвое тело офицера полиции посереди спортзала.

Превозмогая боль в онемевшей правой руке, он медленно втащил тяжеленное тело лейтенанта в подсобку. С каждым движением боль в плече усиливалась, он с трудом сдерживал крик. Еще одно нападение самоубийцы. Но почему?

Укладывая тело лейтенанта Уэтерби на дно ящика с баскетбольными мячами, он, наконец, понял, в чем дело.

Спортивный зал он покинул с чувством отвращения к самому себе. Он ничего не выяснил и тем не менее выяснил все. Он стал жертвой традиционного в Синанджу нападения с целью опозорить и унизить соперника.

Его ожидали еще два удара.

Но он не знал сообщников Бардвела и Уэтерби, не знал, где и когда произойдет третье нападение.

Придется еще раз повидаться с Линетт Бардвел и попытаться узнать еще какое-нибудь имя.

Однако теперь он знал имя того, кто нанесет четвертый удар.

Нуич. Племянник Чиуна, который поклялся убить Римо и его учителя-корейца.

В Пхеньяне о выведенном из строя танке было доложено Ким Ир Сену, президенту Корейской Народно-Демократической Республики.

Он не был родом из Синанджу и в старину не верил. Это был вождь, прокладывавший новые пути. Крестьяне и солдаты называли его «товарищ», поскольку он утверждал, что все равны. Он всегда носил военную форму с погонами маршала и тугой черный кожаный ремень.

Ким Ир Сен понимающе кивал головой, когда ему в первый раз доложили о случившемся. Да, он слышал о Мастере Синанджу. «Все это сказки, покрывающие действия банды разбойников и головорезов», — заметил вождь и велел своему помощнику Пак Ми Чонгу разобраться в этом деле. Он считал, что Мастера Синанджу ушли вместе с прошлым и не могли причинить вред Корейской Народно-Демократической Республике.

Пак Ми Чонг прежде всего обратился к губернатору провинции, где находилась деревня Синанджу. Тот предвидел и боялся расследования, потому что именно он приказывал солдатам отбирать то, что Мастер Синанджу каждый год присылал в свою деревню.

— Почему вы задаете мне подобные вопросы? — спросил губернатор. — Вы сомневаетесь в том, что я могу управлять этой провинцией?

— Если бы президент сомневался, то вас бы здесь не было, — ответил Ми Чонг. — Нет, я просто интересуюсь, что за люди голыми руками вывели из строя народный танк.

— Я этого не говорил, — сказал губернатор.

Ми Чонг спросил:

— Если не Мастер Синанджу, то кто же?

— Американцы, — ответил губернатор. И напомнил о корабле, который был замечен вблизи Синанджу. Разве они не капиталисты? И разве они не ненавидят Корейскую Народно-Демократическую Республику? И не занимаются подрывной деятельностью?

Ми Чонг ничего на это не ответил. Он был мудр и понимал, что лучше направлять ненависть народа на внешнего врага. И все же каждый раз, когда слышал слово «американцы», он начинал подозревать, что кто-то пытается оправдать свою некомпетентность.

Затем Ми Чонг направился в Синанджу, где царило веселье, и спросил там у встречного ребенка:

— Кто такой Мастер Синанджу? Я хочу встретиться с ним.

Ребенок подвел его к большому дому в конце главной улицы. Дом старый, деревянный, но отделанный слоновой костью и камнями из заморских стран. Да и само дерево отличалось от жиденькой корейской древесины.

— Давно ли здесь стоит этот дом?

— Он был здесь всегда, — ответил ребенок, что для Ми Чонга, хорошо знавшего детей, вовсе не означало, что дом старый. Но его внешний вид, в котором чувствовалось влияние многих стран и культур, навел Ми Чонга на мысль, что это очень и очень древний дом.

Хотя Ми Чонг и был приверженцем нового режима с юношеских лет, при входе в дом он поклонился и снял башмаки, как полагалось в старые времена, — этот обычай его народ перенял от японцев. Он поклонился старику с белой бородой и длинными, как и у его предков, ногтями.

Старик спросил:

— Кто ты? Я не встречал тебя в деревне.