— Что будешь делать?

Амр опустил голову. Он видел на карте, где находится Гелиополис, — совсем рядом. Он знал, что возьмет зерно — столько, сколько нужно. Он понимал, что Менас будет помогать — и с кораблями, и с погрузкой. Но он помнил, что флот империи уже двинулся в сторону курейшитских морских крепостей.

— А что предлагаешь ты?

— Перед тобой, там за крепостью Троя, стоит Вавилон, — улыбнулся Менас, — это самый богатый город мира. Возьми его.

Амр покачал головой. Он знал, что не спасет этим ни одного верящего в Единого — там, в Аравии.

— А вы что скажете? — обратился он к собравшимся вокруг командирам племен.

— Империя забыла все слова, которые оставил Единый, — проронил Зубайр. — Надо воевать.

Амр уклончиво кивнул. Сказано было по существу, но не о главной сегодняшней задаче.

— А что скажешь ты? — повернулся он к оставшемуся у евреев за старшего Аарону.

— Империя слишком сильна, — прищурился еврей, — поэтому нужно бить наповал. Второго шанса не будет.

Амр заинтересовался.

— И как?

— Не делай то, чего от тебя ждут, — покачал головой Аарон. — Наплюй на Вавилон. Сделай ход конем.

— Каким конем? — встрял Зубайр. — При чем здесь шахматы?

Еврей улыбнулся.

— Не шахматным конем, Зубайр… надо делать ход конем Троянским. По-гречески.

Амр на мгновение ушел в себя. Он знал греческий, но не настолько, чтобы читать их книги, а это явно было из книг. Где-то там, далеко в прошлом он что-то о Троянском коне слышал…

— Троянским конем? Что это?

— Вон он, — рассмеялся Аарон и ткнул рукой в сторону крепости, — прямо у тебя за спиной стоит.

Амр развернулся. Прямо за его спиной стояла Троянская крепость, закрывающая доступ в Траянскую реку — главный канал Ойкумены. Однако осаждать ее можно было целую вечность: каменные стены неприступны, а запасы воды, беспрерывно подающиеся акведуком — неограниченны.

— Пойти Троянским конем?

Он уже прозревал смысл[56] этой греческой шутки.

— А ведь Аарон дело говорит, — возбужденно пробормотал рядом купец Менас. — Здесь только акведуком и можно попытаться пройти… причем, теперь — самое время.

Ираклий выскочил из загородного дворца сразу после первых двух ударов. На третьем толчке упал на землю, перекатился, вскочил и проводил взглядом оседающий внутрь дворца красивый каменный купол.

Рядом тревожно кричала и суетливо бегала гвардейская охрана. Конюх и повар волокли под руки кого-то залитого кровью. На горизонте в направлении Антиохии полыхало оранжевое зарево. Но перед глазами Ираклия стояло только одно — то, что произошло двадцать восемь лет назад. Очевидцы говорили, что в тех местах, куда с неба пал огонь[57], горели даже камни.

Земля еще раз дрогнула, кто-то протяжно закричал, а Ираклий вдруг подумал о том, что творится сейчас на Мекканском море — там, куда ушел его флот. Приливная волна могла пощадить суда лишь в одном случае, — если флот еще не подходил к берегам.

— А если подходил… — пробормотал Ираклий, — то никакого флота у Византии уже нет. А война с людьми Абу Касима уже есть…

Он яростно крякнул, двинулся в сторону конюшен и властным жестом поманил к себе зажимающего окровавленную голову старшего конюха.

— Прикажи запрягать! Я еду в Египет.

О том, чтобы плыть в Египет морем, сейчас не могло быть и речи.

Симон двинулся из Александрии на юг так быстро, как мог, и уже видел: значение происходящего, понимают немногие. Едва ли не в каждом квартале занимались грабежом и мародерством, и более всего страдали выброшенные на землю купеческие корабли.

— Дураки, — прямо говорил он мародерам, — волна будет возвращаться еще раза три-четыре. Шкуру свою спасайте… пока не поздно.

Да, судя по прошлому опыту, каждая новая волна была вдвое слабее предыдущей, но смерть находила, кого покарать — каждый раз. И предупрежденные мародеры провожали его тревожными взглядами, но… продолжали заниматься тем же. Столь уникального случая обогатиться всего за один раз никто упускать не собирался.

А едва Симон выбрался за городскую стену, волна пошла. Это было ясно уже по звуку. Он огляделся, отыскал ощипанное первой волной, однако уцелевшее дерево, быстро забрался наверх и привязал себя ремнем.

«Ну, и какие у тебя планы?» — глянул он вверх.

Небо молчало, и лишь огненная фигура со склоненной на грудь головой и раскинутыми в стороны руками обещала продолжение — до тех пор, пока самый распоследний грешник не раскается.

«А что если Тебя и впрямь уже нет?»

Теперь, после затяжного полета на гребне волны Симон чувствовал странную свободу — так, словно ему перестали дышать в затылок.

Над крепостной стеной показалась пенная линия, и он вцепился в ствол. Волна ударила в стену, с рокотом перевалила ее и — в четверть силы — промчалась под ним, брызгая серой пеной и бессильно ворча.

Если бы Господь следил за ним так же, как тогда, когда зажег по его слову небо…

«Стоп! — остановил ход мыслей Симон, — так что же это было на самом деле? Неужели банальное предвидение? И никто за мной уже не следит?»

Черная, грязная вода забурлила, обтекая дерево, а затем с тем же бессильным ворчанием двинулась в каналы, а уж по каналам — назад, к морю. Симон дождался, когда местами покажется земля, развязал крепкий кожаный ремень и спрыгнул вниз.

«Неужели Он за мной не смотрит?»

Не было предположения, которое он принял бы с большей радостью, потому что это означало бы, что свобода от небес наконец-то достигнута. Однако Симон слишком хорошо помнил, как точно совпало его тихое, но от всей души, проклятие и падение огня. Выходило так, что он «угадал» дважды, и не просто угадал, — он предрек! С немыслимой — даже для пророка — точностью.

«А если я все это и вызвал?»

Симон болезненно хохотнул. Настолько самовлюбленным, чтобы предполагать за собой подобные таланты, он никогда не был. Да, и не было у него особых талантов, кроме умения идти до конца. Тот же Досифей был намного способнее, потому и занял в группе место первого.

Впереди показался знакомый монастырь, и Симон прибавил ходу, а спустя полчаса уже пробирался внутрь через пролом в стене.

— Где Мар Фома? — поймал он за рукав пробегающего юнца с безумными глазами.

— У себя наверху, святой отец, — вырвался юнец. — Плачет и молится за нас, грешных. Конца света ждет…

Симон рассмеялся. Он слишком хорошо знал настоятеля монастыря, чтобы поверить в этот бред. Практичный Фома и при конце света сумел бы состояньице сколотить.

— Ну, что ж, братец Фома, значит, о конце света и поговорим…

Полководец Феодосий, так и стоявший на стене крепости Родос, видел все. Он видел, как Теодор дробил войско, чтобы спровоцировать Амра на атаку и одним разом убить двух-трех «зайцев». Он с замиранием сердца следил, как начали спускаться на дно русла войска Амра, и он с ужасом наблюдал, как люто покарал Осирис ветеранов за попытку пройти вслед за аравитянами. А потом Амр собрал командиров, и Феодосий глянул на уходящее за горизонт оранжевое знамение и поманил приближенных пальцем.

— Что скажете? Какой будет следующий его шаг?

— Амр пойдет на Вавилон, — дружно, один за другим заголосили военачальники. — У него в советчиках Менас, а он такого случая не упустит.

Феодосий с сомнением хмыкнул. Да, Вавилон был богатым городом, а главное, у Менаса внутри города была поддержка, и Вавилон мог пасть почти без боя. Но для аравитян зерно было куда как важнее.

— А если он двинется на Гелиополис, к хранилищам?

Командиры дружно принялись возражать, а спустя некоторое время аравийская армия начала дробиться, и Феодосий удовлетворенно хохотнул. Жадный и недалекий варвар принял худшее решение из всех возможных: евреев оставил осаждать вавилонские стены, а сам вместе со своими аравитянами отправился на Гелиополис.