— Предупреждаю, если задумала какую-нибудь гадость, лучше сразу наплюй и забудь. Иначе я такое тебе устрою, что своих не узнаешь! Как от черта с вилами будешь от меня улепетывать, вот что. — Глаза у Уэлкам смотрели неласково, и Эмма едва заметно вздрогнула. Временами негритянка ее пугала, и она дорого бы дала, чтобы узнать, какие мысли бродят в этой непутевой голове.

Судя по всему, Джон догадывался, что между ней и Недом произошло нечто необычное. Когда по пути в Пуэбло они остановились у ручья, чтобы набрать воды, Джон, глядя на то, как она наполняет фляги, сказал:

— Думаю, ты ему очень понравилась.

Эмма знала, что нравится многим мужчинам. Это помогало ей в работе, поскольку мужчины редко подозревают в злых намерениях женщину, к которой испытывают влечение. Джон иногда подшучивал над ней по этому поводу, и Эмма охотно смеялась над его шутками. Но на этот раз смеяться она не стала, как и комментировать его слова.

— Возможно, он и тебе самую малость понравился. Что и говорить, непростая это была для тебя работенка, — сказал Джон, так и не дождавшись от нее ответа, но развивать эту тему не стал. Быть может, по той причине, что и сам был не без греха. Эмма полагала, что у него были другие женщины, поскольку мужчина он был темпераментный, а она далеко не всегда имела желание отвечать на его страсть. «Интересно, дал бы он волю своему темпераменту с Эдди, если бы ему представилась такая возможность?» — подумала Эмма. Это было бы только справедливо, учитывая ее собственные чувства к Неду. Впрочем, Эмма сомневалась, что Джон, который обычно ничего не имел против проституток, согласился бы вступить в близость с Эдди. Уж слишком он ненавидел всевозможных «мадам» — то есть ту категорию женщин, к которой принадлежала Эдди.

Неожиданно для себя Эмма пришла к выводу, что любит Неда, и любит по-настоящему. Рядом с ним впервые за многие годы на сердце у нее было легко. Он разбудил в ней чувства, которые, как ей казалось, умерли вместе с Томом. Но все это не имело уже никакого значения. Ей предстояло забыть о нем и вновь похоронить в душе эти чувства.

Эмма посмотрела на закрывавшую окно кружевную штору, пытаясь определить по интенсивности проникавшего сквозь нее света, который сейчас час. По ее расчетам выходило, что еще рано — не больше шести часов утра. Джон, вероятно, вышел распорядиться насчет завтрака или навести справки о свежих лошадях, поскольку тех, которые были приобретены в Тринидаде, они основательно загнали. Возможно, Джон догадается распорядиться, чтобы им в комнату принесли ванну. В представлении Эммы горячая ванна являлась важнейшим составляющим элементом комфорта. Она была бы не прочь поплескаться сейчас в горячей воде, а еще ей хотелось до отъезда из Пуэбло приобрести себе что-нибудь из одежды. Весь ее гардероб составляли мужские рубашка и брюки, которые она захватила из Налгитаса и которые за несколько дней пути насквозь пропотели и запылились.

На минуту она даже подумала, дождаться ли ей возвращения Джона, оставаясь в дезабилье, поскольку испытывала сейчас странное физическое возбуждение. За все время пути они с Джоном не прикоснулись друг к другу — если, конечно, не считать того, что они обнялись при встрече в Уот-Чир. Джону, без сомнения, близость с ней принесла бы радость; а она бы радовалась, глядя на то, как радуется он. Впрочем, чувственные радости, пожалуй, стоило отложить на потом. Неразумно находиться в Пуэбло дольше, чем это необходимо, особенно имея у себя на хвосте Неда, который отстает от них всего на день, а возможно, и того меньше. Джон все рассчитал правильно: выехав из Пуэбло, они должны повернуть на запад и двигаться в западном направлении еще несколько дней. Вот когда они доберутся до Джорджтауна, тогда они смогут наконец немного расслабиться и отметить успешное завершение дела ужином в ресторане гостиницы «Отель де Пари». Тогда она, как того хочет Джон, наденет свое лучшее платье и будет беззаботно веселиться, смеяться и распевать песни. Мысли о доме ободрили Эмму. Конечно, назвать Джорджтаун большим городом было нельзя, но все же он был достаточно велик, чтобы они могли уезжать и приезжать, когда им вздумается, не привлекая к себе внимания. В этом году им с Джоном пришлось ездить по делам больше, чем обычно, и Эмма устала от кочевой жизни.

Обнаружив на брюках дырку, Эмма решила было ее заштопать, по потом подумала, что будет лучше, если она встретит Джона в полной боевой готовности. Надев брюки, она аккуратно заправила в них нижнюю рубашку, в которой провела ночь. На туалетном столике стоял кувшин с водой. Эмма сполоснула рот, потом налила воды в таз и вымыла лицо. Когда она закончила умывание, вода потемнела от грязи. Поскольку захватить с собой гребень Эмма не догадалась, она несколько раз прошлась по волосам сверху вниз пальцами, а потом заплела их в косу, которую приколола шпилькой к макушке. Когда вошел Джон, она как раз натягивала сапоги. Джон торопливо захлопнул за собой дверь, после чего прошел к окну, отодвинул штору и выглянул на улицу.

— Нед здесь, в городе, и активно нас ищет. — Когда Джон к ней повернулся, она заметила, что глаза у него приобрели зловещее выражение. «Уж не собирается ли он, чего доброго, помериться с Недом силами», — с беспокойством подумала Эмма. В душе Джона имелись некие опасные глубины, которые она так и не сумела до конца постичь.

— Где он? — спросила Эмма.

Джон покачал головой:

— Представления не имею. Знаю только, что на конюшне он наводил справки о мужчине и женщине — о женщине в мужской, между прочим, одежде, — которые, по его словам, должны гнать как черти. Он сказал, что эти люди — его друзья, с которыми он должен был встретиться в Тринидаде, но которые оставили ему там записку, сообщив, что будут скакать без остановки до самого Пуэбло. Владелец конюшни, надо полагать, ждал его в скором времени назад, поскольку болтал со мной, как заведенный — должно быть, надеялся задержать до его возвращения.

У Эммы сильно забилось сердце.

— Ты уверен, что это был Нед? — Можно было не спрашивать: она и без того знала, что это он.

— Уверен. Описание, которое мне дали, полностью соответствует. Он пообещал владельцу конюшни пять долларов, если тот поможет ему определить наше местонахождение. Я же сказал лошаднику, что Нед платит неисправно, и сунул ему десять долларов, чтобы он о нас помалкивал.

— А он будет помалкивать?

Джон пожал плечами:

— Конечно, мы можем надеяться, что Нед как приехал, так и уедет, но хозяин конюшни, похоже, порядочная скотина, и я не знаю, можно ли положиться на его слово. В любом случае я не собираюсь здесь сидеть, чтобы это выяснить. Сменив лошадей, я для вида поехал в сторону Денвера, но не уверен, что мне удалось ввести его в заблуждение.

— Мы можем бросить лошадей и пересесть на поезд.

Застилая постель, Нед раздумывал над ее словами.

— На станции нас будет легко выследить. А в поезде еще легче, особенно если Неду вздумается впрыгнуть в состав и прогуляться по вагонам. Нет, я предпочитаю лошадей. Хотя они движутся медленнее локомотива, зато не привязаны к рельсам. На лошадях нам будет безопаснее.

Переговариваясь, они торопливо собирали свои пожитки, которые закатали потом в два одеяла. Взяв с собой скатки и седельные сумки, они вышли из комнаты и спустились по лестнице к главному входу.

— Он, скорее всего, решит, что мы будем выбираться из города окольными путями, — сказал Джон, — поэтому нам есть смысл рискнуть и поехать прямо по Санта-Фе.

— Они привязали свои вещи к седлам, потом вскочили на коней. Эмма с удовольствием пустила бы сейчас лошадь вскачь, но Джон сказал ей, что два всадника, едущие полным галопом, неминуемо привлекут внимание прохожих, и они поехали по улице шагом. Проехав мимо рынка, заставленного бычьими упряжками и фургонами с впряженными в них мулами, они миновали на своем пути почтовую карету, остановившуюся, чтобы выпустить пассажиров, и ехали нога за ногу до тех пор, пока не добрались до начала дороги, уходившей на запад. Тут они разом ударили лошадей каблуками и прямо с места взяли в галоп.