И Конверс, и Джил ездили наблюдать за вторжением в Камбоджу, и то, что они там увидели, заставило их плакать. Но Конверс лил слезы не над поруганными человеческими чувствами.

– Ты забавный парень, – сказал Иэн. – Но вообще-то, тебе здесь не место.

Официантка, безмятежная за фарфоровой улыбкой, поставила перед ними чашки с рыбой и рисом. В зал вошла группа американских репортеров, сопровождаемых четырьмя филиппинскими рок-музыкантами, стриженными под пачуко[18]. Чем больше пили сакэ торговцы «хондами» и их подружки-японки, тем веселее они шумели.

– Я хочу сказать, – продолжал Иэн, – что люблю эту страну. Для меня она не какая-нибудь поганая дыра. Я состарился здесь, парень. Теперь, когда приходится уезжать, я только и думаю, что об ублюдках вроде тебя в таких вот местах.

– Иногда, – сказала Джил, – ты ведешь себя так, словно открыл эту страну.

– Это шайка извращенцев, – не успокаивался Иэн. – Вы шайка извращенцев. Почему вы не отправитесь в другую страну смотреть, как она погибает? В Бангладеш масса жертв наводнения. Почему не поехать туда?

– Сейчас там сухой сезон, – ответил Конверс.

Мальчишка лет восьми ввел с улицы солдата-вьетнамца в темных очках и с белой палкой; они переходили от столика к столику, предлагая сайгонскую «Геральд». Американские репортеры, сидевшие развалясь за своим столиком позади Конверса, наблюдали за ними.

– Послушай, – говорил один из репортеров, – он видит не хуже тебя. Парень ходит с шестью разными поводырями. Он нанимает мальчишек на рынке.

– Да ну? – удивился другой. – Я думал, он слепой.

– Он каждый день получает чистый аэрвишный комбез. А даже в АРВ не берут слепых.

Когда солдат с мальчиком подошли к ним, Конверс и Иэн купили по газете и не глядя отложили в сторону.

– Я сегодня встретил даму, которая считает, что здесь властвует дьявол, – сказал Конверс.

– Не будь таким недоверчивым, – сказал Иэн. – Я бы на твоем месте проверил – а вдруг и правда.

Джил незаметно разглядывала американских репортеров.

– Эти должны знать, – кивнула она на их столик. – Можем спросить у них.

Конверс обернулся, чтобы взглянуть на репортеров; они были дочерна загорелы, с внушительными мексиканскими усами и ловко орудовали палочками.

– Их это не интересует, – сказал он. – Дьявол реален для индейцев, а для этих ребят он всего лишь очередной косоглазый монах.

Они покончили с рыбой и рисом и заказали еще «Тридцать третьего» пива. Официантка принесла им арахис, в котором ползали крохотные насекомые, похожие на паучков.

– Дьявол? – спросила Джил. – Как думаешь, что она имела в виду?

– Это была миссионерка, – ответил Конверс.

Джил и Иэн ели арахис, спокойно стряхивая насекомых. Конверс обошелся без арахиса.

– Любопытно, что за тип этот Тхо? – проговорила после недолгой паузы Джил. – Что Чармиан в нем нашла?

– Елду с винтом, – хмыкнул Иэн.

Конверс промолчал.

– Полковник АРВ. – Джил задумчиво посасывала орешек. – Интересно, каков он в этом деле?

– Настоящий искусник, – отозвался Иэн.

– Ты правда так думаешь?

– Лучший жеребец к востоку от Суэца, – уверил ее Иэн. – Авторитетно тебе заявляю.

– А я авторитетно заявляю, – не согласилась Джил, – что лучшие трахальщики к востоку от Суэца – это кувейтцы.

– Это если нравятся арабы. Кому-то они нравятся, а кому-то нет.

– У арабов есть такое благословение: «Пусть поэзия твоей любви никогда не станет прозой», – сообщил Конверс.

– Вот так-то! – сказала Джил. – Я за Кувейт.

– Я, – продолжал Конверс, – знаю одного парса из Карачи, который вхож к султану Кувейта. Он его поставщик. Когда султан собирается на соколиную охоту, мой друг-парс снабжает его всем необходимым. Он может достать все на свете.

– Ух ты! – воскликнула Джил. – Мы пустим сокола в беспощадное небо. А ночью, когда лягу спать, он в шатер ко мне шасть[19].

– Точно, – кивнул Конверс, – и ты будешь щекотать ему простату страусиным пером.

Джил мечтательно вздохнула:

– Павлиньим крылом.

Иэн оглянулся на официантку, склонившуюся над жаровней.

– Это откровенный расизм, – заметил он.

– Что делать, – сказал Конверс, – так у них заведено. К востоку от Суэца.

Пол под ногами содрогнулся; Конверса на мгновение охватил знакомый ужас. Когда грохот взрыва улегся, они посмотрели не друг на друга, а на улицу и увидели, что стеклянная витрина исчезла, открыв стоявшую перед ней железную решетку. Еда у всех оказалась на коленях.

– Начинается, – сказала Джил Перси; на кухне кто-то пронзительно ругался, видимо ошпаренный.

Они ползали по циновке, залитой чаем, ища свою обувь. Хозяин, обычно производивший впечатление человека мягкого и интеллигентного, с мрачной яростью пробивался сквозь толпу к выходу; публика начала покидать ресторан, не расплатившись. В дыру, где была витрина, Конверс видел, как сухая белая пыль оседает тонким слоем на мокрый асфальт.

Улица была на удивление спокойна, словно взрыв разрушил плотину и хлынувшая тишина затопила городской шум, который понемногу всплывал на поверхность пронзительными криками и свистками полицейских.

Конверс и чета Перси медленно брели в сторону реки; впереди на углу виднелись четверо американцев-репортеров. Все, похоже, были не настолько глупы, чтобы бежать. На полдороге к перекрестку они прошли мимо продавца газет и его прокатного поводыря, которые стояли как вкопанные. Солдат по-прежнему был в темных очках; мальчик, не отпуская руки слепого, безучастно посмотрел на них. На углу стояла старуха, закрыв ладонями уши, словно внезапно оглохла.

– Это Министерство налогов и сборов, – сказал Иэн.

Когда они свернули за угол, оказалось, что так оно и есть. Улица перед министерством была разворочена; целую секцию бетонной мостовой снесло, обнажив черную землю, на которой был построен город. Дежурные лампочки в подъездах ближних зданий были разбиты, и глаза привыкали к темноте не сразу. К этому моменту вокруг уже выло множество полицейских сирен.

Здание министерства, выстроенное в нелепом стиле Третьей республики, походило на замок слоновьего царя Бабара[20], и останки кованой железной ограды торчали теперь как погнутые зубочистки.

Перед зданием валялись куски обвалившегося балкона, окруженные разбитыми вдребезги скульптурными фигурами Честности, Гражданской Добродетели и Mission Civilatrice[21]. Пока они стояли, глазея на здание, подъехал джип с четырьмя военными полицейскими из АРВ и остановился у тротуара.

Фары джипа выхватили из темноты людей, которые сидели вдоль улицы и вытаскивали впившиеся в тело осколки бетона. Улица была людная, поскольку на ней располагалось множество торговых палаток. Семьи беженцев торговали здесь лапшой с рыбой, а их клиентами были просители, которые весь день стояли в очереди, чтобы попасть в министерство. Ночью торговцы устраивались спать здесь же, среди своих палаток. Поскольку, когда произошел взрыв, здание было пусто, пострадали эти люди, жившие на улице.

Прибывали крытые грузовики с аэрвэшными парашютистами, чтобы перекрыть улицу, и Конверс, Иэн и Джил отступили назад к металлическим ставням на окнах здания напротив. Парашютисты пробирались по обломкам, нервные, как крысы, расталкивая людей стволами своих М-16.

Спустя несколько минут привезли колючую проволоку. Во всех мыслимых ситуациях вьетнамские спасательные службы всегда привозили громадное количество колючей проволоки. Но машин «скорой помощи» по-прежнему не было видно. Солдаты катили бухты проволоки по улице, чтобы перегородить оба конца квартала. Полицейские бродили среди обломков у ограды, светя себе фонарями. Конверс видел, как время от времени лучи выхватывают из темноты невероятно яркие пятна крови.