Громкий звон школьного колокола заставил их замолчать. В следующую минуту воздух наполнился детскими криками и звуками хлопающих дверей. Когда шум затих, Эмма вынула из корзинки принадлежности для рукоделия, скрепила булавкой два разноцветных матерчатых треугольника и стала сшивать их вместе. В свое время Эмма пыталась обучить Уэлкама шитью, но он не смог даже вдеть нитку в иголку.

Уэлкам посмотрел на принесенные во двор ветром желтые осиновые листья, напоминавшие золотые монеты достоинством в десять долларов, и спросил:

— Неужели вы даже не пересчитали эти деньги?

Эмма, не отрывая глаз от работы, покачала головой.

— С какой стати? Нед и Джон пересчитали их на станции, и ты сам при этом присутствовал. Кроме того, у нас совершенно не было времени. От самого Уот-Чира мы почти не вылезали из седел. Помимо всего прочего, кошель был заперт на замок, а ключа у меня не было. Но считай, не считай, а деньги пропали. Деньги Неда, наши с Джоном сбережения, короче говоря, все до последнего цента.

Уэлкам пришел к выводу, что ему сказали правду, и поторопился поставить Эмму в известность о своем полном к ней доверии.

— Я не сомневаюсь в твоих словах. Ты не способна на мошенничество там, где затронуты мои интересы.

— До чего же складно ты сейчас треплешься. Совсем не так, как в «Чили-Квин», — заметил Нед.

Уэлкам расплылся в улыбке.

— Кажется, я уже говорил тебе, что по крови я скорее креол, нежели негр. Кроме того, я получил воспитание в богатом плантаторском доме. Что же до всего остального, то в «Чили-Квин» моими устами говорил сам господь бог, наделивший меня актерским даром, который позволил мне достоверно имитировать старушечью манеру разговора. Если хочешь знать, как актер я ничуть не хуже Эммы.

Уэлкам гордился своей правильной речью, но он научился гладко излагать свои мысли лишь ценой упорного труда. Стоило ему только ослабить самоконтроль, как он снова начинал говорить на языке рабов с плантации.

Все трое снова погрузились в молчание. Эмма и Нед в присутствии Уэлкама все еще чувствовали себя неловко; он испытывал аналогичное чувство. Отрезав нитку ножницами, Эмма вынула из сумки еще несколько матерчатых треугольников и скрепила их булавками, которые она достала из использованной жестянки для леденцов. Вынув вслед за тем из корзинки почти законченный фрагмент лоскутного одеяла, она расправила его на столе и приложила к нему разноцветные треугольники.

— Этот фрагмент будет называться Джорджтаунская головоломка. По названию города. Хотя узор мой и очень мне нравится.

Уэлкам кивнул, одобряя ее работу. Когда Эмма снова принялась за шитье, он некоторое время следил за кончиком ее иголки, который то появлялся, то исчезал в складках материи. Когда ему это надоело, он стал рассматривать двор, отметив про себя, что маргаритки еще кое-где цветут, но огород, который он помогал Эмме вскапывать, находится в запущенном состоянии, поскольку за время их отсутствия за ним никто не ухаживал. Потом он откинулся на спинку стула и посмотрел на горы, с двух сторон подступавшие к городу. Он знал, что будет скучать по горам — да и по Джорджтауну тоже. Здесь они с Эммой и Джоном наслаждались редкими часами покоя. Но так было до смерти Джона. Теперь же для Уэлкама все переменилось. Возможно, Эмма останется в Джорджтауне и по-прежнему будет находить мир и покой в стенах этого дома, но Уэлкам уже все для себя решил — еще до того, как уехал из Налгитаса. В отличие от Эммы, для которой много значило прошлое, он всегда был устремлен в будущее.

Эмма отложила шитье, посмотрела на Неда и уже хотела было что-то сказать, но тут Нед огорошил Уэлкама неожиданным вопросом:

— Как там Эдди?

Этот вопрос неприятно удивил Уэлкама — тем более что исходил из уст человека, который оставил Эдди ради другой женщины. У него не было ни малейшего желания врачевать больную совесть Неда, произнося слова вроде «у нее все хорошо, просто отлично». Поэтому он сказал следующее:

— В тот день, когда ты уехал, она прикончила все запасы виски, которые имелись у нее на кухне, и после полудня уже была пьяна в стельку. И так продолжалось на протяжении пяти или шести дней. Она выпивала первую рюмку с рассветом и заканчивала лишь с наступлением темноты. Пока продолжался этот загул, она не раз ссорилась со своими девицами и даже подралась с ними — в частности, ударом кулака расквасила мисс Белли нос. Под конец она выгнала девушек из заведения и захлопнула дверь. Мисс Тилли, которая легла на пороге и кричала, что никуда отсюда не уйдет, укусил в губу скорпион. Это поубавило у девиц смелости; через некоторое время они сняли осаду и удалились. А на следующий день мисс Эдди объявила, что «Чили-Квин» закрывается.

Эмма явно чувствовала себя не в своей тарелке, и Нед сказал:

— Ты должен был ее остановить.

Уэлкам хотел заметить, что, если бы Нед ее не бросил, Эдди не стала бы пить и дебоширить. Кроме того, Уэлкам все это время только тем и занимался, что пытался ее остановить. Сказал он, однако, другое:

— Полагаю, она и сейчас продолжала бы пить, если бы ее не стало рвать от виски и несвежей баранины, которой она заедала выпивку. А потом у нее разболелась голова, и она послала меня в аптеку за настойкой морфия. Она до такой степени была не в себе, что готова была покончить жизнь самоубийством. И тогда я сказал ей, что ни один бродяга этого не стоит, и она малость успокоилась.

Рассказывая все это, Уэлкам наслаждался от души; однако Нед, слушая его рассказ, то и дело морщился, а Эмма напустила на лицо угрюмое выражение. Тогда Уэлкам решил, что будет лучше для всех, если он не станет особенно распространяться на эту тему.

— Короче говоря, мисс Эдди обдумала мои слова и сказала, что я прав и что с выпивкой надо заканчивать. На следующий день она чувствовала себя уже куда бодрее и отправилась на розыски человека, который мог бы купить «Чили-Квин». По счастью, ей удалось найти торговца, который согласился приобрести ее заведение, с тем чтобы переделать его в закусочную. Получив деньги, она быстро собрала свои вещи, села на поезд и уехала. — Уэлкам посмотрел на Эмму и добавил: — Между прочим, все розы, которые ты высадила на заднем дворе «Чили-Квин», погибли.

— Я рад слышать, что все закончилось благополучно, — сказал Нед. — Куда она уехала?

Уэлкам пожал плечами:

— Она мне не сказала, а я не спрашивал. Тогда я находился под впечатлением полученного от Эммы письма. Более печального известия мне давно уже получать не приходилось. — Уэлкам замолчал, достал из кармана большой шелковый платок и не спеша промокнул глаза. Он злился на себя за эти слезы, но сдержать их не смог. — Когда она уехала, я тоже сел на поезд и отправился к вам.

Эмма кивнула и посмотрела на Неда, который сидел, уныло склонив голову на грудь. Эмма откашлялась и сказала:

— По-моему, мы и дальше можем работать вместе. Тут и думать-то особенно нечего, поскольку все наши деньги пропали и Нед не в состоянии приобрести ранчо в Теллуриде, как он прежде намеревался. Полагаю, ты в курсе, как мы собирались распорядиться этими деньгами? — Эмма посмотрела на Уэлкама, но тот ничего не ответил. Но он знал об этом. Если разобраться, он знал все или почти все, что происходило между Недом и Эммой, как, равным образом, и обо всех их планах. Он не знал только, что с ними приключилось, когда они ездили в Джаспер. Эмма вернулась из поездки какая-то взвинченная, но рассказывать о том, что ее угнетало, не захотела, по причине чего у них состоялся неприятный разговор.

Поскольку Уэлкам продолжал хранить молчание, Эмма, кашлянув, заговорила снова:

— Хотим мы этого или нет, но нам опять придется зарабатывать себе на жизнь прежним ремеслом. — Она со значением посмотрела на Неда. — Я тут краем уха слышала про одного состоятельного человека, который живет в городке Сент-Джордж в штате Юта. Он мормон, и у него три жены… — начала она излагать суть дела.

Но Уэлкам отрицательно покачал головой:

— Я не могу.

— Что значит «не могу»? Не забывай, мы одна команда. Ты, Джон и я не раз уже прокручивали подобные комбинации, и все нам сходило с рук. Просто теперь место Джона займет Нед — вот и все.