Нед расхохотался и взглянул на Эдди.

— Я, конечно, знал, что у тебя есть пансионерки, но впервые слышу, что «Чили-Квин» — это пансион.

Эдди со значением посмотрела на Неда и одними губами, беззвучно, произнесла: «Молчи».

Эмма смутилась:

— Конечно, это пансион. Ведь «Чили-Квин» берет пансионеров. Как иначе вы могли бы его назвать?

— Борделем, — с ухмылкой сказал Нед.

— Что? — Не столько испуганная, сколько озадаченная, Эмма посмотрела сначала на Эдди, потом перевела взгляд на Неда.

Эдди продолжала подавать Неду тайные знаки, но он явно не обращал на них никакого внимания.

— Вам, моя красавица, пора бы уже понять, в какого рода заведение вы попали, — сказал он Эмме, отодвигая от себя тарелку.

— Нед! — вскричала Эдди, но Нед снова ее проигнорировал. Очень может быть, ему хотелось отплатить ей за полученную ни за что ни про что шишку.

— Вы, мэм, провели сегодня ночь в самом настоящем борделе, — задушевно поведал он Эмме. — А сидящая перед вами Эдди — хозяйка всех здешних шлю… — Он сделал паузу, заметив наконец устремленный на него горящий взгляд Эдди, но тем не менее закончил фразу, несколько изменив финал: — Другими словами, она из тех женщин, которых называют «мадам».

Эмма даже бровью не повела. Правда, кровь мгновенно отхлынула от ее щек, и она так побледнела, что Эдди уже стала задаваться вопросом, не грохнется ли она сию же минуту в обморок. Без сомнения, то обстоятельство, что ее бросили на произвол судьбы на вокзале, угнетало эту женщину куда меньше, нежели мысль о позоре, которым она себя покрыла, проведя ночь под кровом публичного дома Налгитаса. Эдди укоризненно посмотрела на Неда, но тот, казалось, был вполне доволен собой. Углядев на столе каплю пролитого Уэлкам сиропа, он снял ее с клеенки пальцем, который потом не без удовольствия облизал. Эмма некоторое время гипнотизировала взглядом Неда, потом медленно повернулась к Эдди, но та отвела глаза в сторону. Тогда Эмма посмотрела на Уэлкам. Негритянка скрестила на груди руки и добродушно ухмыльнулась.

— Похоже, это известие напугало вас до полусмерти, — сказала она, подмигивая.

Эмма тяжело вздохнула.

— Да, не скрою, я в ужасе, — признала она. — Что теперь подумают обо мне люди?

— А что, интересно знать, они о вас подумают, если узнают, что вы поехали в другой город, чтобы вступить в брак с мужчиной, которого никогда не видели? — с вызовом спросила у нее Эдди.

У Эммы задрожали губы.

— Вы должны были мне сказать, какого рода у вас пансион.

— Стало быть, вы полагаете, что в поезде я должна была встать с места и заявить во всеуслышание, кто я такая и чем занимаюсь? Но это вы ко мне подсели, помните? Кроме того, я вас в «Чили-Квин» не приглашала. Вы, если разобраться, сами ко мне напросились. А я приняла вас, накормила и уложила спать. Кстати сказать, вы мылись в моей ванне. Но, конечно же, этого не заметили. Вы так себя жалели и до такой степени были заняты собой и собственными переживаниями, что даже забыли сказать мне спасибо. — В данную минуту Эдди тоже было очень себя жаль. Стянув пальцами расходившиеся у нее на груди кружева пеньюара, она наклонилась к Эмме поближе, чтобы высказать ей все, что она о ней думала.

Но Эмма заговорила раньше:

— Это правда. Я вела себя невежливо. Но я могу поблагодарить вас сейчас. Спасибо вам за все, что вы для меня сделали. Если в том, что произошло, и есть чья-то вина, то лишь моя собственная.

— Ох, — только и сказала Эдди, которую признание Эммы до некоторой степени обезоружило.

— Прошу также меня извинить, что я купалась в вашей ванне. Я об этом не знала. Но, между прочим, я с самого начала хотела заплатить вам за комнату и стол, и, поверьте, мои намерения не изменились.

— Да бросьте. Я, право, даже не знаю, сколько с вас взять.

— Ну и дела. Что-то я не припомню, чтобы ты, Эдди, прежде отказывалась от платы, — сказал Нед.

— Правда? Но с тебя-то я денег не беру, — бросила Эдди, а потом, сделав паузу, добавила: — Кроме того, я не беру денег с женщин. И уж конечно, не требую платы за еду.

— Я обязательно подыщу себе комнату, — твердо сказала Эмма.

— Что-то я не припомню в Налгитасе никого, кто согласился бы пустить к себе жиличку вроде вас, — сказала Уэлкам. — Если кто и сдаст вам комнату, так только какая-нибудь дурная женщина.

Эмма зябко повела плечами:

— В таком случае я арендую какую-нибудь лавочку и буду там жить. Я, знаете ли, подумываю об открытии шляпной мастерской. Мисс Френч утверждает, что в Налгитасе нет ни шляпных мастерских, ни магазинов.

— Чего-чего? — переспросила Уэлкам.

— Я говорю о мастерской по изготовлению шляп. Мне кажется, у меня неплохо получается шить шляпки, — застенчиво опустив глаза, пролепетала Эмма.

Уэлкам фыркнула и отошла к плите, чтобы подбросить в очаг дров.

— Ежели вы сошьете шляпку вроде той, в какой изволили прийти к нам, никто в Налгитасе ее у вас не купит. Даже шлюхи мисс Эдди не станут носить такие. Верно я говорю, мисс Эдди?

Теперь жестокие слова в адрес Эммы прозвучали из уст Уэлкам. С другой стороны, должен же кто-то был отговорить Эмму от ее смехотворного намерения создать в Налгитасе шляпную мастерскую.

— Не суй нос не в свои дела, — наставительно сказала Эдди, но Уэлкам лишь рассмеялась и спросила, не изжарить ли ей яичницу.

Эдди ничего не ответила и посмотрела на Эмму, раздумывая, как быть с ней дальше. Вопрос этот был далеко не праздным, поскольку Эдди знала только одно место, куда можно пристроить одинокую женщину, — бордель. В неярком утреннем свете Эмма выглядела не так уж плохо. По мнению Эдди, даже лучше, чем она сама в это утро. Эдди не могла отделаться от ощущения, будто Эмма неожиданно помолодела. Кроме того, тело у нее было крепкое и сильное, хотя, по мнению Эдди, назвать ее плоть пышной было бы трудно. Впрочем, Эдди сильно сомневалась, что перспектива стать шлюхой может прельстить Эмму. Предложи она такое, Эмма наверняка посчитала бы это оскорблением, пусть даже в Налгитасе проститутки зарабатывали больше, чем кто бы то ни было, и, уж конечно, гораздо больше модисток. Пока Эдди рассматривала Эмму, та неожиданно подняла голову и улыбнулась, а через минуту начала хихикать.

— Что это с вами? — подозрительно прищурившись, спросила Эдди.

— Я просто попыталась себе представить, как отреагировал бы на все это Джон. Что, интересно знать, он сказал бы, если бы узнал, что первую ночь в Налгитасе я провела в этом, как его?..

— В борделе, — подсказал Нед.

— Вот именно.

— А кто такой Джон? — поинтересовался Нед.

— Мой брат. У него ферма в Канзасе. Это из-за него я не могу вернуться домой. Спросите у нее, она знает. — Эмма кивком головы указала на Эдди.

— Это правда, — подтвердила Эдди, но развивать эту тему не стала. Откинувшись на спинку стула, она потерла кулаками припухшие глаза. Выспаться ей так и не удалось, и, если бы не собравшаяся на кухне компания, она, вероятно, заснула бы сейчас прямо за столом.

— Скажите, мисс Френч, что мне делать?

«Ну почему и эту проблему должна решать я?» — с досадой подумала Эдди, поднимая на Эмму глаза. Сказала она, однако, другое:

— Мы обсудим это. Но сначала я немного посплю, ладно?

Нед зевнул, потом поднялся со стула и потянулся.

— Я тоже иду спать. — Он уже направился в комнату Эдди, но Уэлкам замахала на него руками, а когда он остановился, спросила у хозяйки: — И где же, мисс Эдди, будет спать твой братец? В сарае?

Эдди с недоумением посмотрела на Уэлкам, но потом, сообразив, что к чему, кивнула:

— Ясное дело. — Повернувшись к Эмме, она добавила: — Мой брат всегда ночует в сарае на заднем дворе. Он влез в окно моей спальни, поскольку главный вход был заперт.

— Перестань, Эдди. Она знает, кто ты. И кто я такой, она тоже знает, так что… — запротестовал было Нед.

Эдди встала из-за стола и с такой силой стянула на своем пеньюаре поясок, что стала походить на пуховую перину, свернутую в рулон и перетянутую посередине чемоданным ремнем.