Джон Уэст выступал горделиво, уверенным шагом, иногда помахивая рукой в ответ на одобрительные восклицания и аплодисменты толпы. Он ликовал; этот день принесет ему громкую славу и всеобщую симпатию.

Когда головная часть процессии дошла до конца Бурк-стрит, архиепископ Мэлон вышел из машины и, стоя на крыльце здания парламента, пропускал мимо себя поток людей, восторженно приветствовавших его. Он стоял, выпрямившись, сердце его стучало от радостного волнения. Сегодня великий день, сегодня австралийские католики дали достойный ответ своим противникам; это — свидетельство силы, которая сплотила вокруг него его паству и нанесла удар врагам Ирландии. Когда прошла колонна бывших фронтовиков, архиепископ снова сел в машину и поедал на территорию Выставки, находившейся в нескольких стах ярдах от парламента. Помещение Выставки было до отказа набито публикой еще задолго до того, как процессия двинулась от сборного пункта, и десятки тысяч желающих послушать речи и пение, посмотреть выступления гимнастов и танцоров так и не могли пробиться внутрь.

День своего торжества Дэниел Мэлон закончил саркастическим замечанием. — Мельбурнский муниципальный совет, — сказал он, — обязал нас нести впереди процессии британский флаг. Я не сумел уговорить ни одного ирландца, поэтому пришлось нанять за два шиллинга англичанина.

Джон Уэст завоевал почет и уважение огромного большинства католиков — приверженцев Дэниела Мэлона. В статейках, поносивших ирландское движение, которые печатали «Аргус» и официальный орган Протестантской федерации, его имя всегда упоминалось вместе с именем архиепископа. И точно так же их имена стояли рядом в статьях, которыми католическая пресса отвечала на эти нападки, в многочисленных заметках о дне святого Патрика и в сенсационных сообщениях о поездке архиепископа через Америку в Рим и Дублин.

Портрет Джона Уэста появился в «Католическом альманахе» за 1920 год, а также в специальном издании, посвященном празднованию дня святого Патрика, вместе с портретами архиепископа, героев, награжденных Крестом Виктории, и руководителей ирландского восстания. В хроникальных кинофильмах, посвященных процессии и проводам архиепископа, Джон Уэст тоже фигурировал на первом месте.

На проводах архиепископа хор исполнил «Вернись домой в Австралию», причем было объявлено, что эту песню «мистер Джон Уэст посвящает архиепископу Мэлону». Это была довольно пошлая сентиментальная песенка на популярный мотив. Сам Джон Уэст не смог бы сочинить песню, даже если бы в противном случае ему угрожали живьем содрать кожу. Слова ему написал один обнищавший поэт. Джон Уэст дал ему за это пятьдесят фунтов и на свой счет издал ноты. Песню эту пели на проводах архиепископа и часто исполняли впоследствии в торжественных случаях. Джон Уэст не пытался разуверять тех, кто считал, будто он сам был ее автором.

Накануне своего отъезда архиепископ нанес Уэсту визит. Джон заметил, что Мэлон не в духе, — с тех пор как его вызвали в Рим, он постоянно был в дурном настроении.

В своей прощальной речи Мэлон сказал: — Я еду по долгу службы, чтобы дать отчет о моем руководстве паствой за те немногие годы, что я провел в Австралии, и особенно после смерти моего незабвенного, всеми почитаемого предшественника. Если святой отец найдет ошибки в моей деятельности и в моем руководстве, то я прежде всего отвечу ему, что не добивался этого сана, что меня послали сюда, даже не спросив моего согласия, и что я делал все, что мог, и готов теперь предстать перед судом епископов, духовных лиц и народа Австралии, Если в моей деятельности и есть недостатки, то только такие, каких и следовало ожидать, ибо, повторяю, я не добивался этого назначения, и когда оно все-таки выпало мне на долю, я заранее знал, что такая высокая должность мне не по плечу.

Джону Уэсту показалось, что за этими внешне вызывающими словами кроется страх.

Уезжая из Мельбурна, Мэлон обещал писать Джону Уэсту и просил его приложить все старания, чтобы спасти от ссылки священника по имени Джеспер — он был арестован еще в 1917 году, и сейчас федеральное правительство намеревалось выслать его. Архиепископ объяснил, что он говорил с отцом Джеспером и что, по его убеждению, тот не виновен в преступлении, за которое ему вынесли приговор без суда и следствия. Священника обвиняли в том, что во время войны он будто бы держал сторону Германии.

Джеспер родился в Германии, но родители еще ребенком увезли его в Швейцарию. Окончив духовную семинарию, он приехал в Австралию. Во время войны он открыто высказывался против всеобщей воинской повинности и был на стороне ирландских повстанцев. Один католический священник, служивший в том же приходе, жестоко поссорился с Джеспером и донес на него местным властям. Джеспера немедленно арестовали. Он не был австралийским подданным, и все попытки добиться его освобождения оказались безуспешными.

Священник, донесший на Джеспера, понес наказание, сказал Мэлон Джону Уэсту, но отменить высылку еще не удалось.

Джон Уэст обещал любой ценой добиться, чтобы священника не высылали. Сначала его хлопоты как будто оказались успешными, но вскоре ему пришлось столкнуться с двумя опасными противниками — Перси Блеквудом, лейбористским депутатом от округа Брокен-Хилл, и Джоком Сомертоном, секретарем профсоюза моряков штата Виктория.

Джон Уэст организовал ряд митингов, на которых наряду с ним выступали с речами некоторые профсоюзные лидеры и деятели лейбористской партии. Затем он сосредоточил все свои усилия на том, чтобы добиться от исполкомов профсоюзов моряков и портовых рабочих принятия решений, призывающих моряков отказаться обслуживать тот пароход, на котором отец Джеспер будет отправлен в ссылку. Лидеров профсоюза портовых рабочих уговорить не удалось, но Уолш, секретарь профсоюза моряков, согласился за тысячу фунтов провести соответствующую резолюцию; большинство членов исполкома поддержало ее, ибо Джеспер во время войны боролся против всеобщей воинской повинности. К несчастью, как раз в эти дни состоялся ежегодный съезд профсоюза моряков, который, главным образом благодаря стараниям Джока Сомертона, отменил это решение. Съезд постановил не вмешиваться в дело Джеспера и сохранять полный нейтралитет.

Джон Уэст позвонил по телефону Уолшу и набросился на него с яростной бранью. Уолш, больше всего беспокоясь о том, как бы не потерять свою тысячу фунтов, посоветовал Джону Уэсту повидаться с Сомертоном.

Вскоре Джон Уэст появился в небольшом, очень просто обставленном кабинете Джока Сомертона.

Сомертон сделал вид, будто очень занят. Это был невысокий, весьма плотный мужчина лет сорока пяти, с бычьей шеей, покатыми плечами и широкой грудью.

— Садитесь, — бросил Сомертон, не поднимая глаз.

Джон Уэст, несколько смущенный таким небрежным приемом, опустился на стул.

Сомертон продолжал читать какие-то бумаги. Так прошло не меньше трех минут; наконец он поднял голову и спросил: — Ну?

— Меня зовут Уэст, Джон Уэст. Я…

— Чем могу служить, мистер Уэст?

— Я хочу поговорить с вами о деле Джеспера.

Сомертон, не оборачиваясь, протянул руку, взял с полки книгу в кожаном переплете и принялся листать ее.

— Джеспер, Джеспер… — бормотал он. — На «Д» такого нет. Должно быть, вы ошиблись, мистер Уэст. В описке членов нашего профсоюза такой не числится.

— Вы знаете, о ком я говорю, — об отце Джеспере.

— Ах, об отце Джеспере! — Сомертон говорил хрипловатым басом, с чуть заметным шотландским акцентом. Лицо его было непроницаемо, но Джон Уэст чувствовал, что он насмехается над ним. — Теперь припоминаю. Видите ли, отделение нашего профсоюза в штате Виктория не намерено вмешиваться в это дело.

— Мне случайно стало известно, что только благодаря вам профсоюз изменил свое отношение к отцу Джесперу.

— На последнем ежегодном съезде я действительно настаивал, чтобы наш профсоюз не обременял себя этим делом. По-моему, со стороны членов профсоюза было бы просто глупо бороться за то, что ни им, ни рабочему движению не может принести никакой пользы.