— Как говорится, рациональное зерно в ваших словах есть. Вот поставить бы вас руководить главком, так вы быстро навели бы порядок… — Он прищурился. — А вот у себя вы не можете навести порядка.

— То есть?

— Ведь вы опытное хозяйство, ведь вы проводите научную работу, ведь вы существуете для того, чтобы другие следовали вашему примеру…

— Изволите, Георгий Викторович, говорить совершенную истину. Для того и живем.

— Вот вы представили нам план рубки ухода… Ведь бессмысленный план!

— В каком же смысле бессмысленный?

— Мы недавно сделали порубку для ГЭС. Не успели еще участок сдать, а он зарос осиной. Снова надо рубить. Пятьдесят — шестьдесят лет осина сохраняет корнеотпрысковую способность! Вот вы проведете по своим планам рубки ухода, а вас забьет осина.

Анатолий Анатольевич сказал весело:

— А нас не забьет!

— То есть как это вас не забьет?

— И вас не забила бы, если б вы не были бюрократами!

— Товарищ старший лесничий, нельзя ли поосторожней?

— А к чему нам в таких делах осторожность? Вопрос с осиной давно решен.

— Кем решен?

— Нами. Сиверским лесхозом. Нашим НИИ. Поищите у себя в шкафу. Убежден, найдете весь нужный материал.

— Ну, знаете ли… — начал Софронов и не кончил. Встал, направился к шкафу. Открыл, взял стул, уселся и стал вынимать папку за папкой. Делал все это молча. И Анатолий Анатольевич молчал, только достал новую папиросу.

Одну папку Софронов стал листать и читать. Анатолий Анатольевич подошел к нему. Да, это была та самая папка.

— Ну вот, — проговорил он, — наши отчеты хранятся у вас в отделе «Наука», а производство о них ничего не знает. Отсюда и беда с вашей площадкой под ГЭС.

— Да, в самом деле… есть, — смущенно проговорил Софронов. — В самом деле, чертовщина… Положили и не заглянули.

— А все потому, Георгий Викторович, что это лес. Папку по сельскому хозяйству вы не положили бы в шкаф, не прочитав. Что ж, я вас понимаю, сам я на вашем месте, возможно, согрешил бы подобным образом.

— Спасибо за дружескую амнистию, — вздохнул Софронов, — но вернемся к вопросу о повышенных ставках. С одной стороны, вы имеете на них право, потому что вы опытное хозяйство при научно-исследовательском институте. С другой — не имеете, потому что вы лесхоз.

— Так что же нам делать? Кто-то же должен разрубить этот узел!

После размышлений, кто же имеет власть разрубить этот узел, Софронов сказал:

— Замначальника планового отдела Главсельхознауки Министерства сельского хозяйства Союза.

— Даже весь полный титул произнес! — покачал головой Анатолий Анатольевич. — Вы правы, отправлюсь к нему.

— Сколько времени вы рассчитываете еще пробыть в Москве?

— Георгий Викторович, подо мной земля горит. Завтра бы и на поезд!

— Иные командированные любят проживать в Москве… там театр, там выставка, там еще что-нибудь… А вас прямо припекает.

— В отпуск приеду, тогда не будет припекать.

— Ну-ну, ни пуха ни пера у зама…

Замначальника принял Анатолия Анатольевича. Дело требовало внимательного рассмотрения, а старший лесничий хотел немедленного ответа. Есть же и другие дела у заместителя начальника!

— Конечно, — грустно согласился Книзе, — бесконечное множество дел и обязанностей… но тем не менее разрешите мне…

Вынул из папки бланк со штампом «старший лесничий» и, быстро заадресовав его, написал: «Прошу разъяснить мне: имеем мы право получать по ставкам, указанным в постановлении правительства за номером таким-то от числа такого-то… или не имеем?»

И подал замначальника. Тот взглянул и вернул Анатолию Анатольевичу.

— Вижу, мой посетитель перешел в решительное наступление. Но давайте соблюдать форму. Сначала вы должны обратиться к директору НИИ, он — в Федерацию, из Федерации — уже к нам.

— Вы ошибаетесь… я имею полное право обращаться к вам непосредственно.

— Откуда у вас такое право?

Анатолий Анатольевич не без лукавства посмотрел на начальника.

— Право дала мне наша Конституция. В Конституции сказано: любой советский гражданин имеет право обратиться со своим вопросом в любую инстанцию, и там обязаны ответить ему по существу. Это во-первых. Во-вторых, я, старший лесничий, являюсь по положению постоянным заместителем директора и действовать могу самостоятельно в зависимости от обстоятельств. Я в командировке, и такое обстоятельство налицо. Если ответ будет положительный, на этом моя командировка окончится. Если отрицательный, то дорога у меня ляжет в ЦК, и хотя я беспартийный, но дорогу туда найду и думаю, что там выслушают меня со вниманием.

Анатолий Анатольевич говорил, по своей привычке, неторопливо и обстоятельно, давая своему противнику время учесть все «за» и «против».

Заместитель начальника посмотрел на старшего лесничего, утонувшего в просторном кресле, развел руками и засмеялся. И в эту минуту стерлась грань между начальником и подчиненным. В комнате сидели два советских человека, одинаково заинтересованные в общем деле. Замначальника сказал:

— Согласен. Убедили в своем праве. И даже рад сознаться, что убедили. Ответим вам.

— Прошу сейчас, вот на моем отношении…

— Да что вы! — возмутился замначальника. — Министерство не может писать на таких бумажках. Мы ответим вам по всей форме, на пишущей машинке.

Наутро в назначенный час Анатолий Анатольевич получил ответ. Он был положительный.

В НИИ поступило несколько писем с вопросом, почему опытный лесхоз рекомендует возобновление леса по лиственным породам. Могучие сосновые, кедровые, еловые, пихтовые и лиственничные боры вырубаются, а вместо них — лесхоз как будто не возражает — пусть идет осина, ольха, береза? Вот немцы все свои лиственные леса сменили на еловые. И правильно: ель — королева промышленности!

Эти письма читал работник лесной инспекции и совконтроля Коршунец, который счел эти упреки и недоумения законными, а позицию лесхоза бесхозяйственной и по существу вредной.

Коршунец отличался одной очень важной чертой характера: он всегда во всем прежде всего искал недостатки. Что ж, всякие бывают характеры!

Он потребовал ответа от руководителей лесхоза. Но тут произошел случай, который и ответил на этот вопрос.

Приехала немецкая лесная делегация. Члены делегации, деятельные, знающие люди, обошли и объехали угодья лесхоза, а потом признались, что в Германии они попали в беду.

В Германии, когда выяснилось, что ель дает лучший материал для целлюлозно-бумажного производства, уничтожили разнолесье и развели одни ельники. И вот нежданно-негаданно появились беды… Первая — вредитель… На одной породе он набирал такую силу, что одолеть его было невозможно. Вторая беда… Пожары! Да, да, пожары. Оказывается, в культурном, хорошо обихоженном лесу тоже возможны пожары… А огонь в сплошном хвойном лесу без лиственной преграды — катастрофа.

Гости приехали просить осины. Из лиственных она наиболее быстрорастущая… Дайте нам хорошую осину…

«Вот что нам, лесоводам, нужно помнить, — сообщал Анатолий Анатольевич авторам писем: — сплошные хвойные, из поколения в поколение, леса своими корневыми выделениями, а также опадающей хвоей создают в земле закаменелый слой. Соли образуют слой твердый, подобный цементу, который не пропускает воду. Осина и ее листва тоже виновны в этом. А вот береза, например, своей листвой создает отличный мягкий гумус, который великолепно усваивается. При березовых рощах, при березовых прослойках земля никогда не будет истощаться… Поэтому мы не боимся лиственных пород».

Приехал требовательный начальник. Он ездил по многим хозяйствам, многое там ему не понравилось, а вот в лесхозе многое понравилось, и он почувствовал к его работникам настоящее расположение. И все было бы хорошо, если б не рубки ухода.

По инструкции надо вырубать семнадцать процентов. А в лесхозе в этом вопросе неразбериха. На некоторых участках вырубали не семнадцать, а сорок два процента от массива… А были участки, где и вовсе не производили никакой рубки.