– Вообще-то, у них свое начальство. Не любят, когда мы вмешиваемся. Попробую звякну.

Журавлев ждал, что подполковник скажет свое мнение насчет заявления ТАСС, но не дождался. Осторожно напомнил:

– К нам дня четыре назад проверяющий из штаба приезжал. Он пограничную книгу просматривал. Не докладывал вам?

– Докладывал, ну и что?

– Я записи о состоянии оперативной обстановки каждый день заношу. Не слишком обстановка радует. В хуторах разговоры всякие идут, а германцы, уже не стесняясь, войска, как по шахматной доске, двигают. Вчера лично танки и грузовики километрах в трех от границы видел.

– Танки у нас тоже имеются. Целая дивизия неподалеку сосредоточена.

– Где эта дивизия – непонятно. А немецкие танки под носом.

– Ладно, Иван Макарович, езжай к себе. Занимайся своими обязанностями, – коротко приказал Платонов, прекращая разговор.

И Журавлев поехал.

За тринадцать лет службы он не достиг высоких званий и должностей. Был всего лишь начальником небольшой заставы в капитанском звании. Так сложилось.

Начинал, как и старшина Будько, в Средней Азии. Там прошел такую школу, которую не пройдешь ни в одной академии. Необъявленная война длилась до тридцать первого года.

В Туркестане не принимали Советскую власть и упорно дрались, отстаивая свою прежнюю жизнь. Даже полунищие крестьяне смотрели с нескрываемой враждебностью. За это время понял, что такое настоящий враг и как умело он умеет наносить удары. Получил ранение, гепатит, именные часы за храбрость и был переведен на Дальний Восток. Там было немногим слаще.

Среди сопок на границе с Маньчжурией пролетели еще несколько лет. Там другой, более опасный враг – Япония. В глухомани среди сопок шла необъявленная война, которая вылилась в бои у озера Хасан в августе тридцать восьмого года.

События на Халхин-Голе происходили, когда Журавлева перевели на другую окраину страны, в Западную Украину. Без малого два года уже пролетело. Судя по всему, не миновать столкновения с Германией. Надо бы отправить подальше жену. Хорошо, хоть сына и дочь забрали на лето родители. Поразмыслив, понял, что не разрешат отправить жену. Скажут, что подает дурной пример, паникует. От невеселых мыслей его оторвал голос ездового:

– Товарищ капитан, что в «Правде» пишут? Говорят, войны не будет.

– Говорят… замполит вам все растолкует.

Ездовой хотел что-то спросить еще, но, видя, что начальник заставы не склонен к разговорам, замолчал. Замполит, конечно, растолкует. Он для того и поставлен. Только не легче от этого. Попахивает, как перед грозой.

Следующая неделя пролетела незаметно. Служебные дела не давали слишком задумываться. Жена Журавлева, Вера, к мужу с вопросами не лезла. Хотя, бывая в райцентре, наслышалась разного.

Уехал хозяин лавки Натан, продав ее за половину цены. Очень спешил, но все же выкроил время, попрощался с начальником заставы.

– Спасибо за все, Иван Макарович. До свидания.

– И тебе спасибо. Хорошего помощника теряю.

– Я тебе уже не нужен. И так все ясно.

Уточнять сказанное он не стал.

Увольнения запретили, и Бася сама дважды приходила к Николаю. Глянув на вырытые окопы и укрепления, вздохнула.

– Опять воевать будете?

– Если немцы полезут. Вон их сколько скопилось на том берегу.

– Конечно, полезут, – проговорила девушка и смахнула слезу. – Пропадешь ты, Коля. Бежать отсюда надо. Что вы против германцев с их танками-самолетами сделаете?

– У нас армия посильнее. А насчет бежать, больше такие разговоры не заводи.

– Ну, конечно, ты же храбрый солдат. Одного мужика в тридцать девятом потеряла, тоже воевать рвался. Теперь ты…

Проводил до окраины леса. Постояли, повздыхали.

– Может, в воскресенье, двадцать второго, придешь? Мать обед приготовит, на озеро сходим.

– Конечно, сходим.

В его готовности прийти Бася уловила фальшивые нотки. Поняла, что вряд ли отпустят с заставы. Поцеловались на прощанье, и каждый пошел в свою сторону. Тягостно тянулись эти июньские дни.

Комбату Зимину наконец выделили батарею легких трехдюймовых «полковушек». Об этом он сразу известил Журавлева:

– С меня магарыч. Спасибо за содействие.

– Брось, мелочи все это. Соседи не подошли?

– Пока нет. Командир полка наведывался, обещал подтянуть дополнительные силы.

– Долго он собирается.

Зимин промолчал. Командир полка, из штабных выдвиженцев, по мнению комбата действовал слишком вяло. Все ждал приказов и разъяснений. К Зимину относился неплохо, даже похвалил за добросовестно подготовленную оборону. Лучше бы обругал! Неужели не видит, что один батальон без поддержки соседей, без долговременных огневых точек, сметут первым же ударом.

Для борьбы с бронетехникой подвезли новые противотанковые гранаты РПГ-40. Весили они кило двести граммов и сразу получили у бойцов прозвище «ворошиловские килограммы». Командир полка гранаты хвалил:

– Любой фашистский танк возьмут!

Зимин относился к этим штуковинам скептически. Капризные в обращении, тяжелые. Дальше чем на пятнадцать шагов не бросишь, а главное, пользоваться ими никто не умеет. По плакатам изучали.

– Тренировку бы надо провести, – предложил комбат. – Ящик потратим, зато будем знать, как и что.

– Брось, Григорий Пантелеевич, – воспринял это как шутку комполка. – И так все ясно в инструкции указано. Ни к чему лишний грохот поднимать, да и, не дай бог, ЧП случится.

Командир полка отбыл, а Зимин приказал отрыть для новых гранат отдельную щель. Рванут ненароком десять ящиков, траншеи обвалят.

В воскресенье, 22 июня, должны были состояться спортивные соревнования. Комиссар хотел было вызвать лучших спортсменов пограничных застав на трехдневные сборы, но его осадил начальник отряда Платонов:

– Какие, к черту, сборы! Пусть службу несут. Неспокойно на границе.

– Не накручивай, Алексей Викторович. Может, и соревнования прикажешь отменить?

– Может быть. Сейчас караулы усиленные нужны, а не соревноваться друг с другом, кто быстрее пробежит.

– Ну уж нет, – вскинулся комиссар. – И так разговоры всякие идут. А соревнования и другие мероприятия должны подтвердить стабильность обстановки.

В субботу, как обычно, на заставах устраивали банно-прачечный день. Звонил Артем Ясковец, начальник пятой заставы. Сообщил, что задержали перебежчика, польского солдата. Передавать по телефону все детали разговора с перебежчиком старший лейтенант не рискнул.

– Приезжай на часок в воскресенье, – пригласил он Журавлева. Не удержавшись добавил: – Плохие новости.

– Я хороших и не жду, – отозвался капитан. – Подъеду, встретимся.

Жена Вера запланировала кое-какие покупки в райцентре.

– Ты со мной не поедешь?

– Нет. Но ребята на соревнования собираются, тебя проводят.

– Когда это будет? Мне бы с утра пораньше надо на базар успеть.

Командир саперного взвода Кондратьев тоже решал свои проблемы. Его подразделение оставалось, по существу, безоружным. На тридцать бойцов насчитывалось всего четыре винтовки, которые выдавали караульным. В ответ на просьбы вооружить саперов Кондратьева осаживали:

– Вы что, воевать там собрались? Работы полно, а тебе винтовки понадобились.

– А если провокация со стороны немцев?

– Ты не о провокациях думай, а как лучше укрепления построить.

– Строим, но без оружия нельзя. Мы все же воинское подразделение.

В пятницу настрой начальства изменился. Кондратьеву позвонили и приказали получить оружие. Журавлев выделил ему повозку, и в субботу лейтенант привез винтовки и патроны. Планировал раздать их в воскресенье.

Много чего планировали люди на воскресенье, двадцать второго июня сорок первого года.

Один из самых черных дней в истории России. Как поется в знаменитой песне неизвестного автора: