Джон Уэст резко выпрямился, и Фрэнк Лэмменс заметил, как побелели костяшки его пальцев, вцепившихся в журнал.
«…за последние шесть лет грязные деньги Джона Уэста оказывали немалое влияние на выборы в парламенты отдельных штатов и даже в федеральный парламент. Не всегда эта агитация увенчивалась успехом, но неизменно сопровождалась буйством и хулиганскими выходками. У Джона Уэста весьма странные представления о чистоте политических нравов. Он открыто называет некоторых кандидатов „своими людьми“. Когда член лейбористской партии Боб Скотт выступал на созванном им предвыборном собрании, влияние Уэста выражалось столь оригинальным способом, что сторонние зрители не могли удержаться от смеха. Достаточно было задать кандидату каверзный вопрос, чтобы вместо ответа получить по физиономии от ближайшего соседа из шайки Уэста. Трудно себе представить более умилительное зрелище, чем толпа хулиганов, восторженно поддерживающая кандидатуру Скотта и других членов лейбористской партии.
…После назначения Томаса Каллинана на пост начальника полиции борьба с игорными притонами вообще и тотализатором Уэста в частности почти прекратилась…»
В статье подробно описывался захват тотализатора полицией, жульничество на всеавстралийских велогонках и при розыгрыше кубка Каулфилда; заканчивалась она довольно прозрачными намеками на то, что исчезновение Артура Стэси и бомба, брошенная в дом О’Флаэрти, — дело рук Джона Уэста.
Джон Уэст молчал, не подымая глаз. Немного погодя Фрэнк Лэмменс, уже успевший прочесть статью, решился заговорить.
— Мы этого не потерпим, — правда, мистер Уэст?
Ответа не последовало. Помолчав еще с минуту, Джон Уэст наконец поднял голову.
— А что прикажете мне делать? — огрызнулся он. — Рвать на себе волосы?
Лэмменс ничего не сказал. Он считал, что знает своего хозяина наизусть. Когда он такой, как сейчас, жди приказа. Остается только выполнить его. Но приказа не последовало.
— Стану я обращать внимание на такой вздор! — сказал Джон Уэст, сердито передернув плечами.
— Можно узнать, кто это писал, и…
Джон Уэст снова погрузился в молчание. Пока он читал статью, его душило бешенство, но оно успело смениться спокойствием, тем зловещим спокойствием, которое всегда помогало ему наносить ответные удары своим врагам. Но на этот раз у него были другие планы: он решил отложить мщение, выждать. Придет время, и все его враги будут у него под пятой. Он заставит замолчать все газеты. Он будет управлять всей страной. Но покамест он должен выждать. Глупо было бы сейчас нападать на автора статьи, глупо и опасно. Он дождется мщения: все они в свое время поплатятся.
— Что вы на меня уставились?
— Я… я думал…
— Вы думали, я полезу на стенку и подстрелю кого-нибудь? Ничего подобного, я буду ждать. Ждать, слышите или нет? — Джон Уэст ударил кулаком по столу. — Вы думали, я не стерплю этого? Ошибаетесь. Я буду ждать. Я уже все обдумал. Я заткну рот всем газетам. И я буду один править всей Австралией, слышите?
Лэмменс даже рот разинул от удивления.
Джон Уэст умолк и откинулся на спинку стула.
Несколько минут оба безмолвствовали. Потом Джон Уэст наклонился к Лэмменсу и сказал негромко:
— Фрэнк, соберите ребят, и пусть они скупят все номера этой дряни, какие еще имеются в Мельбурне.
— Слушаю, мистер Уэст.
— Еще напечатают — опять скупите.
— Слушаю, мистер Уэст.
Лэмменс ушел, и до его возвращения Джон Уэст просидел неподвижно, угрюмо перебирая в памяти все сказанное в статье.
— Я поручил это дело Ренфри. Он созовет тех, кого удастся найти, и они скупят все номера, — сказал Лэмменс, с непривычной робостью глядя на своего хозяина.
— Молодец, Фрэнк!
Джона Уэста точно подменили: голос его звучал приветливо, почти ласково.
— Видите ли, Фрэнк, нам нужно на время притаиться, — сказал он. — У меня есть план — грандиозный план! Скоро я вам все объясню.
Среди самых бедных и обездоленных людей всегда находятся такие, которым удается разбогатеть единственным доступным для них способом. Начинают они обычно с мелких краж или со службы в полиции в качестве тайных агентов или шпиков; потом, скопив немного денег, принимаются за всякие темные делишки; и наконец, став на ноги, торгуют контрабандным спиртом, содержат публичные дома, дают деньги в рост или букмекерствуют.
Так случилось и с Джоном Уэстом.
Если такой бедняк оказывается человеком хитрым, жестоким и бессовестным, он может стать миллионером. Во всяком случае, в Мельбурне 1893 года для этого имелись все возможности; но уже через пятьдесят лет такая карьера была бы почти немыслима, ибо к тому времени всеми богатствами страны уже владела кучка архимиллионеров.
Джон Уэст не знал, что такое власть и почему люди к ней стремятся, но жадно, хоть и безотчетно, тянулся к ней. Он силился понять, куда пройденный путь привел его. С тех пор как он стал обладателем миллионного состояния, он начал смутно сознавать, что его интересы совпадают с интересами других миллионеров. Его власть — власть классовая. В его руках все источники власти, которыми владеют миллионеры; но у него есть и свои источники, открытые им на его тернистом пути к богатству.
Так в уме Джона Уэста родился новый план, с помощью которого он рассчитывал добиться неограниченной власти.
Уже несколько дней спустя план этот обсуждался на дому у Артура Уэста в несколько странной, но теплой компании: кроме хозяина, присутствовали Дик Брэдли, Боров и Пройдоха Тэннер.
— Вот чего хочет от нас Джек. Что скажете? — спросил Артур Уэст.
Боров вытер свой «пятачок» тыльной стороной руки и сказал:
— Дело подходящее. И это нам не помешает подработать на стороне.
Тэннер сосредоточенно чистил ногти. На первый взгляд он казался обыкновенным бездельником и фатом; но злые, беспокойно бегающие глаза выдавали его истинную натуру. Сифилитик от рождения, он начал свою карьеру конюхом на скаковой конюшне; потом стал жокеем, но располнел, и это занятие пришлось бросить; был «жучком», карманником, взломщиком. Наконец занялся букмекерством для Джона Уэста. Отличился в нескольких «мокрых делах», проявив незаурядные организаторские способности. Он был общителен, приветлив, не лишен храбрости, словом — идеальный вожак юных злоумышленников.
— Что ж, — проговорил Тэннер, — план хорош, куда уж лучше. — А про себя думал: «Для меня в самый раз. Под крылышком Уэста соберу свою шайку. И на него буду работать, и себя не обижу».
Брэдли сидел молча, грузно облокотившись на стол. Он был небольшого роста, но широк в плечах, коренаст; щеки толстые, под глазами мешки; одна сторона его лица столь разительно отличалась от другой, что казалось, будто лицо его склеено из двух разных половинок. Сначала бедность, потом наказание плетьми и тюрьма сделали из него закоренелого преступника. Ходили слухи, что, когда его осудили в первый раз, Брэдли был невиновен. Так или иначе, теперь он стал самым опасным человеком в Австралии, признанным главарем всех уголовников, которому имя Джона Уэста служило залогом безнаказанности.
Брэдли молчал, и все смотрели на него, ожидая, что он скажет. Лицо его, как обычно, не выражало ничего: он способен был убивать и калечить людей с тем же равнодушием к своей жертве, с каким банкир отказывает в возобновлении закладной. Он так и не сказал ни слова. Но этого и не требовалось; все знали: если Дик Брэдли молчит — значит, он согласен.
Так в 1907 году Джек Уэст в сопровождении своего верного оруженосца Фрэнка Лэмменса вступил на путь завоевателя, решив сделаться самым могущественным человеком в Австралии.
После закрытия тотализатора около сотни людей остались без работы, но Джон Уэст не обращал ни малейшего внимания на их жалобы, пока дело не дошло до прямых угроз. Тогда он окружил себя охраной: Боров, Брэдли и Артур Уэст круглые сутки не отходили от него ни на шаг. Он стал бояться сумерек, неосвещенных улиц. Он узнал панический страх перед убийцами, притаившимися за углом. Однажды на него напали трое молодцов; его охране пришлось отстреливаться, и он еле избежал смерти.
