— Итак, Хэллер, — сказал он, — вы заняли место покойника, не правда ли?

— Да, что-то вроде этого. Вообще-то говоря, Дуайт, я отвечаю на ваш звонок. Вернее, на три. Так в чем дело?

— Я получил ходатайство, оно сейчас лежит передо мной на столе.

— И?..

— И, мм… ну, в общем, мы не хотим этого делать, Мик. Не хотим отдавать нашу улику на экспертизу.

— Видите ли, Дуайт, в этом и состоит вся красота системы. Решение на сей счет принимаете не вы. Его принимает судья. Потому я ходатайство и подал.

— Да нет, на самом-то деле мы собираемся снять обвинение в краже и оставить обвинение в хранении наркотиков.

Я улыбнулся, кивнул:

— Беда в том, что обвинение в хранении наркотиков возникло в ходе расследования кражи, так что второе без первого ну никак не обойдется. Ни в одном суде из тех, в которые мне случалось заглядывать, рассматривать второе без первого не стали бы.

— Тогда мы могли бы поговорить о том, как уладить дело без суда.

— Я готов к этому, Дуайт. Вам следует знать, что мой клиент добровольно прошел курс лечения, сейчас у него есть постоянная работа, и он уже четыре месяца к наркотикам не прикасался. В доказательство этого он готов сдать мочу — в любое время.

— А вот это действительно приятно слышать. Окружная прокуратура относится к тем, кто добровольно подвергается лечению, очень благосклонно. Не исключено, что Патрик сможет воспользоваться этим, чтобы вести в дальнейшем добропорядочную жизнь.

— Похоже, у вас уже имеется какой-то план, Дуайт. Вы меня радуете.

— Ладно, пришлите мне его больничные записи. Мы приложим их к нашим документам.

Поуси говорил о внесудебном решении дела. Если Патрик чист, дело через шесть месяцев просто отзовут из суда. Арест будет числиться за ним по-прежнему, но не приговор. Хотя…

— А вы не хотите изъять из его досье сведения об аресте?

— Э-э-э… вы просите слишком многого, Микки. В конце концов, он же совершил взлом, украл бриллианты.

— Он не совершал взлома, Дуайт. Он гостил в том доме. Так что все обвинения против него держатся на предположительных бриллиантах, не правда ли?

— Ну ладно, хорошо. Мы сделаем и это.

— Вы достойный человек, Дуайт.

Как только я положил трубку, в кабинет вошел Киско. В руке он держал желтый клейкий листочек и пистолет в кожаной кобуре. Киско обошел вокруг стола, положил передо мной листок, потом выдвинул ящик стола и опустил в него пистолет.

— Я думал, вы уже домой ушли, — сказал я. — И что это ты делаешь? Ты не имеешь права снабжать меня оружием.

— Этот пистолет самым законным образом зарегистрирован на мое имя. Я просто решил хранить его здесь.

— По-моему, ты перегибаешь палку.

— Лучше перегнуть, чем недогнуть. До завтра.

— Спасибо. Когда будешь уходить, пришли ко мне Патрика, ладно?

— Пришлю.

Он вышел из кабинета, и вскоре появился Патрик.

— Патрик, ликвидатор Винсента сохранил одну из ваших длинных досок. — Я протянул ему желтый листок. — Вы можете поехать по этому адресу и забрать ее. Просто скажите, что это я вас за ней прислал.

— О господи, спасибо!

— Да ладно, у меня есть для вас новости и получше.

И я пересказал ему мой недавний разговор с Дуайтом Поуси. В глазах у Патрика словно свет включился.

— Я должен позвонить маме, — сказал он. — Она так обрадуется!

— Да, наверное, надеюсь, и вы тоже обрадовались.

— Еще как!

— Ну так вот, насколько я понимаю, вы должны мне за проделанную работу пару тысяч. Это около двух с половиной недель вождения моей машины. Если хотите, оставайтесь со мной, пока не расплатитесь. А там мы сможем решить, как жить дальше.

— С удовольствием. Мне эта работа нравится. — И Патрик улыбнулся во весь рот.

— Хорошо. Значит, договорились. И еще одно. Сегодня утром я видел, что вы спали в гараже.

Он потупился:

— Простите. Я подыщу другое место.

— Нет уж, это вы меня простите. Вы ведь говорили мне, что живете в машине и спите в ней же на стоянке у домика спасателей, а я об этом забыл. Понимаете, я просто не знаю, насколько безопасно ночевать в том самом гараже, в котором застрелили человека. Если я заплачу вам немного вперед, вы сможете найти комнату в мотеле или еще где-нибудь?

— Мм, наверное.

Вообще-то я понимал: жизнь в мотеле почти так же тосклива, как жизнь в машине.

— Знаете, что я вам скажу? Если хотите, можете пару недель пожить у меня. Пока вам не подвернется что-нибудь получше. Дом у меня не маленький, у вас будет собственная комната. Правда, ночь со среды на четверг и каждый второй уик-энд вам придется проводить где-то еще. Ко мне на это время дочь приезжает.

Он немного подумал, потом кивнул:

— Да, это не проблема.

Я протянул через стол руку, жестом попросил вернуть мне желтый листок, написал на нем свой адрес.

— Тогда забирайте доску и поезжайте с ней ко мне домой. Это на Фэйрхолм, совсем рядом с бульваром Лорел-Каньон. Подниметесь по лесенке на веранду, там стоит стол, стулья, а под пепельницей лежат запасные ключи. Гостевая комната находится рядом с ванной. Чувствуйте себя как дома.

— Спасибо. — Он взял листок, взглянул на адрес.

— Знаете, речь ведь идет всего о нескольких неделях. К тому же мы сможем помогать друг другу. Ну, то есть если одного из нас опять потянет на наркоту, ему будет с кем поговорить об этом.

— О'кей.

Мы немного помолчали. Я не стал говорить Патрику, что, возможно, он поможет мне гораздо больше, чем я ему. Напряжение последних сорока восьми часов начинало сказываться на мне. Я чувствовал, как меня тянет назад, и желание вернуться в ватный мир таблеток могло одолеть мое сопротивление. Я не хотел туда возвращаться, говорю это честно и от всей души, и, может быть, Патрик сумеет мне в этом помочь.

— Спасибо, мистер Хэллер.

— Зовите меня Микки. А что касается «спасибо», так это я должен вас благодарить.

— Почему вы делаете все это для меня?

Я взглянул на большую рыбу, висевшую на стене у него за спиной.

— Точно сказать не могу, но надеюсь, что, помогая вам, помогу себе. Так не забудьте маме позвонить.

Оставшись наконец в одиночестве, я начал с того, с чего начинаю всегда — с чистых листов бумаги и остро заточенных карандашей. Я достал из шкафчика, в котором хранились запасы канцелярских принадлежностей, два чистых больших блокнота, четыре карандаша и приступил к работе.

Винсент разложил связанные с делом Эллиота бумаги по двум папкам. В одной были документы обвинения, в другой — защиты. Последняя была тонкой, поскольку правила требуют, чтобы все, в ней содержащееся, предоставлялось в распоряжение обвинения. Я начал с первой и прочитал ее целиком, каждое слово. В одном блокноте я делал записи, в другом составлял временну́ю схему событий. Следом за папкой обвинения я прочитал папку защиты — опять-таки каждое слово на каждой странице.

Покончив с папками Эллиота, я открыл дело Вимса и прочитал все содержавшиеся в ней документы. Поскольку в истории с Вимсом фигурировали полицейские и спецназовцы, документов в его деле было предостаточно — записи шедших с ним переговоров, отчеты баллистиков, описание вещественных доказательств, записи разговоров по радио и рапорты об использовании патрульных машин. Каждое встречавшееся мне имя я проверял по списку, составленному мной при чтении папок по делу Эллиота. То же самое я проделывал и с каждым адресом.

Я нашел то, что искал в течение часа, когда начал перечитывать все документы по второму разу. Собственно, оно все время было у меня перед глазами. И в рапорте об аресте Эллиота, и в составленном мной временно́м графике событий. Я называю такой график «рождественской елкой». Поначалу он неизменно оказывается простым, ничем не украшенным. Состоящим только из голых фактов. Затем, по мере изучения дела, я принимаюсь вешать на него лампочки и украшения. Показания свидетелей, улики, результаты лабораторных исследований. И вскоре елка начинает ярко светиться. Все, касающееся дела, висит у меня перед глазами.